Крестоносец. Византия - Геннадий Борисович Марченко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он с бросил в нашу сторону полный ненависти взгляд, от которого мне сделалось слегка не по себе.
— Брабантцев. — вставил Пьер. — Я и оруженосец мессера де Лонэ — из Брабанта.
— А наши с моим другом дю Шатле слуги, ваши соплеменники из Саарбрюккена, барон, — добавил я.
— Да теперь уж всё равно, откуда вы взялись! — барон с усталой злостью мотнул головой.
— Вот что я скажу, дядя Берти, — заговорил граф фон Хельфенштейн. — Больше всего мне хочется повесить тебя на воротах замка, как собаку. Если меня что-то удерживает, то только нежелание позорить наш род. Но если ты не примешь предложение, которое я намерен тебе сделать, клянусь, я забуду про родовую честь!
Бертольд с интересом взглянул на племянника.
— И что же ты собираешься мне предложить?
— В монахи пойдёшь? — коротко спросил граф.
— Пойду! — после недолгого раздумья ответил барон. — Лучше уж монастырская келья, чем видеть всех вас!
— Ну вот и договорились! — с видимым облегчением вздохнул граф. — Несколько дней посидишь в темнице, подумаешь о жизни, пока допросим твоих людей и девку, сравним ваши признания. А потом я сам отвезу тебя в аббатство Эльванген, к нашему родичу, аббату Губерту. Я его попрошу, чтобы занял тебя делом в обители и следил за тобой. А то боюсь, такие как ты могут и в сутане не уняться.
После этого граф позвал стражников, которыми командовал рослый широкоплечий зеленоглазый блондин с подстриженной бородкой и лихо закрученными усами, на вид лет около тридцати пяти, немного напоминавший лицом Арамиса из советского фильма «Три Мушкетёра». Ещё раньше он отконвоировал в темницу Фриду и людей барона. Хозяин замка называл его Эвальд. Судя по прозрачным намёкам барона, это был сводный брат графа, рождённый его матерью во время весёлого вдовства от одного из её любовников. Внешне граф и Эвальд мало походили друг на друга, хотя это было неудивительно, учитывая, что у них разные отцы. Но несмотря на это, единоутробные братья явно были близки, недаром барон назвал Эвальда верным псом графа. Из рассказа Зигфрида во время поездки из Танненберга в Хельфенштейн я узнал, что Эвальд имеет фамилию фон Мюлендам, по названию деревни с мельницей и усадьбой, пожалованной ему графом вместе с рыцарским званием, что он командует графской дружиной, и живёт в основном в замке с женой и детьми. Зиги хвастался, что «дядя Эвальд» учит его мечу. Судя по простодушному рассказу ребёнка, он и не подозревал, что «дядя Эвальд» реально приходится ему дядей. Рановато ему ещё знать такие вещи. Что ж, Эберхард фон Хельфенштейн обошёлся со сводным братом куда великодушнее, чем с Адольфом поступили законные сыновья его отца. С другой стороны, графу и опасаться нечего. Незаконнорожденный сын его матери ни при каких обстоятельствах не сможет получить графство, а вот признанный бастард графа вполне мог бы унаследовать владения отца, если бы с единокровными братьями что-то случилось.
Пока я об этом раздумывал, Эвальд и стражники увели барона, а граф повёл нас с Пьером и с Эрихом, вернувшимся с конюшни с нашими вещами, сгруженными с лошадей, в донжон, где нас должны были устроить в гостевых покоях.
— Герр де Лонэ, герр де Лер. — обратился к нам по дороге граф, видимо, заметивший брошенные нами взгляды на Эвальда. — Мой дядюшка наговорил немало лишнего о делах нашей семьи. Надеюсь, это останется между нами?
Мы с Пьером заверили графа в нашей скромности. Затем я передал графу «протокол» с показаниями Тео, попросив не предъявлять к парню претензий, ссылаясь на данное ему слово, помощь в освобождении детей, раскаяние, намерение уйти в монахи, и то, что он уже наказан. Выслушав нас, граф ответил:
— Ладно, пусть живёт. Повезло ему, что встретил вас. Я бы вытащил из него всё, а потом вздёрнул.
После чего слуги проводили на в наши комнаты, где мы смогли отдохнуть и привести себя в порядок перед ужином. В замке нашлась и купальня, состоявшая из разнокалиберных ёмкостей из дорогой северной лиственницы, соединённых керамическими трубами. Я поспешил воспользоваться таким приятным сюрпризом, потащив с собой Пьера и Эриха. Горячая вода, подогретая жаром от замковой кухни, натуральные губки, привезённые со Средиземного моря — счастье есть! От слуг, помогавших нам с банными процедурами и забравшими в стирку нашу дорожную одежду, мы узнали, что купальню в замке соорудил покойный отец графа, который бывал в Константинополе с посольством Кайзера, после чего стал большим поклонником византийской культуры. То-то я смотрю, замок выглядит как-то почище и поприличнее, чем в Саарбрюккене.
К ужину мы вышли чистые и довольные. Я и Эрих надели пошитые ещё в Саарбрюккене парадно-выходные костюмы. У Пьера такого не было, но он прихватил кое-что из «персидского наследства». На мой вкус, восточный прикид выглядел излишне попугайским, и с золотой вышивкой явно переборщили, однако парню нравилось. Выглядел он в этом наряде хоть и экзотично, но неплохо, привлекая взгляды обитателей замка, особенно девушек.
«Кушать подано. Садитесь жрать, пожалуйста!» — сказал слуга, ставя на стол огромный поднос с жареным поросёнком. То есть он что-то и впрямь сказал, это уже моё воображение само перевело.
В трапезной, за столом, кроме графской семьи и нескольких приближённых, включая Эвальда и давешнего монаха, оказавшегося тем самым братом Ансельмом, о котором рассказывал Зигфрид, были ещё десятка три молодых девушек и парней, а также совсем уж ребятишек обоего пола, одетых как дворяне, хотя и разной степени зажиточности. Граф сообщил, что это дети и внуки, либо младшие братья и сёстры его вассалов, находящиеся на воспитании в замке Хельфенштейн — парни у графа, а девчонки, соответственно, у графини. Ясно, графская семья устанавливает неформальные связи с молодым поколением вассалов, а также неявно заполучила заложников верности дворянских семей графства. Хотя, судя по беззаботным лицам ребят, живётся им тут неплохо.
Меня и Пьера усадили за графский стол на почётные места. Эриха, как слугу, хотели отправить в людскую. Но когда я рассказал, что вместе с
