Реквием в Брансвик-гарденс - Энн Перри

– Мэлори… возможно. – Миссис Питт неопределенно пожала плечами. – Но только не преподобный Парментер. Ему никак не меньше шестидесяти!

Веспасия рассмеялась. Не легким и элегантным смешком, но искренне и самозабвенно.

Шарлотта поняла, что краснеет:

– Я хотела… то есть не хотела… – Она осеклась.

Наклонившись вперед, старая родственница похлопала ее по руке:

– Я в точности поняла тебя, моя дорогая. И скажу тебе, что в тридцать три года шестидесятилетнего считаешь дряхлым старцем, но когда тебе самой исполняется шестьдесят, смотришь на вещи совсем по-другому. Как и в семьдесят – и даже в восемьдесят, если повезет.

Румянец еще не оставил щеки ее гостьи.

– Не думаю, чтобы преподобному Парментеру везло в такой мере, – заметила она. – Он высох, как деревяшка. В его голове одни аргументы.

– В таком случае, если что-то наконец пробудит в нем страсть, результат может оказаться более опасным, – ответила ее собеседница, снова распрямляясь. – Потому что он не приучен к страстям и не обладает достаточным опытом, чтобы контролировать их. Тогда все и в самом деле может закончиться подобным несчастьем.

– Должно быть… – неторопливо проговорила Шарлотта, в душе которой боль мешалась с облегчением. Подобный вариант ответа оправдывал всех остальных, возлагая самое тяжкое бремя на одного подозреваемого. И все же, при всей рациональности этого вывода, она не могла с ним согласиться.

– Я не сумела ощутить в нем даже крохи страсти, – проговорила миссис Питт. – Только сомнение. И хотя бо́льшая часть моей информации о случившемся исходит от Доминика, мне все же кажется, что как раз сомнение и является превалирующей эмоцией в характере преподобного Парментера. Они с Юнити жутко ссорились. И в последний раз страшно поругались перед самым ее падением. Это слышали несколько человек. Понимаете ли, она оспаривала его веру во всем, чему он посвятил свою жизнь. А это вряд ли перенесет любой человек. По сути дела, она говорила, что все его верования ничего не стоят, что они глупы и ошибочны. За подобные слова человека нетрудно возненавидеть.

– Если она действительно пошатнула веру Парментера, тогда он и в самом деле получал основания для ненависти, – согласилась старая леди. – Нет ничего более страшного, чем идея или свобода, которая перечеркивает твою жертву и покорность, когда ты уже не в состоянии ничего исправить. Но, судя по твоим словам, преподобный был далек от этого положения. Он скорее возненавидел бы инициаторов подобной идеи, а не ее последователей? – Она вздохнула. – Впрочем, ты, конечно, права. Наверху лестницы стояла несчастная молодая женщина, а не мистер Дарвин, до которого не дотянуться. Очень жаль. Печальная история.

Веспасия несколько неловко поднялась на ноги. Шарлотта немедленно вскочила и предложила ей свою руку, и они вместе проследовали в утреннюю столовую. Ее наполняли солнечный свет и аромат нарциссов, расцветших в зеленом глазированном горшке. Как раз подали копченую лососину с тоненькими, как вафля, ломтиками черного хлеба, a дворецкий уже ожидал, чтобы отодвинуть от стола стул перед хозяйкой.

Шарлотта почувствовала, что не может не заглянуть еще раз в Брансвик-гарденс. Разум твердил ей, что чего-то нового она там не узнает, однако женщина не обнаруживала в себе способности просто дожидаться развязки. Заглянув в этот дом, она сможет заметить что-нибудь, пропущенное раньше, и это знание поможет ей приступить к действиям.

Вита Парментер встретила ее с заметной прохладцей.

– Как это мило с вашей стороны, миссис Питт, – проговорила она. – Вы щедро расходуете на нас свое время.

«И отнимаете у нас собственное», – это не было сказано вслух, но подразумевалось.

– Семейное родство становится очень важным в трудные времена, – ответила гостья, сгорая от стыда за подобную банальность.

– Не сомневаюсь в том, что вы преданы своему мужу, – произнесла хозяйка с улыбкой. – Однако мы не можем сказать вам ничего такого, чего уже не сообщили ему.

Это было ужасно. Шарлотта залилась краской. Миссис Парментер оказалась куда более серьезной противницей, чем можно было предположить, и она была готова защищать своего мужа с той же решимостью, с какой миссис Питт – Доминика. Молодая женщина ощущала, что подобное поведение достойно восхищения, и более того, на самом деле она отчасти восхищалась им, несмотря на некоторое смущение. Обе дамы стояли лицом к лицу в очень изящной и современной гостиной: невысокая Вита, элегантная в неярком узорчатом синем платье с черной оторочкой, и более высокая – не меньше чем на три дюйма – Шарлотта в прошлогоднем наряде приглушенно сливового цвета, шедшем к ее смугловатой коже и каштановым с рыжиной волосам.

– Я пришла не за тем, чтобы расследовать обстоятельства вашей трагедии, миссис Парментер, – произнесла гостья крайне вежливым тоном. – Я хочу осведомиться о вашем благополучии и предложить любые возможные для меня услуги.

– Я совершенно не могу представить себе ту помощь, которую вы способны нам оказать, – ответила Вита с исчезающей малой долей любезности. – Что, собственно, вы имели в виду?

В подобной ситуации никто и ничем не способен помочь, и обе они превосходно это знали.

Шарлотта посмотрела на хозяйку дома и улыбнулась:

– Я много лет знаю Доминика; в прошлом нам с ним приходилось переживать и трагедии, и трудности. Я подумала, что открытый и прямой разговор с давним другом, с человеком, не замешанным непосредственно в вашей трагедии, принесет ему облегчение.

Она ощутила удовлетворение от подобной формулировки, звучавшей вполне здраво и недалекой от истины.

– Понятно, – неторопливо произнесла ее собеседница, лицо которой сделалось чуть более жестким и холодным. – В таком случае нам следует позвать его и проверить, есть ли у него свободное от обязанностей время.

Она протянула руку к шнурку колокольчика и резко дернула его. До появления служанки хозяйка молчала, а потом просто попросила ее известить мистера Кордэ о том, что явилась его свояченица, желающая разделить его общество – если это для него удобно.

После этого они с гостьей обсуждали погоду до тех пор, пока дверь не открылась и не вошел Доминик. Он явно обрадовался Шарлотте: лицо его немедленно просветлело. Однако она обратила внимание на тени под его глазами и на напряжение, читавшееся в его морщинах.

– Как мило, что ты пришла, – искренне проговорил священник.

– Я волнуюсь за тебя, – ответила его родственница. – Ты так расстроен…

– Как и все мы. – Вита перевела взгляд с миссис Питт на Доминика. Выражение на ее лице переменилось с тех пор, как он вошел в комнату. Взгляд ее сделался мягким, уважение граничило в ее глазах с восхищением. – Должно быть, это самое худшее время в жизни любого из нас.

Она повернулась к гостье с выражением, полностью отрицавшем предшествующую холодность. Лицо ее сделалось настолько невинным, что простушка Шарлотта даже подумала, что сама спровоцировала изначальный отпор каким-либо промахом.

– Однако мы также находим силы в тех, кого не знаем, – продолжила миссис Парментер. – Вы говорили, миссис Питт, что вам обоим пришлось некогда перенести большие трудности. Смею предположить, что вы пережили ситуацию, подобную нашей? Когда вдруг оказывается, что те, кого ты считаешь своими друзьями, людьми сильными и надежными… не обладают теми качествами, на которые рассчитываешь. A люди незнакомые обладают сочувствием, отвагой и – взгляд ее сделался мягким, глаза заблестели – обыкновенной добротой, превосходящей твои представления. – Она не называла никаких имен, однако короткий взгляд, брошенный ею на Кордэ, заставил его зарумяниться от удовольствия.

Шарлотта заметила этот взгляд. Деликатный, льстивый, направленный в самое уязвимое место. Доминик добивался не того, чтобы его считали нужным, интересным, романтичным или умным, а того, чтобы его считали хорошим. Возможно, Вита абсолютно случайно наткнулась на единственную прореху в его броне, однако миссис Питт была полностью уверена в том, что случай здесь совершенно ни при чем. И даже если она захочет предупредить своего зятя, то не сможет этого сделать. Такой поступок сразу окажется жестоким и бесцельным. Он заденет Доминика и восстановит его против Шарлотты. На мгновение перехватив взгляд хозяйки, миссис Питт убедилась в том, что и она также понимает это.

– Вы правы, – согласилась гостья с вынужденной улыбкой. – Вот что остается после того, как раскрываются тайны: новое знание о людях, о наших хороших знакомых. Прежние отношения никогда не восстанавливаются.

– Действительно, подобное просто невозможно, – согласилась миссис Парментер. – Появляются новые долги и… новые обязательства. Происходит поворот во всей нашей жизни. И это делает такой момент настолько страшным… – Она позволила своим словам повиснуть в воздухе и продолжила после паузы: – Тогда пытаешься обрести надежду, а это так больно, потому что так важно… – Посмотрев на Доминика, а затем куда-то вдаль, Вита произнесла уже совсем негромко: – Слава богу, подобные переживания не приходится претерпевать в одиночестве!