Фамильные ценности, или Возврату не подлежит - Олег Рой

Аркадия, чувствуя, что не в силах уже и пальцем шевельнуть, подумала: наверное, я сошла с ума.

Да, точно. На несколько лет сошла с ума. А теперь наконец выздоровела, вздохнула она и прикрыла глаза. Спасительный сон накрыл ее нежно и властно, утишая боль, утешая, успокаивая и освежая.

Едва проснувшись, она принялась за генеральную уборку. Мыла, стирала, скребла, пылесосила, чистила – и безжалостно выбрасывала все, что могло напомнить о «сумасшедших годах». Учебники и справочники, извлеченные из ящиков и углов, выстроились на полках аккуратными рядами. «Сумасшедшие» годы нужно было наверстывать.

Разумеется, она наверстала.

Очень прилично, хотя и не блестяще сданные выпускные, институт (разумеется, Плехановский, знаменитая «Плешка», по бабушкиным стопам), распределение в престижный «Елисеевский» (тут уж не обошлось без бабушкиной протекции, использовавшей свои многочисленные знакомства), стиснутые зубы: я могу, я должна, раз я должна, значит, я могу. Я все смогу. Как будто кому-то что-то доказывала, почти не замечая ничего вокруг.

Михаил, шутивший, что он пожизненный бобыль, вдруг привел молодую жену. Действительно, молодую – Татьяна была моложе его чуть не на двадцать лет, даже Аркадия была чуть постарше «молодой». Благословив сына, тихо умерла старая Люба. А Аркадия все «доказывала» неизвестно что и неизвестно кому.

А года через полтора после окончания «Плешки» она родила.

Никогда и никому, даже верной Кэт, Аркадия не говорила – от кого. Отшучивалась: ветром, мол, надуло. Потому что… потому что неловко было рассказывать. Слишком уж банальная история: профессор и студентка. И пусть она не была уже студенткой, а с «ним» случайно столкнулась на улице полгода спустя после окончания института. История от этого не меняется: самый блестящий профессор факультета, по которому сохли чуть не все студентки, и пусть не самая блестящая, но уж точно самая красивая девушка курса. После случайной встречи и нескольких комплиментов он пригласил ее на ужин, предсказуемо и неотвратимо переросший в завтрак…

Роман их был страстным, ошеломляющим, фантастическим…

И продолжался ровно две недели. День в день. Аркадия, впрочем, сразу понимала, что для «него» все это не более чем мелкое, незначащее, хотя и приятное приключение. Подумаешь, самая красивая студентка курса! Да у него таких «красавиц»… И, очень может быть, даже из какой-нибудь Сорбонны. Кстати, именно в Сорбонну он потом и уехал преподавать. Она же в момент краткого их романа чувствовала себя так, словно ее причислили к сонму богов, и упивалась каждым мгновением. Но даже мысленно старалась не называть «его» по имени, точно предчувствовала: как бы безымянного «его» вытеснить из памяти будет легче. По крайней мере, не придется вздрагивать и холодеть, услышав, как тем же именем окликают совершенно постороннего человека. Незачем это. А «он» – это словно бы нечто не совсем реальное. Сон, морок, видение. Просыпаясь, мы ведь иногда вздыхаем печально: эх, жалко-то как, что это был всего лишь сон! И ничего, живем дальше.

Потом, через несколько лет «его» очень напомнил Аркадии блестящий адвокат Рудольф Михайлович – то же обаяние, то же мастерство рассказчика, тот же тонкий юмор, та же обворожительная галантность. Вот только она сама была уже постарше, уже растеряла юную восторженность. И вообще, усмехалась Аркадия, у меня теперь иммунитет на мужское обаяние. Ну и Эдуард зря, конечно, за двумя зайцами пытался гоняться. Впрочем, все к лучшему, на Кэт она не в обиде. Да и ни при чем тут Кэт, строго говоря.

Впрочем, все это было уже гораздо, гораздо позже завершения того безумного, неправдоподобно ослепительного романа.

«Он» уехал на очередную конференцию, и ясно было, что после конференции даже не позвонит, а Аркадию по утрам начало выворачивать наизнанку. Дрожащими ледяными пальцами она цеплялась за скользкий белый фаянс и пыталась хоть немного утихомирить разбушевавшийся желудок: тише, тише, только бы бабушка не услыхала, не заметила.

Бабушка заметила, конечно. Но, как ни странно, одобрила:

– Не вздумай избавляться, – довольно сухо, по-деловому сказала она однажды утром, когда Аркадия, до зелени бледная после очередного «сеанса» утренней рвоты, выползла на кухню не в силах не то что отпираться, а и вообще соображать. – Не вздумай, говорю, избавляться, – повторила бабушка, подсовывая внучке чай с лимоном. – Не спрашиваю, собираешься ли ты замуж, тем более не спрашиваю, кто отец. Все это не имеет значения. Просто рожай, и все. Воспитаем. Аннушка покойная еще и институт закончила, невзирая на горшки и пеленки. А тогда, если ты забыла, война была. И ничего, справились. А ты уж и с учебой закончила, самое время родить нового Привалова. Татьяна с Михаилом, кстати, тоже прибавления ждут. Ну вот, будет два новорожденных. Не велика обуза.

У Аркадии хватило сил лишь на то, чтобы кивнуть.

В бабушкины слова она почти не вслушивалась. Ей и в голову не приходило, что от «этого» можно… избавиться. Дичь какая!

Ведь это же невероятная, сказочная удача, что так все повернулось! Во время феерического их романа она витала где-то в небесах, даже не задумываясь о… о последствиях. Может, если бы задумывалась, ничего бы и не было. Но как же прекрасно, что она не задумывалась!

«Он», ясное дело, никогда больше не позвонит. И на встречах выпускников, где профессура произносит прочувствованные речи и демократично чокается с бывшими студентами, скорее всего не обратит на нее ни малейшего внимания. Ладно еще, если хотя бы поздоровается, а то ведь, может, и вовсе не узнает.

Ну и пусть.

Зато у нее будет свой маленький «он»! Свой собственный!

И плевать на утреннюю тошноту, на «чугунные» ноги, на мятое отечное лицо в безобразных розовато-коричневых пятнах – хоть к зеркалу не подходи, ужас просто. Да плевать! Все это пройдет совсем скоро, и у нее, у Аркадии, родится собственный «он». Собственный. Которого можно будет любить – и ему будет нужна ее любовь! Который никуда не денется. Уж для него-то она не будет «вторая», тем более – «одна из»! Она совсем не боялась приближающихся родов, наоборот, считала дни и торопила часы – ну скорее, скорее, ну когда уже?

Когда акушерка радостно сообщила: «У вас девочка, такая здоровенькая, что просто чудо, красавица-раскрасавица, вся в мамочку!» – Аркадия даже не поверила сперва. Ослышалась она, что ли? Или акушерка глупость сморозила? Начала переспрашивать: «Вы хорошо посмотрели? Как это – девочка? Совершенно точно должен быть мальчик!»

Но это была девочка.

Это поразило Аркадию глубже сердца и стало самым, кажется, крупным – гигантским! – разочарованием в ее жизни.

Медсестра послеродового отделения каждые три часа привозила в палату разболтанную каталку – как будто стол на колесиках. На «столе» лежали одинаковые продолговатые свертки.

– Обед! – бодро заявляла медсестра даже ранним утром. – Мамочки, разбирайте деточек! – И раздавала свертки.

Аркадия каждый раз надеялась, что ее «сверток» неким чудесным образом превратится в мальчика. Но увы. Чуда все не случалось и не случалось, а чмокающее у груди существо вызывало все большее и большее раздражение. К выписке Аркадия «существо» почти возненавидела.

На крыльце роддома ее встречал Михаил.

– А где… бабушка? – Аркадия вдруг почему-то испугалась.

Он покачал головой:

– Дома. Там Татьяна с ней. Поехали.

– А почему… почему не здесь? – теребила его Аркадия. – Что значит «Татьяна с ней»? Что…

– Не смогла она, – выдавил Михаил. – Плохо себя чувствует.

Плохо себя чувствует? Бабушка?! Которая все и всегда переносила «на ногах»? Которая любую слабость называла «позорищем»? Да этого просто не может быть!

– К-как это? – Аркадия не верила своим ушам, даже заикаться начала. – Она же… она же молодая еще… Ей до семидесяти, как до Китая!

– Ну… – Михаил пожал плечами. – Жизнь-то у нее была… не курортная. Как Аркадия Владимировича не стало, весь дом на ней держался. Поехали уже?

Аркадия Сергеевна ждала ее в кабинете.

– Ну, показывай правнучку! – Осмотрев девочку, она одобрительно подытожила: – Хороша! Наша порода, приваловская. Ну вот и славно. А то я уж и не чаяла дождаться.

– О чем ты? – Аркадия ничего не понимала. Выглядела бабушка вроде бы как обычно, но говорила какие-то странные вещи. – Что значит «дождаться»? И…

Аркадия Сергеевна покачала головой:

– Вот видишь, даже из роддома не смогла тебя встретить. Не обессудь. Ноги не держат. – Она сердито хмыкнула. – То есть сами-то ноги ничего, но как поднимусь, в глазах темнеет, ну и вообще…