Лицо в темноте - Нора Робертс

— Звонок, — возвестила Марианна, перекрикивая музыку.

— Слышу.

Запихнув два грейпфрута, упаковку пепси и банку клубничного джема в холодильник, Эмма пошла к домофону.

— Да?

— Макавой и Картер?

— Да.

— Груз от фирмы «Кровати, кровати и кровати».

Издав боевой клич, Эмма открыла входную дверь.

— Что? — поинтересовалась Марианна.

— Кровати! Нам привезли кровати.

— Не шути так, Эмма. Хотя бы когда я рисую. А то изображу тебя с бородавкой.

— Я не шучу. Их уже поднимают.

— Настоящие кровати?

— Матрасы. С пружинами.

— Господи Иисусе! — Марианна в экстазе закатила глаза.

Когда подошел лифт, Эмма пулей метнулась к нему и увидела за раскрывшимися дверями обтянутый полиэтиленом матрас королевских размеров.

— Куда его? — донесся из кабины приглушенный голос.

— О, этот можно отнести в дальний угол.

Грузчик с именем Бадаи на кепке вытащил его на площадку и начал подниматься по лестнице.

— В лифт входит только один. Мой напарник остался внизу.

— О, конечно. — Эмма опять нажала на кнопку, отпирающую входную дверь, и сказала Марианне: — Настоящие кровати.

— Пожалуйста, не болтай, мы же не одни. Черт, телефон. Я отвечу.

Снова подъехал лифт. Эмма дала указание второму грузчику, Рико, и улыбнулась Бадди, направившемуся за спинками. Когда двери лифта открылись, Эмма радостно взглянула на заполненную кабину.

— Несите одни сюда, а другие наверх. Хотите выпить чего-нибудь холодненького?

— Да, — ответил появившийся Брайан.

— Папа!

— Мистер Макавой, — крикнула Марианна, вытирая перепачканные краской руки о комбинезон, — здравствуйте.

— Не освободите дорогу? — жалобно спросил Бадди и потащил спинки к лестнице.

— Папа! Мы не знали, что ты здесь.

— Это уж точно. Господи, Эмма, сюда может подняться кто угодно. Вы всегда оставляете входную дверь открытой?

— Нам привезли мебель. — Кивнув в сторону Рико, она поцеловала отца. — Я думала, что ты в Лондоне.

— Я и был там. Но потом решил, что пора взглянуть, где живет моя дочь.

Брайан хмуро оглядел помещение. Большую часть пола устилали тряпки. Упаковочный ящик из-под плиты, застеленный газетами, выполнял роль стола. На нем мирно соседствовали настольная лампа, полупустые стаканы и банка с краской. Стоящий на подоконнике радиоприемник изрыгал лучшие песни хит-парада. Остальная мебель была представлена стремянкой, карточным столиком и единственным складным стулом.

— Боже, — только и произнес Брайан.

— Мы находимся на стройплощадке, — с напускной веселостью сообщила Эмма. — Возможно, тебе трудно это представить, но мы уже почти закончили. Еще придут плотники и мастер-плиточник.

— Похоже на склад.

— Вообще-то здесь была фабрика, — вставила Марианна. — Тут и тут мы сделали перегородки из стеклоблоков. Идея Эммы. Здорово, правда? Только электропроводка ужасно старая. — Взяв Брайана за руку, она провела его по помещению. — Вот здесь будет спальня Эммы. Перегородка обеспечивает уединение и в то же время пропускает свет. Я буду жить наверху — у меня что-то вроде комбинированной студии-спальни. Вот там уже готова фотолаборатория Эммы, а со следующего понедельника ванная комната не только станет пригодной для использования, но и красивой.

Брайан с неприязнью отметил творческий потенциал девушек. Вероятно, он был раздражен потому, что в Эмме теперь приходилось видеть не столько его маленькую девочку, сколько чужую женщину.

— Вы решили обходиться без мебели?

— Пока не закончим ремонт. — Голос Эммы звучал холодновато, но она ничего не могла поделать. — Мы не торопимся.

— Не распишетесь ли здесь? Мы все закончили. — Бадди сунул ей квитанцию и взглянул на Брайана. — О! О, вы случайно не… Будь я проклят. Макавой. Вы — Брайан Макавой. Эй, Рико, это Брайан Макавой из «Опустошения».

— Не врешь?

Губы Брайана автоматически расплылись в чарующей улыбке:

— Рад познакомиться.

— Грандиозно, — продолжал Бадди. — Моя жена ни за что не поверит. Я был на вашем концерте в семьдесят пятом. Можно попросить у вас автограф?

— Разумеется.

—Господи, она ни за что не поверит!

Пока Бадди шарил по карманам в поисках клочка бумаги, Эмма подала отцу записную книжку.

— Как зовут вашу жену? — спросил Брайан.

— Дорин. Господи, она просто умрет!

— Надеюсь, что нет. — Продолжая улыбаться, Брайан вручил ему автограф.

Потребовалось еще десять минут и автограф для Рико, чтобы они наконец остались одни. Марианна дипломатично ушла наверх по витой чугунной лестнице.

— Пиво есть? — спросил Брайан.

— Нет. Только безалкогольные напитки.

Брайан с тревогой подошел к окну. Эмма здесь совершенно беззащитна. Неужели она не понимает? Громадные окна, из которых виден весь город. Хотя он купил весь первый этаж, где будет жить Суинни и второй телохранитель, это, похоже, не имеет значения. Дочь уязвима всякий раз, когда выходит на улицу.

— Я надеялся, ты предпочтешь другой квартал, где есть охрана.

— Как в Дакоте? — спросила Эмма и тотчас пожалела. — Извини, папа. Я знаю, что Леннон был твоим другом.

— Да, был. И ты должна понять мои чувства. Его застрелили на улице не с целью ограбления, не из-за ненависти, а лишь потому, что он был тем, кем был. Ты моя дочь, Эмма, и это делает тебя столь же уязвимой.

— А ты? — возразила Эмма. — Каждый раз, выходя на сцену, ты становишься беззащитным. Достаточно одного-единственного больного человека из многих тысяч, заплативших за билет. Ты полагаешь, это никогда не приходит мне в голову?

— Нет, я не думал. Ты никогда об этом не говорила.

— Мои слова что-нибудь изменили бы?

— Нет. — Брайан сел на подоконник, достал сигарету и посмотрел на огонек спички. — Но я уже потерял одного ребенка. Если потеряю и тебя, то уже не переживу.

— Я не хочу говорить о Даррене, — глухо произнесла Эмма.

— Мы говорим о тебе.

— Ну хорошо. Я больше не могу жить только для тебя, иначе стану тебя ненавидеть. Я отдала тебе годы учебы в школе и первый год в колледже, к которому испытывала отвращение. Теперь я должна жить для себя.

— Я согласен даже на ненависть. Ты — все, что у меня есть.

— Неправда. Я никогда не была всем и никогда не буду.

Эмма взяла его за руку, села рядом. На отца приятно смотреть. Годы, напряжение, бурная жизнь не оставили следов на его внешности. Может, он несколько худоват, но время пощадило поэтическое лицо и не посеребрило светлые волосы. Какое чудо сделало ее взрослой, не состарив отца? Не отпуская его руку, Эмма сказала:

— Беда в том, что большую часть жизни ты был всем для меня. Теперь мне нужно и многое другое, папа. И я только хочу, чтобы ты дал мне возможность найти это.