Полное собрание сочинений. Том 80 - Толстой Л.Н.

При ответном письме от 28 ноября П. И. Муцинг-Елисеев прислал свою автобиографию. Толстой предполагал послать ее В. А. Поссе для журнала «Жизнь для всех», но потом передал рукопись В. Г. Малахиевой-Мирович для журнала «Русская мысль», где автобиография напечатана не была. (См. дневник Д. П. Маковицкого, записи 10 и 12 декабря 1909 г. и воспоминания В. Г. Малахиевой-Мирович «В Ясной Поляне» в «Сборнике воспоминаний о Л. Н. Толстом», М. 1911, стр. 174.) Опубликована под заглавием «История моей жизни» в журнале «Жизнь для всех» 1915, 1, столб. 1616 и сл. (имя и фамилия автора изменены на Павел Евстигнеев), Там же опубликовано комментируемое письмо.

* 293. П. Туржанскому.

1909 г. Ноября 17. Я. П.

17 ноября 09 г. Ясная Поляна.

Посылаю книги и очень благодарю за ваше доброе отношение к Соловьеву и радуюсь ему, за него и за вас.1

Печатается пo дубликату подлинника.

Ответ на письмо поручика Туржанского от 11 ноября 1909 года. По поводу письма к нему Толстого (см. N° 241) Туржанский в сочувственном тоне писал о А. Н. Соловьеве и просил книг для себя.

1 Окончание письма в черновике: Полюбивший вас Л. Т.

294. Л. Д. Семенову.

1909 г. Ноября 19. Я. П.

19 ноября 09 г. Ясная Поляна;

Благодарю вас, милый брат Леонид, за ваше хорошее письмо. Часто с любовью и умилением вспоминаю про вас, сказал бы, с завистью, если бы зависть могла быть свободна от недоброго чувства. Чувство же мое к вам всегда самое любовное. То чувство, которое вызывает во мне мысль и воспоминание о вас, это скорее сожаление и раскаяние в том, что, когда я мог, я не избрал того чистого и прямого пути, по которому вы идете, и вместе с тем радость за то, что вы идете по этому пути, и горячее желание о том, чтобы не сходили с него, продолжая делать то лучшее дело и для себя и для многих и многих, которое только может делать человек. Помогай вам бог, в самом прямом смысле этого выражения. Радуюсь тому, что есть такие люди, как которые показывают нам, что мы должны делать и не сделали. И, удивительное дело, чем больше такие люди обличают нас, тем больше их любишь.

Теперь ответы на ваше письмо. То, что вы говорите о выдуманных художественных сочинениях, совершенно справедлива, я всей душой согласен с вами и не могу даже пытаться писать, как прежде, в этом роде — так это мне. чуждо. Если могу что писать в этом роде, то описание пережитого. Насчет пения стихов остаюсь при своем мнении. Не говорю, чтобы это было худо, но думаю, что чтение книг мудрых и святых людей и беседы о прочитанном с большей выгодой для души могли бы заменить или хоть чередоваться с пением. Кроме того, в пении именно божественных стихов есть опасность холодного, внешнего, обрядного отношения к религиозному сознанию. Пение светских, веселых песен я бы предпочел пению стихов.

Со вторым: о приписывании, особенной, исключительной важности не только библии, но и евангелию, я совсем, не согласен. И я не беру на себя смелость убеждать своими доводами такого живущего вполне духовной жизнью, как вы, человека, но, любя вас, очень бы просил вас самому строго и свободно подумать об этом. Вы пишете, что то, что вы извлекаете из этих книг, из непонятных простому уму мест в этих книгах, дает вам веру и силу жить, как вы живете. Вспомните, что чудеса браминизма, буддизма, магометанства, также иносказательно объясняемые, дают веру и силу жизни тем, которые им верят. Во имя таких учений идут на мученичество. Верно знает человек, что то учение, которому он следует, истинно только тогда, когда учение не только доступно по своей краткости и простоте всем людям, но и, несомненно, признается всеми людьми за истину, когда оно одно и то же во всех великих учениях мира и не нуждается ни в каких разъяснениях, толкованиях, иносказаниях, когда оно всё, как сказал Христос и как иными словами, но то же говорили все великие учителя истины, всё оно — в любви к богу, к высшему совершенству и к ближнему, ко всем людям одинаково. Всё же, что сверх этого, то если не губительно вредно, как это часто бывает, то уже наверное не нужно. Вот я сказал, что не буду приводить доводов, а, кажется, привожу их. Оправдание мое, и то отчасти только, в том, что я не привожу доводов о вопросах, в которых мы расходимся, а привожу только общие соображения. Во всяком случае, простите.

О третьем, о ваших мыслях в дневнике, о писаниях сестры Добролюбова и о его книге,1 которую не знаю, очень, очень желал бы прочесть, разумеется, высказал бы свое искреннее суждение и почти наверное получил бы от общения с этим большую поддержку и радость. Укажите мне, где достать книгу Александра. А свои дневники и М. Добролюбовой пришлите, если можно. Между нами не может быть разногласия в том, что одно существенно, а что это существенное лучше не называть, вы знаете это так же, как и я. Еще раз спасибо за письмо.

Братски целую вас.

Л. Толстой.

Печатается по машинописной копии. Сверено с дубликатом подлинника и с черновиком-автографом. Впервые опубликовано в «Летописях», 12, М. 1948, стр. 88—89.

Письмо Л. Д. Семенова в архиве не сохранилось. Вероятно, оно было уничтожено согласно желанию самого Семенова (см. прим. к письму № 232). В дневнике Д. П. Маковицкого записано 19 ноября 1909 г.: «Из полученных сегодня писем особое внимание Льва Николаевича обратило на себя письмо Леонида Семенова о том, в чем он не согласен со Львом Николаевичем». Об этом же письме есть запись в Дневнике 19 ноября (т. 57, стр. 174).

1 Вероятно, Л. Д. Семенов писал о произведении А. М. Добролюбова «Из книги невидимой» (1905).

295. В. Г. Черткову от 19 ноября.

296. П. И. Карпову.

1909 г. Ноября 20. Я. П.

20 ноября 09 г. Ясная Поляна.

Получил вчера ваше письмо, а нынче вашу книгу, и прочел и то и другое с большим удовольствием.

Книга ваша мне понравилась своей смелостью мысли и ее выражения. Для того чтобы высказывать горькие истины «образованным», нужно в наше время гораздо больше смелости, чем для того, чтобы высказывать их правительству. В особенности же понравилось мне в вашей книге то великое значение и та великая будущность, которые вы видите в настоящем деревенском крестьянстве.

Помогай вам бог продолжать ту жизнь, которую вы ведете, отдавая большую долю сил на деревенский земельный труд, а досуг на писание, к которому вы очень способны.

Сколько вам лет, женаты ли вы?

Любящий вас брат Лев Толстой.

Перепечатывается из газеты «Биржевые ведомости» 1909, № 11472 от 17 декабря, где впервые опубликовано. Сверено с дубликатом подлинника и с черновиком-автографом. Подлинник утерян адресатом.

Пимен Иванович Карпов (р. 1887) — писатель, крестьянин Курской губернии. Первая его книга: «Говор зорь». Страницы о народе и интеллигенции, СПб. [1909]. Первый сборник стихов вышел в 1911 году.

При письме от 16 ноября 1909 г. (почт. шт.) Карпов прислал свою книгу «Говор зорь». Он писал Толстому: «Не осудите меня, дорогой учитель жизни, и примите от простого крестьянина книжку о народе, которая, быть может, жалка и несовершенна, но которая написана не чернилами, а кровью, и которую я от чистого сердца приношу на Ваш суд».

На конверте Толстой написал первый вариант ответа: «Получил нынче вашу книгу и прочел ее. Совершенно согласен с выраженными в ней мыслями, в особенности относительно значения и будущности деревенского крестьянского народа».

О книге Карпова Толстой сказал 2 декабря: «У него блестящая манера писания, обвинения интеллигенции с точки зрения крестьянина» (дневник Д. П. Маковицкого). О нем же Толстой говорил с В. Г. Малахиевой-Мирович. «Наверное не читали, — сказал он с негодованием. — Сологубов у нас в Москве читают и Джемсов, а это кому же нужно? Какой-то Пимен Карпов! А вот у него именно и поучиться бы, как писать и что писать».

297. Червотоку.

1909 г. Ноября 20. Я. П.

20 ноября 09 г. Ясная Поляна.

Получив ваше письмо с такими, до дикости, странными для меня мыслями, я решил сначала не отвечать вам, потом подумал, что вы молодой человек, воспитанный, вероятно, в каком-нибудь кадетском корпусе, живущий в темной, военной среде с утвердившимися и извращенными понятиями о вере и нравственности, и я счел своим долгом послать вам несколько книг, которые могли бы вам открыть совсем иной мир, чем тот, в котором вы жили и живете и из которого черпаете свои рассуждения о смертоубийстве. Книги эти я вам и посылаю, но, еще раз подумав о вашем письме, мне вас стало от всей души жалко и захотелось написать вам. Пожалуйста, не обижайтесь этим. Помните, что мне 81 год, а вы, должно быть, еще очень молоды. А главное то, что та жалость, которую я испытываю к вам, связана никак не с неуважением к вам, а, напротив, с искренней к вам, как к заблудшему брату, любовью.

Те обычные рассуждения, которыми вы в своем письме хотите доказать необходимость и законность смертной казни, могут повторяться только среди людей, не думающих своим умом и слепо верующих всему тому, что им выдается за истину. Рассуждения эти не имеют ни религиозного, ни нравственного, ни логического, ни практического смысла. И потому для всякого свободного от обмана и суеверия человека не могут иметь никакого значения.