Русская ёлка: История, мифология, литература - Елена Душечкина

Не должно быть ни одного колхоза, где бы правление вместе с комсомольцами не устроило бы накануне нового года ёлку для своих ребятишек. Горсоветы, председатели районных исполкомов, сельсоветы, органы народного образования должны помочь устройству советской ёлки для детей нашей великой социалистической родины.

Организации детской новогодней ёлки наши ребятишки будут только благодарны.

Я уверен, что комсомольцы примут в этом деле самое активное участие и искоренят нелепое мнение, что детская ёлка является буржуазным предрассудком.

Итак, давайте организуем весёлую встречу нового года для детей, устроим хорошую советскую ёлку во всех городах и колхозах!

Ежегодной радости нашего детства и детства наших детей мы обязаны этой заметке. Перечитывая её, я пылюсь понять, каким образом и почему она появилась здесь, на странице «Правды»? Была ли «спущена сверху» соответствующая директива или же эта заметка явилась личной инициативой автора? Как было получено одобрение свыше? А без одобрения она, конечно же, не была бы напечатана. Могло ли случиться, что она так бы и не увидела свет? В таком случае, возможно, что все мы жили бы без ёлки вплоть до эпохи перестройки и развала Советского Союза, когда началось активное возрождение православных и народных обычаев — пасхальных, рождественских, святочных… Подобное течение событий представляется вполне возможным: ведь обходились советские дети без ёлки на протяжении почти десяти лет. На зимних каникулах устраивались новогодние вечера и карнавалы, организовывались «вылазки» в лес на лыжах, ставились спектакли, проводились военные игры. Об этом всегда сообщалось в прессе. Но ёлки не было. Так могло продолжаться и дальше.

Не исключено, однако, что «реабилитация» ёлки была предопределена не столько заметкой в «Правде», сколько фразой Сталина о том, что жить стало лучше и веселее, или же заметка Постышева явилась прямым следствием этой фразы. Но если возвращение ёлки было предопределено, то почему всё-таки заметка была напечатана за подписью Постышева? В последние дни декабря 1935 года в Москве проходил пленум ЦК ВКП(б), и Постышев как член ЦК ВКП(б), кандидат в члены политбюро ЦК и 2-й секретарь ЦК КП(б) Украины, конечно же, был в Москве, участвуя в работе пленума. Сам он на заседаниях не выступал, но его короткие реплики в адрес докладчиков отмечены в печати. Через два с небольшим года, переведённый с Украины на пост первого секретаря Куйбышевского обкома и горкома партии, он вскоре был арестован и ещё через год — расстрелян.

Но в конце 1935 года Постышев ещё был в силе, и потому вопрос, не явился ли он действительно инициатором восстановления отвергнутого советской властью обычая, многократно разруганного в печати предшествующих лет, представляется вполне правомерным. Дать достоверный ответ на этот вопрос пока не представляется возможным. Однако можно проследить, как в книгах о Постышеве, которые одна за другой начинают выходить после его посмертной реабилитации в 1955 году, создаётся легенда о человеке, подарившем ёлку советским детям. Как бы ни оценивать личность и деятельность Постышева, эта создаваемая мемуаристами и биографами легенда имеет такое же право на существование, как и старинная немецкая легенда о Мартине Лютере, превратившем ёлку в рождественское дерево, английская легенда о королеве Виктории и принце Альберте, подарившим его англичанам, и целый ряд противоречащих друг другу американских легенд о появлении ёлки в Соединённых Штатах. В какой мере они соотносятся с реальностью, с точки зрения мифологии, не столь уж важно.

Описания эпизода о «реабилитации» ёлки, с которыми читатель встречается в мемуарах и биографических произведениях о Постышеве, дают возможность понять, во-первых, как создаются легенды о возникновении или же восстановлении в новом качестве ритуальных символических объектов; и, во-вторых, — как создаются легенды о «культурных героях», давших или же вернувших людям эти символические объекты.

Мемуаристы и биографы освещают жизненный путь Постышева как профессионального революционера и истинного коммуниста, загубленного Сталиным и его приспешниками. Постышев, который во время Гражданкой войны проводил военно-полевые суды на Дальнем Востоке и, как одобрительно пишут о нём некоторые авторы, говорил при этом, что «у нас нет уложений о наказании, у нас есть классовая совесть и революционное самосознание» [117, 348], в дальнейшей своей деятельности в мирное время изображается как партийный руководитель, главной заботой которого были люди. Его дела по улучшению жизни и бытовых условий населения перечисляются с неизменной тщательностью: занимая пост секретаря ЦК партии Украины, он благоустраивает городской сад в Харькове (бывшем тогда украинской столицей), улучшает работу городского транспорта, заботится о санитарном состоянии дворов, сам обедает в заводских столовых, следя за качеством еды для рабочих, и т.д. и т.п. «Доброе сердце» — так называет свои воспоминания о Постышеве один из его сослуживцев [66, 171].

По словам биографов, особенную заботу Постышев проявлял о детях. «Павел Петрович, — пишет мемуаристка, — очень любил детей. Он находил время, чтобы побывать в школах, детских домах, пионерских отрядах … в учреждениях, клубах и даже при жактах (жилищно-арендных конторах), где были пионерские форпосты» [56, 266]. Ему приписывается идея создания «культурного уголка ребёнка в доме» [249, 276]. Именно он в 1933 году обратился с призывом к пионерам села собирать колоски во время страды (сбором колосков занималась и я, пионерка начала 1950-х годов). В 1934 году, когда столица Украины переносится в Киев, Постышев передаёт харьковской пионерской организации здание республиканского ЦК с тем, чтобы создать в нём первый в стране Дворец пионеров, получивший его имя. Газеты сообщали о том, что, когда он покидал Харьков, школьники, не желая отпускать его, организовывали заставы. Рассказывая о посещении Постышевым два года спустя этого Дворца пионеров, корреспондент замечает: «Товарищ Постышев известен своею исключительной любовью к детям и исключительной заботой о них» [358, 206]. На второй день после опубликования заметки о ёлке Постышев, как сообщила «Правда», послал работникам этого учреждения срочную телеграмму: «Организуйте детям во Дворце пионеров новогоднюю ёлку» [285, 8].

Авторы мемуаров о Постышеве и его биографы, характеризуя своего героя, никогда не забывают включить в число его праведных дел напечатанную в «Правде» заметку о ёлке: «Разве забудут старые комсомольцы призыв Постышева сделать красочными новогодние праздники? Какой живой отклик и у родителей, и у самой детворы встретило его предложение устраивать ёлки?!» [256, 245]. Как обычно и случается в процессе создания легенд, поступок Постышева мифологизируется: одна за другой рождаются версии, каждая из которых, с одной стороны, повторяет, а с другой — развивает предшествующую, дополняя её новыми деталями. Нас убеждают в том, что именно у такого и только у такого человека могла возникнуть мысль о возвращении ёлки.

Г.А. Марягин, по его признанию, «знавший и наблюдавший» Постышева «в течение многих лет», в книге о нём, вышедшей в 1965 году в серии «Жизнь замечательных людей», пишет, что Постышев заговорил о возвращении ёлки «как-то на одном из заседаний», вспомнив при этом «о ёлке в Сокольниках, на которую вместе с Владимиром Ильичом приезжала Надежда Константиновна Крупская». Сюжет «ёлки в Сокольниках» пересказывается Марягиным явно по памяти и с ошибками: не Ленин с Крупской приезжали к детям на ёлку, как пишет он, а Ленин навещал жену в Сокольниках, где она в декабре 1919 года отдыхала в помещении лесной школы. Автор откровенно модернизирует события: до 1935 года, когда ёлка была под запретом, этот эпизод из жизни вождя не афишировался; широко известным он стал только после разрешения ёлки. Далее Марягин вкладывает в уста своего героя фрагмент из заметки, напечатанной в «Правде», превратив её в речь, адресованную его партийным сослуживцам по Киеву: «В дореволюционное время буржуазия и чиновники всегда устраивали на Новый год своим детям ёлку. Дети рабочих с завистью через окно посматривали на сверкающую разноцветными огнями ёлку и веселящихся вокруг неё детей богатеев» и т.д. Вскоре после этого заседания, как пишет Марягин, и была напечатана заметка Постышева в «Правде», а в газетах появились шаржи: «Идёт высокий сутулый человек, с хмурым озабоченным лицом, но лучистыми глазами и несёт большую новогоднюю ёлку с пятиконечной звездой» [249, 278].

Т.П. Брауде, бывшая в 1930-х годах на Украине крупным профсоюзным деятелем и знавшая Постышева по Харькову, и по Киеву, на теме «Постышев очень любил детей» делает особый упор. Фантазируя на основе заметки, напечатанной в «Правде», она приводит якобы слышанные ею факты о «тяжёлом детстве» Постышева: «У Павла Петровича было очень тяжёлое детство. Он рассказывал, как с завистью засматривался в окна богачей, где на рождество стояли нарядные ёлки, светившиеся огнями. Стоял и думал: “Неужели никогда мне не придётся побывать у такой ёлочки?”» Советский партийный руководитель предстает в воспоминаниях Брауде в роли того самого «малютки», который, заглядевшись в окно богатого дома на разукрашенное дерево, думает «хоть раз бы мне праздник такой!» (см. выше сюжет о «чужой ёлке»). Образ «друга детей» мифологизируется в соответствии с известной и давно затасканной литературной схемой. Помня о своём тяжёлом детстве, лишённом ёлки, Постышев и задумывает «подарить всем детям праздник ёлки». Мемуаристка считает необходимым дать современному читателю, не осведомлённому в истории русской ёлки, пояснение: «Дело в том, что ёлка, как и другие атрибуты религиозных праздников, в частности рождество, после революции отпали сами по себе». (Как они «отпали сами по себе», мы уже знаем.) Далее говорится об отъезде Постышева в Москву на пленум, где поставленный им вопрос о ёлке был решён положительно. По возвращении в Киев он организует «первую послереволюционную ёлку на Украине»: лично распоряжается, чтобы во Дворец пионеров привезли самую большую, ветвистую ель, наказывает работникам не жалеть сил и средств, чтобы ёлка была «по-настоящему праздничной, красивой, нарядной»: «…и пусть дети вокруг неё танцуют, поют, играют, радуются приходу Нового года. Раздайте им подарки». Все его наказы, разумеется, были выполнены, и ёлка получилась замечательной. Постышев, придя на праздник со своими детьми, спрашивает их: «Ну, как, нравится?» Те, конечно, отвечают: «Очень нравится!» Отец радостно усмехается и говорит: «Раз нравится и старым, и малым, значит действительно хороша» [56, 276-278].