Введение в философию религии - Майкл Мюррей

Наконец, в возражениях ряда критиков указывается на внутреннюю противоречивость самого представления о не–темпоральной личности, осуществляющей «акты выбора» или совершающей «волевые акты», поскольку и то, и другое предполагает, по–видимому, последовательность событий во времени.

5.3. Доказательства от замысла

В космологических доказательствах за отправной пункт принимается существование зависимых, случайных или не–вечных вещей, после чего и делается вывод, что должно быть некое сверхъестественное существо, чьи силы или способности достаточны, чтобы подобные вещи объяснить. В доказательствах от замысла, или телеологических, за исходную точку берется существование естественных объектов, обнаруживающих в своем устройстве такие черты, наилучшим или единственным объяснением которых может служить целеполагающая деятельность разумных существ.

Аргументы, призванные доказать существование промыслителя из видимых признаков замысла, выдвигались философами, по меньшей мере, со времен Платона. Мы рассмотрим здесь две классические версии этого доказательства и одну более позднюю.

5.3.1. Доказательство по аналогии

Много спорили о том, как именно следует формулировать доказательство от замысла. И вопрос структуры, формы здесь совсем не мелочь, ибо в некоторых своих изложениях данное доказательство оказывается беззащитным перед вполне очевидными и фатальными для него возражениями. Например, мы могли бы начать аргументацию следующим образом:

5.34. Вселенная подобна машине.

5.35. Обычно машины создаются конструкторами

5.36. Вероятно, вселенную создал некий конструктор.

Так нередко строят доказательство от замысла те, кто верит в существование Бога. Но в такой формулировке доказательство оказывается довольно темным. Во–первых, как это понимать — вселенная подобна машине? Во–вторых, даже если вселенная подобна машине, то она, пожалуй, еще более подобна чему–то другому — эксперименту сумасшедшего ученого–садиста, или громадной, холодной, мрачной и безжизненной скале, или… Какая из перечисленных аналогий удачнее и кто это будет определять?

Мы можем сделать доказательство несколько более ясным и строгим, попытавшись найти какое–то характерное свойство, общее для вселенной (или некоторых ее естественных частей) и тех вещей, которые, как нам известно, представляют собой результат замысла, причем в последнем случае общим свойством будет некий бесспорный признак наличия замысла. Если бы, например, наведя наши телескопы на какую–то часть неба, мы обнаружили огромное скопление звезд, образующих надпись: «План этой вселенной создал Бог», то могли бы отсюда заключить, что данная часть природного мира есть плод замысла, ибо: а) у нее есть нечто общее (грамматически правильное предложение) с теми вещами, которые бесспорно представляют собой результат целесообразной деятельности (книги, журналы и так далее), и б) вещи, возникшие благодаря замыслу, обладают этой чертой, именно потому что возникли благодаря замыслу.

Переработанное в подобном духе, наше доказательство будет выглядеть примерно так:

5.37. Существует такое свойство С, что а) некий естественный объект Н (или, возможно, космос как целое) имеет С, б) многие артефакты (например, часы) имеют С и в) артефакты имеют С потому, что являются продуктом замысла.

5.38. Сходные вещи, как правило, имеют сходные же причины или объяснения.

5.39. Следовательно, разумно заключить, что Н имеет С потому, что также является продуктом замысла.

Чтобы это доказательство работало, мы должны точно указать какое–нибудь свойство С, общее для естественных объектов и артефактов, и надежно свидетельствующее о существовании замысла применительно к последним. Нетрудно вообразить сразу несколько кандидатов на роль С: объект обладает сходством с машиной; состоит из машин, встроенных в другие машины; имеет части, точно приспособленные друг к другу, так что вместе они служат определенным целям.

Что же нам думать о посылках данного аргумента? Рассмотрим посылку 5.37. В ней утверждается нечто вроде следующего: некоторые природные объекты и человеческие артефакты сходны в том смысле, что являются машиноподобными; артефакты же подобны машинам потому, что представляют собой продукт замысла. К несчастью, ни одно из этих положений нельзя назвать хоть сколько–нибудь ясным и понятным. Подобна ли машине вселенная? Ответ зависит от того, что именно мы разумеем под «машиной». Если «машина» для нас — это совокупность взаимодействующих частей, сконструированных для выполнения определенного рода функций, то, конечно же, называть «машиноподобной» вселенную значило бы строить аргументацию на том, что само является недоказанным. Мы не вправе использовать такое утверждение как посылку в доказательстве, призванном продемонстрировать лежащий в основе вселенной замысел.

Возможно, машина — это совокупность частей, взаимодействующих правильно и упорядоченно. Но почему мы должны думать, как того требует посылка 5.38, что машиноподобные вещи являются таковыми по сходным причинам? Как подчеркивал Юм и как убедились выше мы сами, некоторые вещи могут быть подобны машинам потому, что являются продуктом замысла, тогда как другие — по той причине, что они представляют собой живые организмы. Отсюда вопрос: чем объясняется машиноподобие вселенной — тем, что она возникла из некоего замысла, или же тем, что она является гигантским организмом?

5.3.2. Замысел как вывод из наиболее убедительного объяснения

Все это демонстрирует нам, как трудно защищать те доказательства от замысла, которые основываются на аналогии. А потому в современной философии религии речь идет главным образом о доказательствах, построенных как «вывод из наиболее убедительного объяснения». Выше мы рассматривали пример, где вы очищали клумбы от сумаха ядоносного, а через пару дней проснулись с красными зудящими волдырями на руке. Все мы согласны: возможно, их появление объясняется не сумахом ядоносным, а чем–то иным. Но ведь каждый из нас признает, что в данном случае всего разумнее возложить вину именно на сумах. Приходя к такому заключению, вы делаете вывод на основе наличных возможных объяснений через выбор самого убедительного из них.

Доказательства подобного типа работают лишь тогда, когда не имеется серьезных конкурирующих объяснений. Если выяснится, что вы не только выпалывали сумах ядоносный вчера, но и боролись неделю назад с человеком, покрытым ветряной оспой, то ваша уверенность в объяснении через сумах ядоносный сильно пошатнется. А значит, при анализе доказательств от замысла мы должны прежде всего установить, чем еще можно было бы объяснить видимые признаки целесообразности в мире.

Самые популярные из альтернативных объяснений — это, с одной стороны, случай, а с другой — эволюция. Как же нам следует понимать объяснения видимых признаков замысла «через случай»? Это означает, что видимые признаки замысла возникли потому, что действия неких первоначальных условий, законов и никем не предусмотренных событий просто–напросто привели к таким результатам. Но ведь подобное вообще нельзя считать объяснением. Услышав такую версию, мы непременно захотим узнать, почему упомянутые условия, законы и события действовали именно так, а не иначе, т.е. почему они привели к появлению видимых признаков замысла. Те, кто ссылается на случай, не способны объяснить, почему существуют данные условия и имеют силу данные законы. А значит, апелляция к случаю ничего ровным счетом не объясняет.

Совершенно по–другому строятся объяснения через эволюцию. Здесь исходят из того, что видимые признаки замысла, во всяком случае в царстве живой природы, нужно объяснять действием общих естественных процессов, а именно генетической изменчивостью и естественным отбором. Изменения появляются у потомства определенных организмов, и если они способствуют адаптации (и могут быть унаследованы), то в следующих поколениях будут встречаться чаще. А значит, надо ожидать того, что организмы будут становиться все лучше приспособленными к своей среде и обнаруживать все более сложные и замечательные качества (может быть, и такие, как сознание и нравственное чувство). Эти сложные качества можно принять за признаки замысла, однако, согласно данной трактовке, подобное впечатление является обманчивым.

Данное альтернативное объяснение чрезвычайно важно в историческом плане, поскольку в пору наибольшей своей популярности (первая половина XIX века) огромное большинство доказательств от замысла апеллировало к области биологии. Но после публикации «Происхождения видов» Дарвина альтернативное эволюционное объяснение стало казаться еще более правдоподобным. Более же поздние варианты тех доказательств от замысла, которые основаны на выводах из наиболее убедительного объяснения, исходят из совершенно иного представления о порядке природы, по–видимому, не поддающегося объяснению в терминах случая и эволюции. К ним мы теперь и обратимся.