Отступники (СИ) - Шувалов Антон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Идеальное место, чтобы без оглядки жалеть себя и отдавать жизненную инициативу этому проклятому приживале Визерсу, который ничего не делает, а получает все. Все что принадлежит вам! Принадлежит по праву! Потому что вы как белка в колесе… Сначала этот приработок после колледжа, потом знаешь, такая работа вошла в привычку. Думал, что буду расти… Я метил в это кресло, ну ты знаешь, ловил слова начальства как пес палочки. А потом этот… Как его… Все время забываю его гаденькую фамилию. Как хвост у ящерицы… И… А эта стерва говорила что-то про шалаш и рай, а потом укатила на карете. Еще, да, оставь бутылку… Й-еэк!
И вот вы уже на полу и над вами нависает громила похожий выражением лица на усталого священника, работающего при холерных бараках.
Сложно сказать, сколько барменов и официанток умерло от тоски в Золотой Струе № 13. Во всяком случае, текучесть кадров была ужасающая, из кладовок постоянно пропадали веревки, из посудомоечных — мыло, а крыс тут не случалось уже очень давно, поэтому отрава для них тоже шла в дело.
Нынешний бармен был близок к инсульту. Он походил на подвижный соляной столп, который сомнамбулически натирал тряпочкой чью-то лысину, храпящую на стойке. Кроме этого, сказать о нем было в целом нечего, разве еще то, что сейчас ему предстояло обслужить молодого человека, бодро усевшегося на высокий стул у стойки.
Бодро? — не поверила безнадега.
Да. И мало того, этот молодой человек улыбался. При этом улыбался он не последнему упущенному шансу отыграть закладную на дом, а какой-то милой, сладостной мечте, которая порхала в его черепе. Ее можно было заметить по искоркам, играющим в ясных зеленых глазах, которые смотрели на бармена чуть ли не с любовью.
Какого змея? — рассвирепела безнадега.
И она с мрачной решимостью ударила прямо в центр оптимистического огонька в душе парня.
Бздынь!
К изумлению безнадеги никакого оптимизма в парне не оказалось. Там была другая безнадега, но настолько странная и непривычно пахнущая, что становилось не по себе. Эта, другая безнадега, в ответ на удар местной хозяйки даже не шелохнулась, только звякнула как металлическая болванка. И тут стало видно, что она срослась с волей, такой живучей и стойкой, что ее можно было бы использовать вместо сердца и половины внутренних органов.
Парень даже ухом не повел.
На вид ему было нерестов двадцать пять, он был тощ, почти тщедушен, длинноволос и награжден самыми нелепыми ушами в мире, похожими на люгерные паруса, наполненные стремительным ветром приключений. На плечах он носил горбик, какой бывает у офисных работников. Шею окольцовывал четкий голубоватый след от ошейника. Грубые и решительные черты лица, некогда красная (но теперь скорее розоватая) плотная кожа и прозрачные волосы, выдавали в нем редкого жителя Авторитета — Соленого варвара. Быть Соленым варваром в Гигане, все равно, что быть кусочком скорлупы в яичном пироге. Пока на тебя не наткнулись, все отлично, но стоит тебе попасть на зуб, как разражается такая трагедия, что недоеденный пирог летит к змею, а тебя с мстительной жестокостью растирают в муку чайной ложкой.
В общем, было довольно странно, что этот парень сидел здесь за стойкой в дорогом деловом камзоле, явно чужом, потому что тот висел на нем как сарафан на оглобле. Даже обтягивающие атласные трико, которые были удушливым кошмаром для любых бедер, брюзгливо морщились.
Чокнутый самоубийца, — решила пристыженная безнадега и отправилась глушить жалкие крохи света, пробивающиеся сквозь наслоения копоти на окнах.
Как бы то ни было, парня звали Вилл, и он не был сумасшедшим, во всяком случае, вопли Олечуча он бы не понял.
История Вилла была подходящей для Золотой Струи № 13, однако он не собирался жаловаться, а просто хотел выпить стакан горячего соленого чая перед дорогой в Центральный Порт Ефврата. Там он намеревался украсть любую доступную лодку и отправиться вниз по реке до самого Белкового океана, чтобы там найти своих…
Однако обо всем по порядку.
У-о-о-о-у-у, вот колыхнулись сушеные китовые языки в хижинах старейшин отсека Красных Касаток, щелкнули акульи челюсти, и рыбки в бассейне притаились в черепах гвардейцев Авторитета. Немногие выжили тогда, в предрассветный час, когда не ушло еще в глубинные верзи и трети лавовых кальмарчиков, и свет их ходил над спокойными водами.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})На поселение напали каперы Авторитета.
Их интересовали жемчуга и рабы. И ром. Но, в основном, конечно же, рабы. А жемчуга они все равно потом отдали торговой барке в обмен на ром, который уже упоминался в третью очередь.
С рабами можно было заняться множеством интересных вещей. Например… Ну, например, выгодно их продать.
В то время как все взрослые мужчины и женщины были расстреляны из инфузеров, восемнадцать орущих от ярости подростков в проволочных сетях забросили в пропахшие долгими путешествиями трюмы.
Каперы сбыли их в приморской провинции Хойху и отправились дальше по своим каперским делам, а Вилл и семнадцать его соплеменников оказались в положении экзотичного товара, который больше разглядывают, пробуют на ощупь или незаметно отрезают кусочек на память. Но не покупают. Собственно Соленые варвары не были таким уж редким предложением, но обычно те каперы, которые еще понимали, что ром должен играть в крови, а не наоборот, привозили на торг безобидных послушных туземцев с отдаленных капиллярных островов. И эти туземцы не имели никакого отношения к мускулистым краснокожим мордоворотам. И, уж конечно, никто никогда не занимался продажей Соленых варваров в оптовых количествах.
Да, когда-то Вилл был именно таким. Мускулистым и краснокожим. Хотя ему было всего пятнадцать нерестов отроду.
Замечая, что товар залеживается, работорговец по дешевке сбыл варваров на местную почти легальную арену. Там они довольно быстро заняли лидирующее положение и свели на нет всякую интригу соревнований, чем привели в первобытную ярость местные тотализаторы. Чтобы уровнять шансы варваров калечили и мучили, выпускали на бой со связанными руками или ногами, а иногда вообще спутанных козлом. Против них бились взрослые гладиаторы Авторитета, которые показывали себя не лучше, чем беспомощные братья и сестры Олечуча.
Виллу доставалось больше всех, потому что это был несгибаемый, решительный юноша, который плевался так метко и пронзительно, что его надзиратель окривел в первый же день их знакомства. После этого надзирателю выдали защитные очки и железный телескопический кнут.
Больше всего Вилл переживал за варварок. Неспособность помочь им вызывала в нем такую ярость, что со временем его начали выпускать на арену, только лишив сознания путем мощного удара по затылочной области. Впоследствии девушек купил какой-то султан, мерзкий, как и его божество, Скарабей.
Подозревая, что султан купил прекрасных варварок вовсе не для боевого спарринга (во всяком случае не в буквальном смысле), Вилл стал еще яростнее, чем раньше. Он нарушал правила, бросался на трибуны и пускал к змею заказные бои. Тем же отвечали хозяевам его соплеменники. В конце концов Вилл поднял гладиаторское восстание, которое потом для хроники назвали его именем, чем окончательно разочаровал воротил арены.
После того как Хойху потушили, а восстание вытащили из таверн и бросили обратно в клети, варваров решено было отправить в Гигану, где Церковь практиковала усмирение особо буйных зверей специальными ошейниками. Эти ошейники были сделаны из желез паука-няньки. Натирая шею, они пускали в кровь носителя успокаивающий фермент.
Самый свирепый некуморк становился похож на большую, покрытую волосом морковку.
Спрашивается, кому нужны двенадцать, не считая проданных девушек, морковок в набедренных повязках? Налоговый Акт Гиганы купил их, почти не торгуясь. А все потому, что Соленые варвары всегда великолепно умели считать. Это было у них в крови, вместе с постоянной жаждой и стремлением к звездам.
В общем варвары отлично умели считать и после того, как они радостно пустили слюни, поглаживая новые ошейники, их определили на самую тяжкую, кропотливую и каторжную работу в Акте Налогов. Сведение дебета с кредитом. Ничего страшнее для человека нельзя было выдумать. Люди превращались в уродливые механизмы, без эмоций, идей и отпуска по семейным обстоятельствам.