Чародейка - Екатерина Оленева

Законы Тигров просты: кровь должна оставаться чистой, ибо последствия смешения предугадать невозможно. Однако Горивэя не в себя уродилась упрямой, склонной к вызовам и низвержению авторитетов - Наривисс был таким же. И вот результат – вместо мальчиков впервые за тысячу лет у главы клана родились девочки. Ситуация усложнялась тем, что, по странной прихоти судьбы, сёстры-близняшки не унаследовали способности к перемене личины.

- Наривисс, - развивала тему Вияра, - ты не можешь отрицать, что люди по сути своей почти животные. По-крайней мере их мужская половина. Они обращаются со своими женщинами как с ослицами: заставляют их бесконечно рожать детей и носить тяжести!

- Ты плохо знаешь обычаи людей, Вияра, - пожал плечами их отец.

***

Ночь полностью вступила в свои права.

Даже Джайна, лишенная способности перевоплощаться, ощущала Зов. Запахи оглушали, пьянили, делались непередаваемо острыми. Очертания предметов выглядели четче и в то же время лишились красок. Их контуры загорелись холодным голубоватым лунным сиянием.

Большинство присутствующих уже готовились перейти к первой стадии обращения: черты успели заостриться. Изменились глаза: зрачки вытянулись, а радужная оболочка потемнела. Удлинялись ногти. Отдаленное звериное рычание, будто далеко идущая гроза, наполняло комнату предвкушением.

В зале нарастало напряжение, столь же сильное, как и сексуальное, но оно имело другую основу: сила, неукротимое стремление к движению.

Горячая, сухая ладошка Горивэи сжалась на пальцах Джайны. Глаза сестры блестели.

Самым тяжелым было время, когда метаморфы переходили грань, отделяющую одну сущность от другой. Это походило на жажду, которой нельзя найти утоления - полукровки, девушки могли чувствовать Зов, но не способны были дать ему выход. Инвалиды. Недаром в клане их называли проклятыми.

Один за другим меняя форму, тигры покидали Большой Зал.

Вэя обернулась к Джайне.

- Идем? То, что мы не способны покрываться мехом ещё не отнимает у нас возможности наслаждаться ночью.

Ночь! Такая, какой видят её живущие ею, с освежающим ветром, с блеском звезд, с чувством бесконечности и бездонности; наполненная жизнью, движением и красотой. Ночь приняла их в материнские объятия. Как всегда, панорама захватывала.

- Отвратительно быть не такой, как все, - вздохнула Джайна, не отрывая взгляд от желтого звёздного бисера. – И какое это счастье, что нас таких двое. – Выдержав паузу, она поделилась с сестрой сомнениями. - Я вот думаю, что мы будем делать, когда одна из нас выйдет замуж?

- Зачем нам выходить замуж? - откликнулась сестра.

- Потому что таков мир, - пожала плечами Джайна. - Женщина должна выйти замуж, чтобы родить детей.

- И кого мы с тобой родим? Тигра, лишенного шкуры? Ангела с оборванными крыльями? Монстра, в котором за человеческой внешностью станет жить «сердце тигра»? Ради самого же мира, душа моя, нам лучше никогда не выходить замуж.

- А я хочу встретить того, с кем смогу смотреть на звезды так же, как сейчас смотрю на них с тобой. – Упрямо заявила Джайна. - Чтобы он был один-единственный. Навсегда.

- То, что у нас нет ни клыков, ни когтей не меняет истинной сути. Мы хищники, Джайна. И нас не устроит нежное «травоядное», которое «любит, защищает, оберегает».

- Тебя, может и не устроит. Я - другая, - почти с вызовом проговорила Джайна.

- Хочешь, чтобы мое место в твоем сердце занял мужчина? – Ревниво вскинулась Вэя.

- Что за глупости?! Это нельзя сравнивать!

- Разве? Мы есть друг у друга: ты у меня; а я – у тебя. А мужчины? Они существуют для развлечения. Это зеркало, в котором ты видишь себя красивой. Способ досадить другой женщине. Дерево, о которое можно превосходно поточить когти. Возможность получить удовольствие, которое ты по глупости отрицаешь, Джайна, - хороший любовник, это хорошо. Но, понимаешь, с мужчиной нельзя оставаться самой собой.

- Я буду любить тебя всегда, Вэя. – Выдохнула Джайна, сжимая руку Вэи.

- Как и я – тебя. Как иначе? Ведь ты – это такая же «я». Без тебя – я половина; однокрылая птица.

***

Солнечные зайчики путались в складках штор, прыгали по полу, игривыми пятнышками бегали по комодам и шкафам. Темные вершины сосен, виднеющиеся из окна, окутало золотистой дымкой. Высокое небо отличалось поразительной, безоблачной голубизной. День обещал выдаться замечательным. Но не оправдал ожиданий.

Дверь стремительно распахнулась. Казалось невозможным, чтобы Наривисс выглядел бледнее обычного. Но именно так и было.

- Нам нужно поговорить, детка, - тихий голос отца заполнил полупустое пространство. – Я хотел сообщить новость в приватной обстановке, без свидетелей.

Джайна замерла. Такова защитная реакция любого живого существа на опасность: либо нестись, сломя голову, в надежде уйти от погони; либо замереть, слившись с окружающей обстановкой, чтобы лютый зверь тебя не заметил.

- Присядь, дорогая.

Джайна покорно села.

- Догадываешься, о чем пойдет речь, милая? – Мягко спросил Наривисс.

Джайна кивнула, опуская глаза в пол.

- Я должен дать ответ человеческому посланцу. Из всех существ, что встречались мне, ты, мой свет, самая человечная. Если кто-то способен стать достойной королевой людям, это ты, Джайна.

Отец присел рядом. Взгляд Джайны скользил по светлому, ослепительно-холодному рисунку длиннополого кафтана, - будто разводы инея на стекле.

- Ты ведь понимаешь, что не недостаток любви вынуждает меня отдать тебя людям? – Горько спросил Наривисс.

Джайна кивнула.

- Ты всегда была моей любимицей.

Джайна снова кивнула.

Мысль о том, что придется просыпаться в мире, в котором сестры не будет рядом, казалось не просто страшной – не реальной. Это было, как жить дальше без руки или ноги – невообразимо.

Последующие дни летели, будто в тумане. Каждую ночь подвластные зову метаморфы меняли личину, оставляя Джайну и Горивэю наедине. И каждую ночь они говорила об одном и том же:

- Необходимо что-то придумать! Мы не должны разлучаться.

А день разлуки все приближался, приближался. И наконец, наступил.

Он выдался пасмурным и дождливым - дождь зарядил с самого утра.

Наривисс стоял под проливным дождем с непокрытой головой. Одежды налипали на тело. Волосы повисли обвисшими, утратившими жизнь, прядями. Белый барс жался к ногам отца.

Карета дрогнув, тронулась. Джайна отвернулась, чтобы не глядеть в окно.

Видение, словно вспышка: они, смеясь, бегут по родному лесу. Рука сестры в её руке. Но пальцы выскальзывают, невидимая преграда обрывает бег.

Горивэя! Не уходи! Не беги так быстро! Не оставляй меня! Без тебя все бессмысленно…