Грубиян на одну ночь - Мария Летова

Говорить о Миллере с кем бы то ни было для меня все равно, что есть опилки, а говорить о нем с мужчиной, которого я люблю, тем более. Я понимаю, как все это для него выглядит, но я не собираюсь пускать его в ячейку своей памяти, под названием “Миллер”. Не собираюсь объяснять, почему не воспользуюсь этой папкой!

— Все это в прошлом, — выдавливаю из себя.

— Его жена так не считает, — прохладно замечает Стрельцов.

Под кожей на его скулах бегают желваки. Мои собственные щеки покрываются красными пятнами.

— Ты тоже? — спрашиваю холодно.

— Почему я должен думать иначе? Мое место в своей жизни ты определила достаточно четко, — жестко отвечает он.

Сглотнув, бегаю глазами по его профилю.

По чертам, которые я воспроизведу на холсте с закрытыми глазами!

Я трушу. Позорно трушу, не уверенная в том, что он услышит то, что хочу ему сказать. И в том, что вообще должна ему это говорить. Не тогда, когда он вот такой. Уверенный в своей правоте и злой. Уверенный в том, что я влюблена в другого мужчину!

— Глеб…

— Я спешу, — дернув за ремень, пристегивается. — Выйди, пожалуйста, из машины.

Сжав обеими руками руль, смотрит на лобовое стекло.

Может, так оно и лучше?

Я отпущу его на все четыре стороны. К женщине, с которой он сможет завести нормальную семью, которая родит ему детей. Десять лет назад моя попытка родить ребенка закончилась выкидышем на сроке почти в шесть месяцев, после которого я бы не рискнула на вторую попытку, даже зная, что у меня получится забеременеть. У меня не получится. Так мне сказали тогда, и так мне сказали несколько лет назад, когда я нашла в себе силы заняться этим вопросом.

Их было двое. Два мальчика. Я почти придумала им имена.

К глазам подкатывают слезы, и я отстегиваю ремень.

— Пока… — говорю тихо, выходя из машины.

Мои слезы смешиваются с дождем, и это хорошо. По крайней мере, мне не придется объясняться перед отцом.

Глава 43. Марго

Тяну руку и выключаю будильник.

Не задернутые шторы пускают в комнату яркий солнечный свет, и это чертова обманка. За окном ужасно холодно, хоть и солнечно.

Перевернувшись на бок, пытаюсь стащить себя с постели. Нелегкая задача в последние дни. У меня в теле будто пробоина, через которую сливается энергия. Именно так я себя чувствую в последние дни, но, как только за дверью раздается тихое уверенное шарканье, резко сбрасываю с себя одеяло и встаю.

Открываю дверь и перешагиваю сидящего на пороге гладкошерстного бело-коричневого щенка породы, которую я не собираюсь уточнять.

Войдя на кухню, выхватываю из посудомойки кружку и принимаюсь выговаривать своему сидящему за столом отцу:

— Он опять портит двери. Ты же в курсе, что собакой нужно заниматься? Нанять дрессировщика, научить не гадить, где попало? Выгуливать два раза в день! Я все понимаю, у тебя кризис и все такое, но когда он начнет жрать мою мебель, ты оплатишь мне из своего кармана, понятно?

Бросив взгляд на свои старинные наручные часы, он перелистывает страницу журнала с подборкой художественных выставок топ-100 этого года, бормоча себе под нос:

— Еще только семь утра…

— Может, начнешь свой день с того, что повзрослеешь? — тычу в него кружкой.

— Кто эта женщина? — продолжает бормотать. — Верните мою дочь…

— Не вздумай оставить его мне! — предупреждаю его. — Не вздумай! Мне не нужна собака, я отвезу его в лес. У меня нет времени искать ему нового нормального хозяина.

— Я не знал, что воспитал живодерку, — встряхивает страницу.

— Не ерничай! Это моя квартира!

— Мне уйти? — поднимает на меня спокойный взгляд.

Замолкаю, разозленная этим вопросом и его контекстом, хоть сама виновата, что разговор вдруг свернул на такую дурацкую тему, и это неожиданно толкает слезы к моим глазам. Мои эмоции будто взбесились. Я бы решила, что у меня Меркурий не в той фазе, но это здесь ни при чем.

— Нет, — отвечаю, отвернувшись. — Это не обязательно.

— Что ж, я благодарен. Никогда не хотел тебе мешать.

Прикусив язык, наливаю себе кофе.

Клацанье когтей по плитке игнорирую.

— Не стоит так бояться перемен, — слышу назидательный совет. — Бояться ответственности тоже не стоит. По крайней мере, я ее не боюсь.

— Отлично, — прихватив с собой кружку, ухожу из кухни. — Там в коридоре лужа. Прими на себя ответственность!

Час спустя, кутаясь в безразмерный клетчатый кардиган, выхожу из подъезда и надеваю солнечные очки. Чтобы отыскать свою машину среди других припаркованных у подъезда, мне нужно ровно три секунды, потому что ярко-красный глянец, в который она теперь выкрашена, бросается в глаза за километр.

Цвет выбрал отец.

В первую минуту мне показалось, что даже для меня это, черт возьми, слишком, но уже через пять минут я поняла, что это то, чего мне, возможно, хотелось всю жизнь.

Курящий рядом со своим “БМВ” сосед с прищуром провожает мои ноги в черных замшевых ботфортах. Кажется, ему девятнадцать или около того. Родители приобрели для него квартиру прямо над моей, и у этого гребаного мажора очень шумные друзья. Пару раз я вызывала полицию, но это не особо помогает. Гаденыш знает, что я терпеть его не могу.

— Салют, — бросает с усмешкой, посмотрев на мою машину. — Прошлый апгрейд мне нравился больше. Особенно наскальная живопись.

Отвечаю ему средним пальцем и забираюсь в машину.

— Сучка, — слышу его хриплый смех.

— Говнюк… — шепчу, заводя