Воспоминания. Министр иностранных дел о международных заговорах и политических интригах накануне свержения монархии в России, 1905–1916 - Александр Петрович Извольский

Назначение мое и моего брата было много раз отвергнуто императором, и только благодаря настойчивости Столыпина оно, наконец, состоялось.

Столыпинская аграрная реформа имела исключительный успех, превосходящий самые оптимистические ожидания. Русский крестьянин, склонный прислушиваться к революционной пропаганде, когда она апеллирует к его доминирующей страсти к большему количеству земли, тем не менее обладает острым умом. Он не замедлил принять меры для облегчения владения землей, которую он обрабатывал, и найти средства для приобретения дополнительной земли надлежащими и законными методами. Под умелым и твердым руководством Кривошеина, сменившего князя Васильчикова на посту министра сельского хозяйства, новое законодательство, подкрепленное значительным расширением деятельности и полномочий Крестьянского банка, дало широкие результаты за удивительно короткое время. Эти результаты были настолько удовлетворительными, что можно с уверенностью сказать: накануне революции 1917 года вся аграрная проблема была в некотором роде окончательно решена, и лишь сравнительно короткого периода было бы достаточно, чтобы поставить аграрный режим в России на прочную основу. Социальные и экономические потрясения, вызванные революцией, разрушили, увы, эти великолепные результаты.

К середине сентября Столыпин поместил в газетах пространное и составленное в энергичных выражениях сообщение о своей политической программе, в котором он заявлял о намерении правительства подавлять террористические выступления самым решительным образом и поддерживать порядок в стране любой ценой.

Он заявил, что агрессия преступников ни в малейшей степени не должна повлиять на планы правительства. Тот или иной человек может быть убит, сказал он, но невозможно убить идею, которая вдохновляла правительство. «Преступления террористов затрудняют достижение конечной цели, но они носят лишь случайный характер. Правительство будет противопоставлять силу насилию, но оно не может сдерживать все реформы и приостанавливать жизнь нации только ради того, чтобы уделить внимание подавлению революции. Правительству предстоит принять ряд мер, некоторые из которых должны быть переданы в Думу и Государственный совет, в то время как другие, особенно срочные, такие как аграрный вопрос и вопрос о религиозных ограничениях, будут урегулированы немедленно». Затем были перечислены проекты законов, которые должны были быть представлены в Думу, и в заключение людей либеральных взглядов, которые желали порядка в государстве, призвали поддержать правительство.

Обращение Столыпина к стране, хотя и было отвергнуто революционными и крайне либеральными партиями, произвело прекрасное впечатление на общественность в целом.

Через несколько недель ожидалась первая годовщина Манифеста 1905 года, и социалисты предсказывали беспорядки и враждебные правительству демонстрации на этот день. Однако ничего не случилось. Правда, террористы продолжали свои действия, но это, если пользоваться словами Столыпина, являлось только «случайными актами», и начинало казаться, что вся страна желает спокойствия и порядка и относится с доверием как к энергии, так и к искренности правительства.

За границей, особенно во Франции и в Англии, общественное мнение сурово критиковало роспуск Думы и в первое время высказывало мало доверия к проектам Столыпина, но следует отметить, что с этих пор европейская пресса начала отдавать должное его усилиям.

Примером такого изменения точки зрения может служить следующая выдержка из Journal des Debats, датированного началом ноября:

«Впервые с начала российского кризиса, похоже, появилось правительство, которое знает, что оно хочет делать, и делает это без проволочек. Господин Столыпин провозгласил, что он будет поддерживать порядок и проводить реформы, и приступил к одновременному осуществлению этих двух основных пунктов своей программы. Это правда, что он прибегал к суровым мерам, осуждаемым чувствительными душами, слишком склонными разделять иллюзии Руссо относительно высшей природы человека. Мы никогда не сочувствовали возмущению, вызванному их оптимизмом. Нам всегда казалось, что, если правительство, единственное поддерживающее порядок в стране с такими богатыми эмоциями, такой утопической, с таким недостатком политического образования и незнанием структуры общественной жизни, будет свергнуто, Россия погрузится в анархию, гораздо более жестокую по своим результатам, чем репрессии, призванные избежать этого. Мы не упоминаем об опасности, которая угрожала бы национальному существованию России в таком кризисе; есть люди высшего ума, для которых столь абстрактное соображение является ничтожной величиной. Правительство Столыпина подавило беспорядки, как и было обязано. Временами, к сожалению, действия были излишне суровы, как заявил наш корреспондент в Санкт-Петербурге. Но в такие времена вряд ли можно ожидать, что правительство будет точным инструментом, способным корректировать свои действия в полном соответствии с необходимым результатом. Следует надеяться, что с развитием порядка и стабильностью правительства необходимое принуждение может быть сохранено в разумных и полезных пределах. Но следует признать, что господин Столыпин многое сделал для умиротворения России и доказал как своими действиями, так и словами, что простые репрессии не были его целью. Он сопроводил это реформами величайшей важности. Он предоставил крестьянам обширные участки земли с либеральными условиями и льготами для оплаты. Он освободил евреев от самого тяжелого юридического бремени и преследований, с которыми они ранее боролись. Он предоставил преимущества общего права миллионам старообрядцев, которые подвергались невыносимому ограничению привилегий. Эти реформы убедили общественность в искренности этого твердого человека, который жестко расправлялся с анархистами всех мастей, но в то же время сдерживал свои обещания. Его неоднократные заявления о том, что выборы состоятся и что Дума будет созвана, мало-помалу вселили уверенность. Больше не опасаются, что обструкция министра сведет на нет добрую волю и обещания царя».

Я привел мнение крупного французского журнала, который особенно компетентен в вопросах внешней политики, чтобы обосновать свое собственное свидетельство в пользу результатов, достигнутых Столыпиным в течение первых нескольких месяцев после его назначения на пост премьер-министра. Большинство других французских газет, а также английская пресса одинаково высоко оценили его усилия, и впервые с начала революционного движения в России, казалось, внушили доверие всей Европе.

Я решил воспользоваться этими обстоятельствами и посетить Францию. Было в обычае для вновь назначенного министра иностранных дел — русского или французского — воспользоваться первым удобным случаем, чтобы посетить столицу союзной страны и повидаться с людьми, стоящими у власти. Вследствие этого я получил разрешение императора посетить Париж, где был принят президентом республики и беседовал с членами кабинета Сарриена, в котором Буржуа был министром иностранных дел, Клемансо — министром внутренних дел и Бриан — министром общественных работ.

Чтобы избежать проезда через Берлин, я решил проехать через Баварию, где моя семья, которую я не видел уже пять месяцев, проводила лето на озере Тегернзее.

Моя жена поехала оттуда со мной в Париж, но на обратном пути, в соответствии с установившимся обычаем, необходимо было остановиться в Берлине, где я был принят императором Вильгельмом и виделся с канцлером фон Бюловом.

Глава