Синий кобальт: Возможная история жизни маркиза Саргаделоса - Альфредо Конде

Глава третья

В доме в Рибадео тихо. Младших дочерей, полдюжины девочек, появившихся на свет вслед за тремя сыновьями, Шосе, Мануэлем и Рамоном, в доме нет. Франсиска, Гертруда, Антониа, Барбара, Мария Шосефа и Хуана сюда не приехали. Они отправились из Серво со своей матерью в Нижние земли, к своему другу Хосе Андресу Гарсиа. В надежде на его гостеприимство. Сыновья же, охваченные множеством тревожных чувств, по просьбе отца ожидают дальнейших распоряжений в Саргаделосе, созерцая остатки безрассудного варварства, следы катастрофы, страшных беспорядков, разрушивших этот маленький, но цельный мир. Мир, возведенный маленьким богом, жестоким и могучим, всесильным и мудрым Антонио Раймундо Ибаньесом-и-Гастон де Исаба, подарившим жизнь также и им.

К ним и прибыл брат Венансио с точными распоряжениями и ясными мыслями. Он приехал из Рибадео, где почти не задержался, и утверждает, что нужно постараться обратить все во благо духа, сотворившего этот мир, ныне разрушенный. Он говорит, что следует как можно быстрее воссоздать его, принимая все возможные меры предосторожности, изыскивая любые средства. Сыновья Ибаньеса внимают указаниям монаха. Они знают о дружбе, связывающей его с отцом, а кроме того, он дает им иное, новое понимание Ибаньеса.

Он говорит им, что образ событий, который создают священники и идальго, не соответствует действительности, они уже долгие годы занимаются тем, что искажают реальный облик хозяина Саргаделоса. Сыновьям хочется в это верить. И они верят этому. Они все время разрывались между восхищением и страхом перед отцом, а это новое видение дарит им новые чувства. Никто не знает их отца лучше, чем брат Венансио. Поэтому они выражают готовность подчиниться распоряжениям, которые диктует им монах, почти не покидая маленькое помещение в солдатской казарме. Кроме того, дядю Франсиско, управляющего фабрикой, все еще не оставляет глубоко засевший страх. После того как он вернулся из волчьей норы, в которой нашел убежище, из дворца Педросы, где он отсиживался, созерцая вершины Фаральонс и не ведая, что Мануэль Педроса был одним из главных зачинщиков бунта, он все никак не может оправиться от крайнего удивления по поводу того, что остался жив.

Брат Венансио очень хорошо информирован. Ведь и в самой Церкви существуют различные направления, и то, которому принадлежит он, получает сведения, тайно и свободно циркулирующие между двумя группировками, частями одного и того же мистического сообщества, двумя ответвлениями многоликой, но единой корпорации, которую он умеет поставить на службу своему другу. Ему известно, что даже король, движимый состраданием, будет способствовать тому, чтобы хозяин Саргаделоса восстановил свою власть и обрел еще большую, нежели ранее, силу. Каким образом? Это еще надо как следует обдумать, и все это должно найти свое отражение в памятных записках, которые еще предстоит написать, в прошениях, разъяснениях, в благоволениях, кои должно испросить, и в преданности, что предстоит выказывать и подтверждать постоянно, день за днем. И все это должно быть предельно ясно изложено. Антонио Раймундо обладает необходимым умением, брат Венансио сам научил его в теперь уже далекие годы в Виланове-де-Оскос. Находясь в Саргаделосе, с помощью сыновей своего друга и кума Франсиско, он старательно будет помогать ему во всем, в чем только сможет. А у Ибаньеса, пока он в Рибадео, совсем другие заботы.

Дом в Рибадео — это не совсем дворец, скорее особняк в характерном для XVIII века стиле, с четкими линиями и гранями, полностью лишенный сладострастной барочной пышности; все в нем подчинено неоклассической холодности прямых линий и остроконечных решеток. Дом расположен на самом краю города, и оттуда можно увидеть здание таможни, которое повелел возвести он же, Антонио Ибаньес. За таможней находится пристань, и, что вполне естественно, там же взору открывается море. Ибаньесу хотелось, чтобы его дом стоял рядом с морем, в некотором отдалении от всех остальных домов Рибадео, возвышаясь над городком, открытый всем ветрам. На самом верху видна застекленная башенка, грациозно выступающая над тяжеловесным зданием, ибо дом таков: это особняк суровых форм, силуэт которого четко вырисовывается на фоне северного неба, когда встает обжигающее глаза солнце. Башенка, что имеет вид большого фонаря, излучающего в поздний час отблески ума обитающего в ней человека, а может быть, стеклянного колпака, под которым дремлют мысли ее хозяина, придает строению некое изящество, какую-то легкость, невесомость, которой здание было бы лишено, не будь этой хрупкой башенки, будто намеренно созданной, чтобы дарить радость.

Антонио Ибаньес довольно часто поднимается на башенку и обозревает оттуда море. И вот тогда о ней можно сказать, что это излучающий свет фонарь, стеклянный колпак, заключающий в себе зародыш разума. Антонио Раймундо созерцает море и в нем находит самого себя. Отсюда его потребность в одиночестве, свойственном единственному ребенку в семье. И лишь здесь он обретает его, в этой часовенке из прозрачного стекла, куда он удаляется, чтобы размышлять, предаваясь созерцанию горизонта и звездных далей.

Дом в Рибадео построен в неоклассическом стиле, как и подобает его хозяину, но есть в нем нечто свидетельствующее о том, что в этом краю все не так очевидно, как можно предполагать. Искомое равновесие, желанная гармония и обдуманная симметрия главного фасада здания, обращенного на юго-запад, защищенного от морских ветров, но открытого тем, что дуют с ближайших гор, в том числе и с вершины Бобиа, были нарушены путем добавления новой пристройки, служащей основанием для башенки и дополняющей постройку еще двумя большими окнами, отличными от всех остальных, а также широкой лестницей, которая тоже придает совершенно иной вид прежней гармонии. Окна, выходящие на восток, асимметричны уже сами по себе, как асимметричны и мансарды четырехскатной крыши, венчающей здание. Все это превращает особняк в сугубо местное сооружение и характеризует его хозяина как одного из обитателей сих краев, пребывающего в постоянном разладе с самим собой и со своей историей.

Дом в Рибадео погружен в безмолвие. Антонио приехал сюда в сопровождении небольшого числа своих людей на исходе одного из дней этой поздней весны 1798 года. Его семейство разбросано между Саргаделосом и Каррилем, они бежали, спасаясь от беспорядков, бросивших его самого в волны воспоминаний.

Он приехал таким усталым, что даже не поинтересовался работами, которые совсем недавно велел здесь провести. Он даже не спросил, начались ли они. Не спросил он и о том, заняла ли Лусинда соседний домик, который он велел приготовить для нее. Он вошел в особняк и вслушался в населявшую его тишину. Странную тишину, эхом отдающуюся в помещениях, которые, как известно, заполнены тенями и словами, повисшими в воздухе в ожидании, что придет кто-нибудь, кто может понять их; но сейчас эта тишина показалась ему иной. О, этот безмолвный гул, свойственный помещениям, в которых давно уже никто не живет, не имеющий ничего общего с тем, что он услышал, впервые войдя в этот дом в сопровождении своей супруги Шосефы двадцать четыре года назад, когда дети были не чем иным, как обещанием, столь щедро теперь исполненным.

В тот день, когда он вошел в дом в Рибадео в качестве женатого мужчины, работы по его строительству велись уже четыре года. Он начал его строить, когда его собственное дело стало набирать обороты и Маноло Пидре помог подыскать подходящее место для его возведения. Они решили, что дом должен быть рядом с пристанью, поблизости от моря, этого пути к богатству. Было сооружено здание вызывающе великолепное, восхитительное и необычное, нечто совершенно новое и изумительное, надежное и устремленное ввысь. К тому времени Антонио Раймундо еще и трех лет не проработал мажордомом и управляющим имуществом своего друга Бернардо, но отважился не только построить этот особняк, но и нанять архитектора со стороны, члена Королевской академии изящных искусств Сан-Фернардо, приверженца неоклассицизма, вместо того чтобы пригласить местного мастера, привыкшего к барокко с его галисийской волнистостью, столь же причудливой, сколь и чарующей, настолько же пышной, насколько сурова и строга архитектура, которую демонстрирует теперешнее сооружение. Это был настоящий скандал. Откуда взял деньги этот столь еще молодой человек?

Да, он действительно был еще очень молод, ему едва исполнился двадцать один год. Еще и четырех лет не прошло, как он стал управляющим всем имуществом дома Гимаран, а уже оказался в состоянии бросить этот вызов, оскорбивший здешних идальго, привыкших управлять городом в соответствии с семейным правом, привилегией, дарованной им Богом, которую они ревностно и осмотрительно передавали по наследству, лишь в редких случаях и очень осторожно наделяя ею некоторых избранников. Когда Ибаньес возвел это чудо, немало голосов приписали ему отсутствие верности по отношению к его хозяину и другу Бернардо Фелипе, пребывающему ныне в королевском граде Мадриде и, возможно, даже изгнанному из дома пришлым любителем дорогих кафтанов вызывающих расцветок.