Дело по обвинению. Остров Медвежий - Эван Хантер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я хочу добиться оправдания для Апосто и Ди Паче и снисхождения для Рирдона.
– Но почему?
– Потому что... потому что я считаю, что это и будет правосудием.
– Тогда почему же вы не пошли к главному прокурору? Почему не поговорили со мной до суда?
– Потому что впервые в жизни мне нужна газетная шумиха, Эйб.
* * *
Сэмэлсон поднялся из-за стола:
– Но это же ведь самоубийство, Хэнк. Вы губите себя!
– Нет.
– Да, черт возьми, да! Вас уволят, в этом можно не сомневаться! Вы же поставите всю прокуратуру в идиотское положение! И они вам этого не простят, Хэнк!
– Мне все равно! Если я этим добьюсь...
– Ничего вы этим не добьетесь. Вы только потеряете работу, и все. И не найдете другой!
– Возможно.
– Не возможно, а так и будет. Я этого не допущу. Мы сейчас же переговорим с защитниками. Когда вы им расскажете...
– Нет, Эйб, прошу вас. Дайте мне сделать все по-своему.
– Дать вам погубить себя? Вы этого хотите? Разве вы не знаете, что прокуратура на примере этих ребят намерена преподать урок остальным? Ведь весь город...
– И я намерен привести их в пример того, что можно сделать с человеком. Послушайте, Эйб, это ведь не таинственные выходцы с других планет, а напуганные, одинокие мальчишки.
– Расскажите об этом матери Рафаэля Морреза. Психологические рассуждения жертве не помогут.
– Видите ли, Эйб, в этом деле каждый из них – жертва.
– Закон совершенно недвусмысленно...
– Закон тут ни при чем! Я юрист, Эйб, и закон был всей моей жизнью. Вы знаете это. Но как я могу требовать осуждения этих ребят, пока не узнаю, кто настоящий убийца Рафаэля Морреза? А тогда закон утрачивает смысл.
– Но разве вы не знаете, кто его убил?
– Да, Эйб, знаю. Мы все убили его.
– Хэнк! Хэнк!
– Мы все его убили, Эйб, потому что мы ничего не делаем. Мы только сидим сложа руки и рассуждаем об этом, и назначаем комиссии, и выслушиваем различные точки зрения – но все время мы знаем, в чем беда и у нас есть необходимые факты, но мы ничего не предпринимаем. Вместо этого мы позволяем, чтобы Рафаэль Моррез потерял жизнь.
– Так что же вы хотите сделать? Открыть кампанию сию минуту? В моем суде? Хэнк, вам никогда не...
– А разве может представиться более удобный случай, Эйб?
Сэмэлсон покачал головой:
– Это неправильный путь, Хэнк.
– Нет, это правильный путь, это единственно правильный путь. Кому-то надо встать и крикнуть! Надо, чтобы кого-нибудь наконец услышали!
– Но почему же, черт возьми, именно вы?
– Я не знаю, почему. Или, по-вашему, мне не страшно? Да мне было легче встать перед заряженной пушкой, чем идти сейчас в зал суда и опровергать собственное обвинение! Но поймите, Эйб, если кто-нибудь не сделает этого сейчас, если кто-то не прекратит всю эту чертовщину, то проще будет просто самим разрушить все преграды. И тогда закон и правосудие превратятся в пустой звук, потому что миром будут править дикари. А я не хочу, чтобы моя дочь, чтобы ее дети росли в лагере варваров. Я не хочу, чтобы их разорвали на куски, Эйб. Нельзя, нельзя, чтобы все эти молодые жизни пропали зря!
Воцарилось молчание.
Наконец Эйб Сэмэлсон сказал:
– Если бы я был моложе!
– Эйб...
– Я буду вести это дело беспристрастно! Не ждите от меня никаких поблажек!
– Вы знаете, что я их не жду.
– Вы попросту перережете себе глотку.
– Возможно.
– Ну что ж, идемте, пока нас не обвинили в сговоре.
У двери Сэмэлсон задержался и положил Хэнку руку на плечо:
– Желаю тебе удачи, Хэнк! Она тебе сейчас очень понадобится!
* * *
Первым свидетелем, которого Хэнк вызвал после перерыва, была Анджела Руджелло. Девушка нерешительно вышла вперед, оглядывая зал суда испуганными карими глазами. На ней было зеленое платье и туфли на высоких каблуках. Сев, она скромно натянула юбку на колени.
– Скажите, как вас зовут? – спросил Хэнк.
– Анджела Руджелло.
– Где вы живете, мисс Руджелло?
– В Гарлеме.
– Взгляните, пожалуйста, на обвиняемых. Вы знаете их?
– Да, – ответила она почти шепотом.
– Вы боитесь, мисс Руджелло?
– Немного боюсь.
– Меня?
– Нет.
– Его чести?
– Нет.
– И уж, конечно, не защитников? – сказал Хэнк, улыбаясь. – Уж в них, по-моему, нет ничего страшного!
– Нет, я их не боюсь.
– Я читал в газетах, что вы получили анонимное письмо с требованием не давать показаний. Это правда?
– Да.
– И поэтому вы боитесь?
– Да.
– Но вы только что присягнули перед судом говорить правду, всю правду и только правду. Вы так и поступите?
– Да.
– Несмотря на это письмо?
– Да.
– Хорошо. Видели ли вы этих трех мальчиков вечером Десятого июля?
– Да. Я их видела.
– Посмотрите на них хорошенько. Вы уверены, что это те самые мальчики?
– Да.
– Что же они делали?
– Они бежали.
– Откуда?
– Со стороны Третьей авеню.
– У них было что-нибудь в руках?
– Да.
– Что же?
– Ножи.
– Откуда вы это знаете?
– Потому что эти ножи они передали мне.
Хэнк подошел к столу, взял три ножа и сказал:
– Мисс Руджелло, это те ножи, которые эти три мальчика передали вам вечером десятого июля?
Анджела внимательно посмотрела на ножи и сказала:
– Да, те самые.
– Вы помните, кто вручил вам какой нож?
– Нет. Все это случилось так быстро! Я только взяла у них ножи и потом унесла их домой.
– Была ли на этих ножах кровь?
– Да.
– На всех ножах?
– Да.
– Что вы сделали с этими ножами после того как принесли их домой?
– Положила в бумажный мешок и убрала в дальний угол комода.
– Вы их сначала не вымыли?
– Я их не мыла.
– Значит, мисс Руджелло, когда вы позже передали эти ножи полиции, они были в том же самом состоянии, в каком вы получили их от этих мальчиков, не так ли?
– Да. Я с ними ничего не делала.
– Но вы не знаете, от кого именно получили какой нож?
– Да.
– У меня больше нет вопросов.
– Защита может приступить к допросу, – сказал Сэмэлсон.
* * *
– Мисс Руджелло, – спросил Рэндолф, один из защитников, – вы уверены, что эти ножи были вам действительно переданы сидящими здесь Артуром Рирдоном, Энтони Апосто и Дэниэлем Ди Паче?
– Да. Я в этом уверена.
– Так. Кто из них первым отдал вам нож?
– Не помню.
– Рирдон?
– Не помню. Все произошло слишком быстро.
– Ди Паче?
– Я вам говорю, что не помню.
– Но вы же помните, что именно эти три мальчика отдали вам ножи? Вы в этом уверены. Но вы не совсем уверены, кто вам
