Волк. Зрелость. - Виктория Гетто

— Как вам? Сейчас Ума заместитель министра финансов сьере Хье Ушура. А вон, кстати, и он.

Она показала на стоящего вместе с молодой симпатичной женщиной на большом сроке беременности такого же молодого человека.

— Пока чета Ушуров проходила лечение на Светлой Руси, Ума прекрасно справилась со всеми обязанностями, за что получила нашу благодарность…

Тушурка опять заалела от удовольствия.

— И я ценю её не только за талант к счёту, но и за то, что она не сломалась, а нашла в себе силы добиться своего нынешнего положения. От себя добавлю, что муж её очень любит.

Шепнула последнюю фразу уже в ухо Ююми.

Впечатления от встречи были… Скажем так — ошеломляющими. Люди открылись перед саури совершенно с другой стороны. Она и сама подозревала, что не всё чисто с военной пропагандой, но тут… Такие разные! И интересные. В общем, девушка о многом задумалась. Особенно её впечатлила Яяри. У молодой женщины оказалось действительно впечатляющее чувство юмора. Она рассказывала такие смешные истории! По молчаливому уговору никто не касался прошлой жизни друг друга. Только то, что произошло с ними на Фиори. Но и это было потрясающе интересно. А какое было вкусное вино! Ююми никогда такого не пробовала! Но праздники бывают редко, а так же имеют правило быстро заканчиваться. Прошёл и единственный выходной, снова началась учёба. Тяжёлый и упорный труд. Дни пролетали в мгновение ока. Наступил очередной, последний выходной, и лагерь танкистов превратился в сонное царство. Весь батальон спал мертвецким сном. Лишь под вечер из палаток начали появляться одинокие фигуры. Ближе к отбою ожил и весь лагерь. Появились непонятно откуда инструменты, и… Ради такого случая Дмитрий разрешил отбой на час позже. Он понимал, что такой вот вечер просто необходим для личного состава. Звенели гитары, свистели лимы*(* - дудки, саур.), постукивали бубны и маленькие фиорийские барабаны. На импровизированной танцплощадке лихо отплясывали пары, кружась в хайаре — вальсе, отчаянно импровизируя, если напарник или напарница не знали, как танцевать другой, скажем, человеческое танго или саурийский джорг. Но всё как то устраивалось без взаимных обид, само собой, легко и просто. А утром лагерь был поднят по тревоге. Затопали сотни ног, заурчали горелки котлов, поднимая давление, и вскоре первые машины покинули расположение, выдвигаясь к западу от столицы. Быстрое перестроение, колонна уверенно набирала маршевую скорость. Рогов был доволен: ни заторов, ни суеты. Все машины чётко заняли место в строю, уверенно держали дистанцию, не обращая внимания ни на пыль от впереди идущих машин, ни на ухабы и рытвины. Час движения, и батальон прибыл к месту назначения. По команде машины перестроились, выстраиваясь в линию и продолжили движение. В дело вступили управляющие мишенным полем.

— Две цели справа, восемьсот! Орудие правого спонсона, открыть огонь!

Рявкнула пушка, резко запахло сгоревшим порохом. Чуть слышно зашумели вентиляторы, вытягивая гарь из отсека. Столб взрыва вырос чуть левее, метрах в десяти от первой мишени. Послышалось короткое ругательство, и тут же, не дожидаясь команды, орудие громыхнуло вновь. Есть! В разные стороны полетели обломки дерева и полотна. Прямое попадание! Лязгнул затвор, выбрасывая гильзу, снова выстрел, и опять попадание. Дмитрий спохватился — внезапная контратака: чуть левее словно из‑под земли появилось с десяток ростовых мишеней, обозначающих пехоту противника. Торопливо довернул башню, вдавил спуск. Из раструба огнемёта вырвалась струя чадного, грязного пламени. Полотно вспыхнуло, обрисовывая каркас из реек. Тут же ударило правое орудие, что? А, дьявол, пока он отвлёкся на солдат, из‑за холма выехали тянущиеся на тросах громадные мишени, изображающие боевых мамонтов Михонго. Ююми среагировала мгновенно, не дожидаясь команды, и первым же снарядом попала точно в цель. Её поддержала вторая пушка. Ещё два практически синхронных залпа, и все звери поражены. Условно, конечно. Кто знает, на что способны в реальности эти мохнатые гиганты? Но будем надеяться, что снаряд из восемь–восемь сможет остановить вражеских зверей. Так, индивидуальный прогон закончен. Что у нас? Отлично! Практически все отстрелялись на высшую отметку. Конечно, без автоматического наведения и с такой примитивной синхронизацией, при полном отсутствии логических машин с их сопровождением и селекцией цели, это можно назвать чудом. Если бы не опыт куда более страшной войны у солдат его подразделения.

— Закончить упражнение, переходим в построение два!

Отдал он новую команду. Прибавив хода, машины начали вырываться вперёд, образуя клин.

— Уступом! Влево! Все — вдруг!

И опять, выше всяких похвал! Практически мгновенно батальон резко свернул влево на девяносто градусов. Ни заминок, ни потери свого места в строю. Лишь облака пара, вырывающиеся из клапанов, стали гуще, да марево горячего воздуха над теми местами, где стояли котлы, стало сильнее.

— Контратака противника!

Послышался доклад крайнего танка из третьей роты, и верно — едва машины вышли из‑за ряда курганов на открытое пространство, как Рогов едва не выругался: всюду, куда видел взгляд, поле было заставлено мишенями самых разных типов, от носорогов и мамонтов, до изображающих катапульты и пехоту макетов.

— Огонь без команды! Механикам–водителям — пехоту давить, от врага не отворачивать!

Сквозь ровный шум парового роторника Дмитрий разобрал, как его водитель–саури что‑то забормотал про себя. А потом, разобрав слова, чуть не схватился за кобуру, повинуясь рефлексу. Молитва 'фадишь'! '…Светлые Боги, даруйте мне победу! Тёмные Боги, ослабьте всех моих врагов, ибо лишь истинные воины достойны жить! Не щажу я врага своего, ибо жалость — удел слабых. Не прощу я обидчиков своих, ибо прощение свойственно лишь бессильным. Сожгу дома их, истреблю детей их, убью родителей их. Вытопчу поля, срублю их рощи, растопчу их сердце. Кожу их пущу на боевые барабаны, из костей врагов построю себе дворец, а мясом накормлю свои поля. Ибо нет большей радости для воина, чем стереть память о врагах его из памяти Кланов…' Сколько раз он слышал эти слова в эфире? Не сосчитать. Но не каждый из саури имел право на эту молитву. Лишь самые великие клановые воины, на счету которых не одна человеческая жизнь. И дрались эти солдаты не щадя себя и уж тем более, врагов. И, как правило, побеждали. А когда удача была на стороне людей, то размен доходил до сотни к одному… Но сейчас они на одной стороне. Поэтому… Рука убралась с рукоятки оружия. Они на одной стороне. Он постарается забыть кровь, стоящую между ними. Тем более, что сейчас и времена другие, и одна их таких воинов стала его женой. Настоящей, истинной, и любимой. Глубоко вдохнул через стиснутые зубы, на мгновение прикрыл глаза, успокаиваясь. Как водитель танка, этот воин выше всяких похвал. Машина словно плывёт по полю, несмотря на рытвины и колдобины. Поэтому наводчики бьют по целям очень точно. И, пожалуй, сейчас он даже рад, что такой саури у него в подчинении и водит его командирский танк… Учения продолжались ещё восемь часов. Снова стрельбы, перестроения. Обед, во время которого проверялось действие служб тыла и обеспечения: питание, обслуживание и профилактика, заправка и пополнение боезапаса, пока члены экипажей отдыхали. И — первая радость, тщательно скрытая под непроницаемой маской: все экипажи, невзирая на расовый состав и происхождение ели в общем кругу, но одной скатерти, расстеленной прямо на земле, давая возможность механикам из службы обеспечения торопливо проверить механизмы и пополнить запасы топлива и воды в баках танков. После обеда — снова в поле. Предстоял марш в сто километров или лиг длиной. Проверялись выносливость и стойкость экипажей. На улице — жара. Да ещё к накалённой броне добавляются пышущие духотой роторный двигатель и котёл. Вентиляция справляется с трудом, но экипажи держатся, и батальон движется по дорогам и бездорожью, огибая Саль по большой дуге. Уже стемнело, когда танки вернулись в расположение, где их встречали. Из машин вылезали пошатывающиеся, усталые люди и саури. Строились возле своих запылённых машин. К ним бросались механики из ремонтных подразделений, рабочие с завода, все танки тщательнейшим образом осматривались, менялись изношенные узлы, перебирались клапана и золотники, набивались смазкой подшипники. Экипажи же уходили к холму, где проводились общие занятия. Приказ всем сесть. Уже привычно народ распределяется по склону. Но есть и изменения. Теперь они сидят не по принципу 'человек с людьми, а саури — с саури', а по экипажно, по подразделениям. Десять членов одной команды. Взвод — сорок воинов. Рота — сто двадцать.