Кровь, золото и помидоры (СИ) - Распопов Дмитрий Викторович

— Вот, — я поставил корзинку перед торговцем и он с моего разрешения стал сам вытаскивать из неё разноцветные стеклянные бусы, ножи, наконечники для копий, топорища, а также бутылку вина обёрнутую соломой. Причём первое, что его изумило, эта сама стеклянная тара, а вовсе не её содержимое, но когда я, откупорив бутылку, налил ему попробовать, глаза его едва не выпали от крепости и вкуса вина.

— О-о-о, что за напиток богов сеньор Витале?! — изумился он, пробуя ещё и ещё.

— Вино, — я пожал плечами, — из чего его делают, у вас в стране не растёт.

— Изумительный, крепкий и насыщенный вкус!! — продолжал он напиваться, так что его ощутимо развезло от градусов напитка.

Поэтому я предложил ему посмотреть и другие предметы. Он, только допив в одного целую бутылку, стал осматривать остальное, вскоре подняв на меня пьяный, замутнённый взгляд.

— Меня интересует всё, но прежде чем давать вам ответ, в свете озвученных возможных сложностей, могу я купить у вас эти вещи, чтобы показать их своим компаньонам?

— Вы меня обижаете Ах-Боб, — я удивлённо покачал головой, — если мы придём к соглашению, сумма сделки будет такой, что затмит все ваши прошлые прибыли, так что просто берите и принесите мне ответ.

— М-м-м, — замычал он, смутившись, — господин Витале, а можно будет получить ещё одну бутылку, того напитка, чтобы дать попробовать его другим?

— Думаю после обеда, если вы составите мне компанию, я сразу дам вам ещё три, чтобы можно было угостить больше заинтересованных, — с каменным лицом ответил я, что его весьма воодушевило.

— Отлично, тогда если мы закончили, может быть попробуем еду? — поинтересовался он, — интересно знать ваше мнение.

— Конечно.

Он позвал хозяина и нам стали заносить блюда из керамики, на которых было много однотипной еды: мясо животных, птица, фрукты, вареные бобы, кукурузная каша и лепёшки. Также принесли печёную тыкву, которую я ненавидел с детства, своего прошлого детства из будущего, естественно. Торговец набросился на еду, а я лишь отовсюду отщипнул понемногу, удивляясь её пресности и однообразности. Даже принесённая солонка и порезанный туда перец, мало смогли мне помочь прельститься кухней майя. Но об этом, я конечно же тактично промолчал, лишь сухо похвалив приготовленное и постарался быстрее свернуть обед. Такое, я мог поесть и дома.

Закончив с едой, я забрав довольных девушек, животы которых даже на первый взгляд округлились, я отправился обратно, поскольку становилось темно, а зная коварство тропического солнца исчезать внезапно, погружая всё во тьму, я хотел оказаться дома в тот момент, когда правитель пригласит меня на обещанный пир. Вручив торговцу обещанные три бутылки, я вернулся в свою комнату, застав там двух голых девушек, сидящих на коленях.

— Брысь отсюда, — скомандовал я, а когда на их глазах появились слёзы, ворчливо уточнил, — мне скоро идти на пир к халач уиники, не до вас.

Они подскочив, стали извиняться, кланяться и одевшись, ушли к родным, поскольку я сказал, что до завтра точно, они мне не понадобятся.

Приглашение прибыть на пир прислали вместе с рабами и паланкином, так что мне оставалось лишь забраться в него и дождаться, когда доставят до места назначения. Прибыл я в тот дом, на вершине плоской пирамиды, куда правителя уносили утром, когда мы только прибыли. Количество паланкинов, которые уже были на месте, невозможно было подсчитать, так их было много. Соответственно людей тоже, когда я поднялся по белой лестнице наверх и ко мне приставили двух рабов, которые сказали будут сопровождать меня весь вечер, принося всё, чего я хочу, а также унесут потом в паланкин. Последнего я не понял, но подумал, что разберусь позже.

Меня сперва усадили недалеко от правителя, находящегося в большом алкогольном угаре, так что у меня сложилось впечатление, что он не просыхал весь этот день, как впрочем и десяток ближайших к нему важных майя, которые отличались от других, большим количеством украшений и татуировок. На столе, заваленным той же простой едой, как и та, что я ел в заведении с торговцем, зато были представлены в большом количестве керамические кувшины с медовухой. Я всё-таки узнал, что пьют местные, поскольку сильно пахло сладким мёдом и бражкой. Сам же пир оказался скучнейшим мероприятием, поскольку все только что и делали, как пили, танцевали и пели песни, под звуки, издаваемые музыкантами на барабанах и флейтах. Внимание халач уиники было постоянно занято другими людьми, так что посидев там два часа, я поднялся и просто ушёл, поскольку не пил, а тратить время на пьяных майя, опасающихся ко мне приставать даже с разговорами, я больше не собирался.

«Лучше пораньше лягу спать», — решил я.

Утром я проснулся оттого, что ощутил на себе внимательный взгляд. Подхватив меч, лежавший обнажённым рядом, я перекатом скатился с циновки, подскочив на ноги, прижался спиной к каменной стене.

Иш-Чан и Иш — Канн, сидящие на коленях в дверном проёме, в полном обалдении смотрели на мои кульбиты.

— Выдрать бы вас розгами, — сплюнул я от злости, возвращаясь на место.

— Что такое розги господин Витале? — мило улыбнулась мне любопытная Иш-Чан, получившая вчера по носу за то же самое.

— Ещё раз так меня разбудите, я вам точно их покажу, — пробурчал я, — хочу помыться.

— С утра?! — изумились они.

— Просто наберите ванную горячей водой, без вашего ритуала, — приказал я, — и можете оставить мне те мыльные плоды, справлюсь без вас.

Пытаясь избавиться от самых разных мыслей в голове, которые крутились в ней только вокруг грудей девушек, которые словно нарочно делали так, чтобы они всё время прыгали у меня перед глазами, я сделал только хуже. Они разделись, и стояли у входа, показывая полностью нагие тела. Пытаясь отвлечься, я стал их расспрашивать интересующие меня вещи о быте и жизни майя, одновременно с этим борясь с бушующими гормонами и только что не льющейся через нос и уши кровь, от охватившего меня возбуждения.

— Во сколько выходят у вас замуж? — я намыливался, старательно не смотря в сторону двери.

— Обычно в двенадцать, когда снимают ракушку с низа живота, — ответила одна из сестёр, — но свахи могут и до четырнадцати, искать хорошую партию.

Узнав, что это за ракушки такие, я продолжил соцопрос.

— А вам сколько?

— Нам по шестнадцать, — переглянувшись ответили они.

— И почему же вы тогда ещё не замужем? — удивился я, покосившись на красавиц.

— Два года назад в доме был пожар, много имущества сгорело. Так что жрец сказал родителям, чтобы такого больше не было, нас нужно отдать богу Кукулькану, — как само собой разумеющееся ответили они, — отец хотел сразу это сделать, но жрец добавил, чтобы мы сначала два года отработали у него в доме, чтобы он убедился, что мы достойны этого. Так что уже скоро, в праздник великого бога, нас наконец отдадут Кукулькану.

Я замер.

— В качестве кого? — осторожно спросил я, поскольку жрецами тут были одни мужчины.

— Нас принесут в жертву, — ответили они.

Перестав натирать себя мыльным плодом, я поднял на них взгляд.

— Вы так спокойно об этом говорите, словно вам безразлична ваша жизнь.

— Так хотят боги, — они пожали плечами, переглянувшись, — мы можем лишь следовать их приказам, чтобы не разгневать и не навлечь на семью или город большие бедствия.

— Это вам сами боги сказали? — моё настроение стремительно стало падать, я смыл с себя пену, и ополоснувшись, вылез из ванны. Ко мне бросились обе девушки, укутывая в ткань полотенец.

— Отец, а ему жрец, — покачали они головой.

— И вам совершенно не хочется дальше жить? Выйти замуж, родить детей?

Они смутились.

— Ну почему же, — со вздохом тихо сказала Иш — Канн, — хотелось, но зачем нужна будет такая жизнь, если её не одобряют боги?

Они повели меня обратно в комнату, и пока я возился в сундуке, девушки зашуршали одеждами, так что когда я повернулся с новой одеждой в руках, обе лежали на спине, раздвинув и согнув ноги.