Боятся ли компьютеры адского пламени - Александр Тюрин

Фитингоф обиделся, что этот план совсем не его собственный и импульсивно потянулся к импульснику.

— Расстреляю, гадюка.

— И тогда гнусной смертью умрешь, — не дрогнув, отозвалась Кац. — Выпусти пар и прочую вонь. Вместо этих бредней о райской жизни под Сатурном у тебя появилась четкая возможность кушать трюфели из большого хрустального корыта. Не забывай, поросеночек, и об «ангельском соитии».

— Пойду, займусь техосмотром нашего сортира, — сказал огорченный пахан.

— Эй, зайчик, погоди. Ты забыл вколоть моему дружку антидот.

Фитингоф засопел и это выражало сложные чувства, обуревавшие его.

— Давай, Ахмед, распрощайся поскорее с отрицательными эмоциями. Представь, что ты бабочка, порхающая над лужайкой. Или мушка, летающая над огромной кучей аппетитного дезинтерийного дерьма. Тепло, хорошо, ароматно.

Уголовник зарядил ампулу в любезно предоставленный шприц-пистолет и выстрелил в вену Данилову.

— А может я тебя отравил, — Фитингоф пробовал еще поиграть на нервах.

И Данилов едва не попался на крючок. Подсознательно он не хотел, чтобы «грязный урка» выступал хоть в частичной роли благодетеля.

— Эту остановку мы уже проехали, — выговорила Кац Фитингофу. — Так что смените грубые шутки, сэр, на гораздо более тонкие. Каковые и ожидаются благородной публикой от потомка аристократической фамилии.

Данилов уже и сам видел через оконце наномонитора: новые гости его тела активно растворяют здоровенные бляшки, что усеивают печень и артерии, входящие в мозг.

— Сейчас, барон мой дорогой, ты в гостях у тетушки Кац, а она не любит скверных манер. — продолжала напирать женщина.

Фитингоф заметил, что перестал вызывать ужас, и удалился, огорченно хлопнув люком.

— Чипс, расслабься, — сказала Кац рептильному воину, — все равно ты теперь работаешь на нас. Зарплата каждую пятницу. Выплачиваются премии за шутки и веселый смех. Ты умеешь играть в фантики?

Тот словно бы окаменел в углу, взгляд его потух и лишился сосредоточенной пронзительности.

— Товарищ отдыхает, не будем мешать, — произнесла Кац и ввела с пульта новое полетное задание, курс на Европу. — Чипсу хорошо, а мне не очень. «Аврора»-то была готова уничтожить какую-то очень крупную цель, может даже целый спутник Юпитера.

— С чего ты это вообще взяла? — изумился Данилов. — Ты сбрендила или мне упасть от твоей проницательности?

— Это не я сбрендила, а кто-то другой. Но этот «кто-то», похоже, уверен, что очень тонко все рассчитал.

— А мне вот, Кац моя дорогая, кажется, что крейсер торопился к «Медузе».

— Корабли такого класса не присылают с бухты барахты, потому что ничего другого под рукой не оказалось. У «Авроры» слишком мощные боеголовки и никаких антитеррористических средств.

— Фюрера подозреваешь?

— Нет, скорее Афродиту. Похоже, в ближайшее время она порадует нас чем-то новеньким. И, коли она стала играть по-крупному, то уж вряд ли сама нажмет на тормоза. Но, с другой стороны, Данилов, у нас есть союзник. Раз он помог раскурочить крейсер, то будет вместе с нами тормозить Афродиту. Ой, мамочки, неужели это Лунатик или, может быть, сам Брахман?

— Ой, как ты встала по стойке «смирно» и взяла под козырек, неформалка… И вообще я не собираюсь тормозить Афродиту вместе с вами, — возмутился Данилов. — Думаешь, сразу после того как мне осточертела капсула Фрая, я побегу воевать с великим Киберобъединением и устанавливать власть свихнутых сектантов и бандитов. Хер редьки не слаще.

— В любом случае, Данилов, ты теперь — революционер. Или, точнее, контрреволюционер, если не забывать великую информационно-демократическую революцию 2017 года. Вывел из строя, понимаешь, крейсер космофлота. — хмыкнула Кац. — А завтра на что ты покусишься?.. Опасный тип, никаких здоровых инстинктов. Я про тебя все расскажу.

Кац явно давила на мозги и это у нее получалось довольно умело, но Данилов пока решил не отбрыкиваться. Вместо этого он спросил как будто невпопад:

— Что ты чувствуешь, когда разрабатываешь такие софты как «ангельское соитие»?

— Я отдаюсь всей душей и заодно всем телом, но только не вам, дуракам вислоухим, а своему уму-разуму.

— Хотел бы я быть твоим умом-разумом, — сказал внезапно появившийся Фитингоф.

16. «Прогулки по Европе»; система Юпитера, Европа

Катер сел на лед Европы в районе кратера Атон и сразу провалился в трещину, которая не была заметна даже с высоты в пятьдесят метров. Их бесконечно долго трясло и бросало, хотя они почти сразу отдали якоря и надули швартовные тормозные подушки. Полет окончился на глубине четыреста метров. Для катера навсегда.

— Кац, ты там не врезала дуба, надеюсь? — спросил Фитингоф.

— Я всегда в твоем распоряжении, Ахмед.

— И это правильно. Если мы не выберемся из этого ледяного колодца, я разорву тебя от промежности до головы. — напомнил о своей лютости уголовник.

— А если ты мне сильно осточертеешь, то я отпилю тебе яички ржавой пилкой для ногтей. А затем вставлю их вместо глаз Марамою, уж больно у него зенки противные.

Судя по тому, как вздрогнули оба мужчины, стало ясно, что они адекватно отреагировали на слова дамы. На этом обмен любезностями закончился и началось знакомство с окрестностями.

Катер находился в своего рода погребе, от которого уходили в разные стороны расщелины, проделанные как будто потоками воды или пара. Температура здесь была каких-нибудь минус сто двадцать, потому что снизу проникало тепло подледного океана.

Открылся люк и навьючившаяся экспедиция вошла в ледяной мир.

Двое головастиков, напоминающие в скафандрах спелые груши, потянулись вслед за основной группой, состоящей из «барона», его трех бандитов, Кац и Данилова.

Едва они прошествовали пятьдесят метров по расщелине, как путь им пересек стремительный поток кипятка, пара, огня и ветра, который отбросил их назад как пинг-понговые шарики. Это сквозь лед пролетела машина, называемая в народе «бобер». По форме — капля, бока мятые поцарапанные, двигатель прямоточный, нос и хвост плазменные.

Путешественники пересчитали друг друга и стало ясно, что Сизый утрачен навсегда вместе со всеми его соплями. И вместе с капсулой Фрая, которую недосуг было искать.

— Он был достоин лучшей жизни, — сказала в виде эпитафии Кац, — удовлетворять старых комсомольцев где-нибудь на Крыме-4. И чихал он, пожалуй, довольно музыкально.

Путь наверх был наполнен неприятными ожиданиями, но обошлось без дополнительных потерь. В конце концов искатели лучшей доли выбрались на поверхность. Бесконечную и весьма гладкую ледяную поверхность Европы. Царь Юпитер, по пояс высунувшийся из-за горизонта, заливал бесконечную равнину своим сиянием, напоминающим томатный соус. Иной раз казалось, что по ней скользят призрачные лиловые тени, отчего непроизвольно образовывались мысли об обители мертвых.

Километрах в пятнадцати от группы полутоварищей виднелось сооружение, чьи размеры не скрадывались расстоянием. Смахивало оно на стол. В кетчупных сумерках Юпитера «стол», казалось, был готов для справления тризны.

Четыре мощные башни-пилона, уходящие на неизвестную глубину в лед. На них платформа, где видны при небольшом увеличении и мачты взлетно-посадочной площадки, и полусфера противокосмической обороны, и похожие на шишки антенны суперсвязи.

— Знаешь, что это такое, Данилов? — спросила Кац.

— Я не знаю, мне скажи, — вклинился Фитингоф.

— Это узловой сервер Чужого, двенадцатого гиперкомпьютера, изучающего и осваивающего околосолнечное пространство, в основном от Пояса и дальше.

— Так зачем он разместил свой узел на этой куче льда, он что, такой принципиальный Дед Мороз? — удивился Фитингоф. — Куда надежнее было бы вывести узловой сервер на орбиту.

— Ошибаешься, этот лед — начало всех начал. У Чужого здесь самые большие накопители, то бишь устройства массовой памяти, на свете. За это ему почетное место в Книге Рекордов.

— Так что, он закапывает накопители в лед?

— Лед и есть хранилище информации, догадливый ты мой. — отозвалась сведущая во всем женщина. — Лед на Европе, хоть и замороженное аш-два-о, но электропроводный за счет примесей железа и некоторых легких металлов. Энергии на Европе, если подумать, тоже предостаточно, соедини термопарой ледяную поверхность и довольно теплый океан, будет тебе силушки, хоть отливай. Так что лед можно плавить и кристаллизовывать как угодно, тем самым превращая его в накопитель. Этим в аккурат занимаются специальные аппараты-рекордеры.

— Но бобер-то без всякой аккуратности шуровал сквозь лед, или мне показалось? — спросил Данилов.

— Это не работа Чужого. Зачем ему кромсать собственное имущество? Он что, олигофрен вроде Марамоя? Шурует тот, кто не имеет нормального терминального доступа к накопителям информации. Или этого терминального доступа кому-то не хватает.