Елена Троянская - Маргарет Джордж

— Вот видишь! А тут — не Зевс, всего лишь Парис! Совсем мальчик, и к тому же чужеземец, и, возможно, враг. Я понимаю, он может ослепить женщину, но ты, Елена! Ты должна сохранять ясность ума.

Благодаря Афродите у меня не осталось ума, подумала я. Одни только чувства. Я слабо улыбнулась.

— Да, я знаю, что ты не питала… страсти к Менелаю. В прошлом Афродита разгневалась на Тиндарея. Возможно, она решила отыграться на его дочери. Таковы боги. Но я прошу тебя, принеси ей жертвы, постарайся добиться ее благосклонности. Она услышит твои мольбы и выполнит твое желание.

Нет, жестокая богиня выполняет только собственные желания. Повинуясь непонятному капризу, она призвала меня и наделила своей сокровенной природой. Она исполнила свою прихоть. Теперь я страдаю. Но как сладостны эти страдания! Я вздохнула. Мать проницательно посмотрела на меня.

— О Елена, прошу, не губи себя с этим мальчиком!

Мне хотелось сказать: по крайней мере, он человек, а не… птица! Но я придержала язык. Вместо этого я обняла мать, крепко прижала к себе.

— Мама, — прошептала я, — как плохо, что мы с тобой так похожи. И как хорошо.

— Нет, Елена, нет… — почти беззвучно выдохнула она.

Скажи, а ты хотела бы, чтобы в твоей жизни этого не было? Это главный вопрос.

Да, Елена, хотела бы! Это сломало всю мою жизнь!

— Но тогда и меня не было бы.

Меня поразила эта мысль. Будь на то воля матери, меня выбросили бы из жизни — по сути, как Париса.

Так Парис стал причиной того, что тесные узы, связывавшие меня с семьей, порвались — сначала только в душе. Пока только внутренне я простилась с матерью. Внешне все было по-прежнему гладко, словно фиги катались в меду. Но в душе все изменилось, прежние чувства переродились.

Я стояла в тени колоннады, окружавшей передний дворик. Колонны отбрасывали короткие полуденные тени. Я теребила браслеты, расстроенная словами матери.

Гермиона подошла в сопровождении своей любимой служанки, Низы. Как всегда, при виде дочери я повеселела. Ее длинные кудри, выбившиеся из-под ленточки, ее всегда готовые к улыбке губы — все это наполняло меня радостью. Дитя моего сердца. Может ли дочь понять, что она значит для матери? Может, я несправедлива к своей матери. Может, она и не согласилась бы вычеркнуть из своей жизни встречу с Зевсом, а вместе с тем и меня. Но зачем она так сказала? Чтобы задушить мое чувство к Парису?..

— Парис! — закричала Гермиона, обрадованная встречей с ним гораздо больше, чем со мной.

Он ведь немногим старше ее. Мальчик! Мать называла его мальчиком.

— Здравствуй, моя маленькая подруга! — Здороваясь, Парис опустился на колени перед Гермионой, склонил золотоволосую голову. — Мне не терпится увидеть этих черепах, которых ты так любишь.

— Здравствуй, Парис! — сказала я.

Не вставая с колен, он поднял голову. Наши глаза встретились. Его были янтарного цвета, цвета темного меда, пронизанного солнцем.

— Мы вместе отправляемся в экспедицию, — сказал Парис и встал с колен.

— Да, Гермиона поведет нас.

Я перевела дыхание. Гермиона должна быть с нами. Если нам придется бежать — Гермиона должна быть с нами. Не знаю, почему мне пришла в голову мысль о бегстве.

Бежать из Спарты? Но я царица. Царицы не пускаются в бега. Почему мне пришла в голову эта мысль? Парис ведь не предлагал мне бежать.

Но что еще остается? Он не может на правах гостя жить здесь вечно.

Нет-нет, это невозможно! Я даже затрясла головой, в ужасе от собственных мыслей.

— Мама, ты совсем как одержимая! — засмеялась Гермиона. — Без всякой причины подпрыгиваешь, трясешь головой!

«Одержимая». Да, я одержимая.

Парис рассмеялся звонко.

— Веди нас, мне хочется поскорее увидеть твоих питомцев.

Парис занял место за спиной у Гермионы и оглянулся на меня.

Дорога через царский лес была такой же таинственной, как и сам черепаший питомник. Вершины высоких деревьев смыкались и перешептывались над головой. Первые весенние цветы пробивались сквозь землю, светлея в укромных уголках, где им предстояло раскрыться и отцвести вдали от чьих-либо глаз. Я отпустила Париса с Гермионой вперед, мне хотелось, чтобы они подружились. Я мечтала, чтобы Парис понравился дочери.

Но для чего? Елена, для чего? Какой в этом смысл? Однако грозный зов Афродиты звучал все громче в моей душе, звучал как… водопад, шум которого доносился из леса.

Я замедлила шаг и огляделась в поисках источника этого шума. Звук падающей воды всегда зачаровывал меня. Впереди в лесном полумраке виднелся грот. Странно, что никогда раньше я не замечала его во время лесных прогулок.

Повеяло прохладой. Водный поток мощной струей бился среди камней, образуя овальный водоем, по поверхности которого расходилась рябь. Все вокруг было зеленым, черным и белым: зеленая листва, черная вода, белые брызги пены. Вдруг раздался тот особый плеск, который издают человеческие тела, погружаясь в воду.

Так это приют двух любовников! Я смутилась и тут же посмеялась над собой. Неужели я до сих пор так невинна и наивна? Если шевельнусь, то вспугну их. Исполненная великодушия, я не хотела мешать. Я решила дождаться удобного момента и тихо уйти. Присев за кустарником, я затаила дыхание. Меня только беспокоило, что тропинка, по которой ушли Гермиона с Парисом, дальше разветвляется, и я не буду знать, куда они свернули. Скорее бы уж эти любовники заканчивали свои дела. Я ругала себя за то, что отстала от Гермионы и Париса. Голоса приблизились ко мне, усиленные эхом над водой.

— А я боялась, что ты рассердишься! — говорила женщина.

После некоторого молчания мужской голос ответил:

— Я счастлив! Так счастлив, что не нахожу слов. Наконец-то боги улыбнулись мне. Надеюсь, они пошлют мне сына.

Чей это голос? Неужели Менелая?

— А может, даже двух сыновей! В моем животе без труда уместится двойня.

Женский голос, пожалуй, мне незнаком. Или я его где-то слышала?

— Ну, это слишком большое счастье! Я буду рад и одному!

Да, это Менелай. Ошибка исключена.

Вода в пруду заволновалась, кусты раздвинулись, мелькнули рука, спина. Ничего не соображая, я отпрянула в надежде, что меня не заметят. К счастью, кусты снова сомкнулись, спрятав любовников.

Я вернулась на тропу и побежала, чтобы догнать Гермиону с Парисом. Менелай. Менелай с какой-то женщиной. С какой? Должно быть, она из дворца. Служанка. Девушка, которая прислуживала на пиру, которая подарила Менелаю в плавание шкатулку с замком.

Вместо негодования оттого, что меня предали, вместо ужаса или боли: «Как он смел! За что?» — я почувствовала облегчение, будто камень свалился с плеч. Теперь я свободна. Менелай со своей рабыней освободил меня. Неужели это тоже подстроила Афродита? Как хорошо боги читают в наших душах!

Я бежала без остановки, пока наконец не догнала Париса и Гермиону. Тогда только я остановилась и перевела дыхание.

— Как быстро ты бегаешь! — сказал Парис, глядя на меня. — Туника развевается за тобой, такая белая на фоне темных деревьев. Ты похожа на лесную нимфу.

— Мама бегала быстрее всех, — похвасталась Гермиона и уточнила: — Давно, в молодости.

— И как давно это было? — подмигнул мне Парис. — Много лет назад?

— Перед свадьбой, в пятнадцать лет, я участвовала в соревнованиях и победила. Но после свадьбы мне уже не приходилось…

Я пожала плечами.

— Ты и теперь победила бы всех! — сказал Парис.

— Не знаю.

Мы вместе шли по тропинке. Менелай! Он не выходил у меня из головы. Все мои представления о нем перемешались, перепутались.

Внезапно меня охватила злость на него. Как он посмел так усложнять нашу жизнь? И тут вдруг я расхохоталась. Парис с Гермионой оглянулись. Я сама сгораю от желания, страсти, любви к чужеземному царевичу и обвиняю Менелая в том, что он усложняет нашу жизнь!

Случалось ли какой-нибудь царице воспылать безумной страстью к чужеземцу? Ни одного имени не приходило в голову, но моя голова в тот момент не очень хорошо работала. Страсть Федры к пасынку Ипполиту — которую тоже разожгла жестокая Афродита — не выходила за рамки семьи. Мне не вспомнилось никаких случаев, похожих на мою, пока не свершившуюся, историю. Бедняжка Федра сама покончила с собой, Ипполита убил Посейдон. Но я не покончу с собой, и Парис останется жив. Зачем нам умирать?

— Иди скорее! — махнула мне рукой Гермиона. — И прекрати так глупо смеяться, мама! Если ты не замолчишь, я не покажу тебе черепах.

— Хорошо, моя родная. Ты, однако, забралась далеко от дворца, — ответила я и поспешила за дочерью.

— Мне нужно по-настоящему секретное место. А дяди охотятся по всему лесу, поэтому надо было найти уголок, куда они не заберутся. Тут никто не охотится. Это каменистое место, которое нравится только черепахам.

— Да, они любят камни, — подтвердил Парис. — Возле Трои водится много черепах.