Черный сад. Армения и Азербайджан между миром и войной - Томас де Ваал

В советском Азербайджане Самвел вызывал подозрение. "В Азербайджане нет ни одного областного центра, где бы я хоть раз не попадал в милицию или в местное отделение КГБ", – вспоминает он. Очень скоро причина стала ему ясна. По его словам, он стал препятствием в целенаправленной кампании по "азербайджанизации" культурной истории республики путем уничтожения всех армянских артефактов. Возвращаясь сюда каждый год, вспоминает Самвел, он обнаруживал уничтоженные памятники, которые еще совсем недавно стояли целые и невредимые, как, например, церковь девятого века в Кедабекском районе на северо-западе Азербайджана. "Я приехал туда во второй раз в 1982 году – а первый раз побывал там в 1980-ом – и она была на половину разрушена. Я увидел лопату и топор на земле, словно кто-то оставил их там, а сам ушел обедать. Единственное что мне оставалось – выбросить инструменты в ущелье".

К тому времени, как ему исполнилось двадцать пять, Самвел уже был ходячей энциклопедией. Он составил опись сотен церквей, древних надписей и захоронений, которая хранилась в коробках у него в ереванской квартире. Все свободное время и деньги он тратил на свои изыскания: "Если мне приходилось выбирать, что купить – фотопленку или еду, я выбирал пленку". Но для достижения поставленной им перед собой цели – составить полный реестр всех армянских памятников за пределами Армении – не хватило бы целой жизни.

Хозяин дома Сармен налил нам по стаканчику тутовки – забористой карабахской тутовой (шелковичной) водки. На следующий день в Ки-Уэсте, в американском штате Флорида, должны были начаться мирные переговоры о будущей судьбе Нагорного Карабаха. Мне хотелось услышать мнение Самвела об этих переговорах, хотя я мог бы заранее догадаться, каков будет его ответ. Самвел сказал, что он категорически против любых дипломатических сделок с Азербайджаном, связанных с исконно армянскими землями: "Я даже думать об этом не хочу. Надеюсь, никакого урегулирования не будет!"

Тем не менее, он поинтересовался моим мнением относительно того, что ждет армянскую сторону в случае мирного соглашения. Я ответил, что в этом случае армянам придется вернуть по крайней мере шесть оккупированных районов вокруг Нагорного Карабаха и согласиться на возвращение изгнанных оттуда сотен тысяч азербайджанских беженцев. "Даже Кельбаджар?" – осведомился Самвел. Я кивнул. "Это невозможно!" – заявил он. Он не воевал. Но как только Кельбаджарский район был "освобожден" в 1993 году, он отправился в полностью обезлюдевший район и нашел там сотни армянских могил, церквей и фрагментов. Это историческая сокровищница армянского искусства, убежден он, и она должна принадлежать армянам.

Но какие претензии историческое прошлое может предъявлять к настоящему? В каком смысле Кельбаджар можно назвать "армянским", если на протяжении последних ста лет там не проживал ни один армянин? Я не могу согласиться с тем, сказал я Самвелу, что Кельбаджар является "освобожденной" территорией, коль скоро из района были изгнаны все пятьдесят тысяч его жителей, азербайджанцы и курды. Безусловно, доказывал я, все эти люди имеют полное право жить в домах, в которых они родились.

Но для Самвела прошлое затмевало настоящее. Для него эти люди были "турками" и захватчиками. В ту пору, когда он ездил на автобусе по Азербайджану, его всегда рано или поздно сгоняли с сиденья. "Каждый турок или азербайджанец просит клочок земли: "Дайте немножко земли, чтобы было, где жить!" А через несколько лет оказывается, что у тебя – крохотный клочок земли, а у него все остальное".

Написанная история Карабаха неупорядочена. Первым европейцем, ступившим на эту землю, был служивший в монгольской армии немец Йоганн Шильтбергер, который провел зиму 1420 года в равнинной части Карабаха и видел там и христиан, и мусульман. "Неверные называют этот край, на своем неверном наречии, Караваг, – писал он. – Неверные владеют всем этим краем, и тем не менее он расположен в пределах Эрмении. В деревнях проживают также и армяне, но они обязаны платить дань неверным" (2).

Оставленное Шильтбергером описание этой территории со смешанным населением соответствует истории правления мусульманских ханов и армянских меликов, которые управляли этим краем, как правило, независимо друг от друга, но иногда и совместно. С течением веков состав населения Карабаха из-за набегов завоевателей, голода и миграции менялся весьма существенно. Дополнительная сложность связана с тем, что большая часть азербайджанского населения вела кочевой образ жизни. Европейский аристократ барон фон Хакстхаузен, совершивший в 1843 году путешествие по этим землям, пишет:

"Татары и армяне Карабаха образуют пестрое и смешанное население, первые в основном ведут кочевую жизнь и в летнюю пору, засеяв свои поля, скитаются по краю, а осенью получают скудный, но достаточный для выживания урожай. Они кочуют по горам, где есть густые леса и тучные пастбища, а в жаркие месяцы поднимаются в районы вечных снегов, где расположены поселения кровожадных курдских татар. В осеннюю пору они спускаются снять урожай на равнины, которые в дождливый сезон становятся прекрасными пастбищами для их скота. Это зажиточный и гостеприимный народ: отдельные татары владеют многотысячными табунами лошадей лучших пород" (3).

Учитывая факт сезонных миграций, мы должны с большой осторожностью относиться к демографической статистике XIX века. Представляется вполне вероятным, что большинство населения в высокогорных районах Карабаха составляли летом азербайджанцы, а зимой – армяне.

Несмотря на это, историки как в Азербайджане, так и в Армении умудрились создать противоречивые версии истории региона, которые обращены в глубину веков, если не тысячелетий, и заявляют о непрерывном армянском или азербайджанском присутствии в этом крае. И, разумеется, не удовлетворяясь отстаиванием своих историографических доводов, они всячески принижают доводы противоположной стороны. Как в Армении, так и в Азербайджане можно услышать, что другой этнос – это самые настоящие "цыгане", то есть кочевой народ, который никогда не знал истинной государственности.

Армянская версия говорит о непрерывающейся традиции армянского владычества в Карабахе, восходящего к древнему царству Арцах две тысячи лет назад. В не столь далекие времена карабахские мелики трактуются как могущественные князья, при этом роль мусульманских суверенов всячески приуменьшается. Армяне не забывают подчеркнуть, что в конце XVII века карабахские мелики обратились одновременно к папе римскому, баварскому курфюрсту и Петру I с просьбой о защите от соседей-мусульман. Когда же Армения оказалась под пятой Оттоманской империи, карабахские мелики держались до последнего. Именно в Карабах в 1822 году бежал, спасясь от оттоманского плена, Ефрем, католикос Эчмиадзина.

У армянских историков-патриотов есть явное преимущество – надгробные надписи, которые собирает Самвел: они выступают как бы в роли немых свидетелей прошлого армянского народа. Однако, эта версия истории обходит молчанием многие дружественные и деловые союзы, заключенные в прошлом двумя этническими общинами этого региона. В 1724 году, например, карабахские армяне и азербайджанцы из Гянджи заключили договор о совместной защите от Оттоманской империи (4). И если мусульмане оставили после себя мало свидетельств в камне, то не потому, что их тут не было, а потому, что они в меньшей степени были склонны к оседлости. Они, конечно, строили и караван-сараи, и мосты, но все же их непреходящими культурными достижениями оказались куда менее осязаемые артефакты, такие как песни и ковры.

Армянские националисты используют два основных аргумента, чтобы очернить своих соседей. Один аргумент заключается в следующем: так как большинство из них были "кочевниками", то они представляли низший класс по отношению к оседлым сельским жителям. Отвергая претензии беженцев из Кельбаджра, Самвел сказал мне: "Те, кто потерял свои дома, – это местные жители в третьем, максимум в четвертом поколении. Они же были кочевниками, и царь силой заставил их осесть в этих местах". Другое направление атаки – сам Азербайджан: это, мол, искусственное образование было создано только в двадцатом веке и посему у его граждан меньше "исторических прав".

В одном из интервью в феврале 1988 года писатель Зорий Балаян надменно заявил: "Мы можем понять термины "Грузия", "Россия", "Армения" – но только не "Азербайджан". Употребляя это название, мы подтверждаем факт существования такой страны" (5). Это напоминает знаменитое изречение, приписываемое Голде Меир, заявившей, что палестинцы "никогда не существовали" как народ.

В ответ азербайджанские историки могли бы с успехом сконцентрировать свои усилия на изучении богатой истории сефевидского периода, когда Карабах был частью тюркоязычной династической империи с центром в северном Иране. Глубокое исследование этой эпохи могло бы пролить свет на удивительную и разнообразную историю Карабаха в промежутке между XVI и XIX веками.