Американская кузина - Доун Линдсей

Соррел с удивлением посмотрела на него, только теперь понимая, что совсем не знает этого человека, по крайней мере, не знает, каким он был в другой своей жизни, пока не стал элегантным маркизом. Его нарочитый оптимизм устыдил ее, и она горделиво выпрямилась.

— Тогда не имеет смысла терять время. Мне все еще надо осмотреть вашу рану, а для этого нужен свет, нужен огонь и немного горячей воды, не говоря уже о сухой одежде, если нам, конечно, удастся немного подсушиться.

Соррел показалось, что он поцеловал ее в голову, хотя она не была в этом уверена.

— Вот это по-моему! Горячую воду и теплую одежду вы получите, это точно, но насчет раны не беспокойтесь. Я куда сильнее, чем вы думаете. Господи, если я не умер, когда был ранен на войне и ночь провел во рву с протухшей водой, скрываясь от французов, уж от такой царапины я ни за что не умру. Если хотите знать, я еще ни разу не чувствовал себя так замечательно с тех пор, как перестал воевать.

На это Соррел ответила с нескрываемой насмешкой:

— Вот уж не сомневаюсь. Жаль только, моя тетя этого не знала, когда мучилась, придумывая, чем бы вас еще развлечь. Но, с другой стороны, откуда ей было знать, что для настоящего веселья вам нужна дырка в плече и холодная грязная хижина вместо теплой спальни. Он рассмеялся.

— Правда, похоже.

Маркизу удалось разжечь огонь, и он горделиво поглядывал кругом. Соррел же решила, что при свете хижина стала выглядеть еще хуже, потому что была не только грязной, но и почти пустой. Окна заколочены, в камине кучка холодного пепла.

Однако маркиз не унывал. Он зажег лучину и поставил перед ней стул.

— Ну, мисс Кент, если вы соизволите присесть к огню, я вам покажу, какими уютными будут наши апартаменты.

Это было слишком.

— Ничего подобного. Это вы будете сидеть, а я разожгу камин и потом осмотрю вашу рану.

Соррел видела, как он сверкнул глазами.

— О, мне отлично известно, что мисс Соррел Кент из Америки привыкла всем помогать и всех поддерживать, но не умеет позаботиться о себе. На сей раз вам придется признать, что я не такой, как другие. Вы замерзли и вымокли и, как бы ни храбрились, все еще не пришли в себя после пережитого потрясения, поэтому позвольте мне, для разнообразия, позаботиться о вас. Садитесь, будьте хорошей девочкой, и чтобы я больше не слышал никаких глупых возражений.

Соррел беспрекословно подчинилась.

Глава двадцать первая

Однако ее покорность была временной.

— Но…

Маркиз взял ее замерзшие руки в свои, как ни странно, теплые и терпеливо проговорил:

— Никаких "но". Вы займетесь моей раной, когда мы оба согреемся. Я позволил вам пуститься на поиски приключений, потому что сглупил, думая, будто вы мне доверяете. А теперь вам придется поучиться послушанию. Иногда это невредно. Выпейте это. Свет у нас уже есть, настала пора подумать о том, как вас согреть.

Соррел было запротестовала, потому что ей совсем не хотелось пить бренди. Одного раза было вполне достаточно. Но она только посмотрела ему в лицо и послушно отпила глоток, дернувшись, как от ожога.

Однако она не отрицала, что ей было приятно в первый раз в жизни стать объектом чьих-то забот.

— Вот это по-моему! — одобрительно вскликнул маркиз и опять поцеловал ее в голову, после чего рассмеялся. — Не делайте такое лицо. У меня отличный бренди. Знаю, вам он не нравится, но согреться-то надо.

Соррел думала, что ей уже никогда не согреться, так она промерзла. Однако она боялась, что угодила из огня да в полымя, потому что увидела в его намерениях куда больше, чем он сам догадывался. И она твердо сказала:

— Я вам подчиняюсь… пока. Но бренди нам еще понадобится, когда я займусь вашей рукой. А если вы меня споите, то я ничего не буду соображать.

Он театрально вздохнул.

— Я уже вам говорил, что придется вам научиться доверять мне. Что же насчет соображения, то мне начинает казаться, это неплохая мысль, если в этом состоянии вы более послушны. Если бы кто-то из моих подчиненных посмел разговаривать со мной и противоречить мне, как вы, я бы тотчас отправил его под трибунал. А теперь делайте, как вам говорят, и вам скоро станет лучше, обещаю.

С этими словами он ушел обратно под дождь. Ей бы надо было протестовать и идти самой, но вместо этого она отпила бренди и почувствовала, как по ее телу начало растекаться тепло. Маркиз оказался прав. Знал он это или не знал, но он произнес магические слова. По какой-то причине он словно забыл, что она совсем не такое хрупкое и беспомощное создание, как ее мать или кузина, которых надо носить на руках и беречь, как драгоценную хрустальную вазу.

Однако временами совсем неплохо быть такой хрустальной вазой. Вскоре, однако, он вспомнит о том, что она сильная и сама может о себе позаботиться, и поймет свою ошибку, Но искушение было слишком велико.

Маркиз тем временем ничем не показывал, что осознал ошибку. Он быстро возвратился с отсыревшими ветками и полешками, и Соррел должна была признать его искусство, когда она все-таки развел огонь, и, кстати, без особого труда. Правда, он берег левую руку, и Соррел испугалась, что рана опять стала кровоточить.

Как только огонь стал ровным, маркиз поднялся с колен и отряхнул ладони.

— Теперь надо подумать, — проговорил он как ни в чем не бывало, — как бы нам высушить ваше платье.

Однако послушанию Соррел тоже был предел, и она твердо возразила:

— Ну нет, теперь нам надо подумать о вашем плече.

Он с любопытством посмотрел на нее и, ни слова не говоря, обнажил плечо. Соррел с облегчением вздохнула, когда увидела небольшую ранку, но все же недовольно сказала:

— Этого я боялась. Она опять кровоточит. Надо ее почистить и перевязать заново. У меня нет ни тени сомнения, что хирург прикажет пустить кровь. Завтра пораньше с утра надо будет послать за ним. Но и тогда не поручусь, что вы не заработаете лихорадку.

— Чепуха! Из-за этой ерунды? А насчет кровопускания, хирург пусть говорит, что хочет, я их порядком навидался и не верю ни одному из них, но, будьте уверены, я его к себе и на шаг не подпущу. Зато я верю вам. Перевязывайте, и покончим с этим. Кстати, вы обратили внимание, как я послушен, моя дорогая Соррел? Учитесь!

Бренди сделал свое дело, и Соррел почти совсем пришла в себя.

— Вы это называете послушанием? — переспросила Соррел; принимаясь за работу. — Помните, у меня богатый опыт в перевязке, и я знаю, что говорю. Больно? — спросила она, заметив, что он поморщился, когда она промыла рану бренди.

— Совсем не больно, — солгал он. — Расскажете мне когда-нибудь о том, как вы воевали? Мне бы хотелось послушать.