Заживо погребенные - Линда Фэйрстайн

Мерсер не мог не услышать, как остановился фургон, и вышел встретить меня.

– Где Майк?

– Никак не может успокоиться. Сел в машину и уехал, по-моему, к утесам. За все время он поспал всего двадцать минут, после того, как мы заправились утром.

Красные утесы Аквинна вздымались над западной оконечностью острова. Здесь Атлантический океан сливался с Виньярд-Саунд. Он омывал древний племенной дом индейцев вампаноаг. Распахнутая земля и бескрайние дюны уходили вдаль, где море встречалось с небом. Наверняка Майк найдет туда дорогу, чтобы посидеть и поговорить с Вэл.

– Пошли внутрь. Ветер сильный, – сказала я и спросила: – Как отнеслась к этому Вики?

– Можешь не беспокоиться. Если это нужно Майку – это нужно мне. Сейчас приберусь.

Притворив за собой дверь, я прошлась по спальне. За двустворчатыми французскими окнами виднелись покатые холмы, огороженные красивой каменной стеной – она проходила по всему владению. Большие голые деревья уходили к горизонту, к самой светло-голубой воде в барашках, и захватывали песчаную кайму островов Элизабет.

Я стояла здесь, когда моя лучшая подруга и мама сообщили о смерти Адама. Прошло уже больше десяти лет. Остров тогда навсегда стал для меня другим. Но я стала ценить его живительную энергию и уникальную красоту.

Я умылась, убрала продукты и помогла Мерсеру разжечь камин. Было три часа дня, когда вернулся Майк.

Я ждала его у входной двери и открыла.

Челюсти у него были стиснуты, на лице никаких эмоций. Он коснулся моей руки выше локтя и прошептал:

– Спасибо…

Щеки и руки слегка покраснели от ветра. Густые черные волосы растрепались. Он провел по ним ладонью, но они так и остались взъерошенными.

Я двинулась следом за ним на кухню. Майк вынул банку содовой из холодильника и протянул мне.

– Поговорим? – спросила я.

– Нет, – последовал ответ. – Вряд ли есть слова, которые я сейчас мог бы вынести.

– Ты знаешь, я ценила ее…

– Знаю.

Он прошел в гостиную, оставив меня у буфетной стойки. Я вернулась в спальню и позвонила сначала одной из сестер Майка – хотелось убедиться, что семья знает о случившемся. Потом обзвонила его друзей на работе и вне ее – всех, кто ценил его дружбу.

Достав из шкафа свои перчатки и пару бейсболок, я вернулась в гостиную.

– Мерсер, поддерживай, пожалуйста, огонь. Я еду в Блэк-Пойнт и хочу, чтобы ты поехал со мной, Майк.

Он посмотрел на крепкие деревянные балки, подпирающие высокий потолок. Этот взгляд всегда указывал на то, что он хочет, чтобы я поскорее убралась.

– Давай. Прогуляемся, – повторила я и бросила одну из бейсболок Майку на колени.

Он молча потрогал край бейсболки, потом надел ее, избегая встречаться со мной взглядом.

– Я поведу, – сказал он.

– Но поедем на моем джипе.

Он бывал здесь со мной на частном пляже – это в миле от мощеной дороги. Туда вел проселок, недоступный для легковых или спортивных машин. На этот раз колеса мои.

Мы ехали по Саут-роуд, мимо овечьих ферм, кладбища и конских пастбищ, пока не остановились у поворота на Блэк-Пойнт. Казалось, Майк не обращал внимания на окружающий мир. Просто сидел, прислонив голову к окну.

Дорожного знака здесь не было, но даже во сне я смогла бы найти этот незаметный поворот – столько раз я приходила сюда в поисках покоя и утешения. Поднимая пыль, мы доехали до ворот, я вышла и открыла их. Потом мы снова повернули: за кустарником шло большое заболоченное пространство. Высокую коричневую траву трепало ветром по краям голубого пруда, граничащего с дюнами, и те исчезали в волнах океанского прибоя.

Я вышла из машины и стала подниматься по тропинке. Добравшись до самого высокого места, я села гам. В обоих направлениях, как мог видеть глаз, простирались мили чистого белого песка. На волнах суровою океана вскипали бесконечные гребешки. Злые удары о берег как будто отражали настроение Майка.

Закатное солнце отбрасывало мою тень далеко по песку. Вскоре ко мне подошел Майк. Его тень уходила дальше моей, к воде. Это были теперь две одинокие длинные и темные фигуры. Две тени на пустынном и самом красивом в мире берегу.

После гибели Адама я приходила сюда с Ниной и горевала о своей утрате – в этом месте ко мне приходило спокойствие. Вскоре, вместе с семьей Адама, я развеяла на берегу его прах.

Майк снял ботинки, закатал джинсы и пошел по берегу, не обращая внимания на ледяную воду – она была холоднее, чем можно было себе представить. Минут через тридцать он скрылся из виду. Потом вернулся с опухшим от слез лицом.

– Она беспрестанно работала, – неожиданно заговорил он. – Представляешь? Словно над людьми какое-то проклятье с самого рождения. Им есть для чего жить, но над головой висит черная туча. Так и с Вэл.

– Вспомни, что у вас было с ней в прошлом году. Она была счастлива с тобой.

Я разулась и пошла рядом с ним.

– Счастлива? Она даже не могла порой улыбнуться. А ты знаешь, как она радовалась, когда пошла на поправку? Ты говоришь точно так же, как ее отец. Будто я был ей клоуном на потеху.

– Не сравнивай меня с ним. Она мне рассказывала, как много ты для нее значишь. Собиралась за тебя выйти.

– Не знал, что она была так откровенна в этом, – произнес Майк. Нагнувшись, он поднял камень, потом размахнулся и бросил его в океан. – Это все равно случилось бы, поверь.

– Вэл еще раньше мне говорила, что…

– Поэтому помолчим. Я не хочу сейчас говорить о ней.

– Но тебе нельзя сейчас молчать. Тебе надо говорить, Майк. Говори и думай о ней каждый день, пока живешь.

Он развернулся и пошел от меня обратно по пляжу, покачиваясь.

– Слишком это жестоко. Я бы скорее…

– Конечно, жестоко и несправедливо, – согласилась я. – Поэтому не надо молчать. Говори об этом с людьми, как со мной и Мерсером. Все знают, кем ты был для нее.

– Я не о том. Я думаю сейчас о тех, с кем постоянно сталкиваюсь. Эти, с мохнатым рылом, постоянно воруют, беспричинно убивают или калечат других. Ублюдок всадит тебе пулю меж глаз, как только ты подставишь ему щеку. Не задумываясь, они грабят и насилуют тех, кто годится им в матери. Потехи ради они обдирают кошек и стреляют по собакам. Разве из них кто-нибудь умер, Куп?!

Майк старался перекричать прибой.

– Они живы! – продолжил он. – И переживут всех остальных – всех, кто когда-либо сделал что-то доброе для кого-то другого! У них это в генах! Они выделяют абсолютное зло и живут припеваючи до ста пятидесяти.

Стоя по щиколотку в студеной воде, он бросил еще пару камней в набегающие волны.

– Вот что меня бесит! От них припахивает дерьмом, но они будут ходить по земле еще долго после нашей смерти. А эта девочка, которую я любил, – умная, сильная, нежная. Она с самого начала была обречена.

– Ты не можешь так говорить.

– Что, жизнь несправедлива? Куп, лучше помолчи. – Майк шел в мою сторону. – Осужденным теперь делают трансплантацию сердца – забыла про это? Ты слышала когда-нибудь о подобном дебилизме? Может, это бред шизофреника? Тебе нужна печень, или почки, или пара новых глаз, но будь ты хоть святым из святых рядом с матерью Терезой, ты должен сначала встать в очередь – и можешь оказаться за каким-нибудь серийным убийцей из Сан-Квентина или педофилом из Аттики.

Он наклонился. Стал рисовать что-то на песке. Это оказался неуклюжий небоскреб – такие строят дети.

– Можно ли забыть то, что ты строишь из ничего? Используя лишь воображение и талант? Я видел, как Вэл творила на бумаге. Я видел, как эти грандиозные сооружения достраивались. А сколько радости ей доставало создавать такие вещи. На радость целым поколениям.

Я слушала, не перебивая.

– А я гоняюсь за плохими ребятами, а потом сажаю их, будто кому-то от этого легче. Будто не явится новый сукин сын и не займет опустевшее место – еще до того, как я припасу для него наручники. Потом твои трусливые коллеги подадут дешевенькие апелляции – считай, что даром, – и через пару лет эта мразь снова будет на свободе. Дырявят себе вены шприцами и мочат всех подряд, кто на них косо посмотрит. Стоит ли нам беспокоиться? Для чего мы это вообще делаем?

Мы оба давно знали ответ, и я промолчала.

Майк отвернулся, поднялся на дюну и присел на тропинке. Я посмотрела на далекий горизонт – единую линию неба и океана.

– Я понимаю, почему ты приходишь сюда.

Я медленно подошла к нему и остановилась, балансируя на сыпучей поверхности.

– Я обратил на тебя внимание уже тогда, как мы только начали работать, – продолжил он. – Об Адаме мне парень один рассказал, из твоего офиса. Я смотрел и думал, как же ты с этим справилась в таком молодом возрасте. Я пытался представить, как ты встаешь по утрам и продолжаешь жить, и не понимал, почему тебе было дело до всех этих нищих нарушителей, что появлялись у тебя на пороге, почему тебе хотелось им помогать, когда ты могла захлопнуть дверь и уйти от всего.

– Думаешь, меня не трясло от жалости к себе? Думаешь, мои мысли отличались от того, что ты испытываешь сейчас?