Старая болезнь - Решад Нури Гюнтекин

Глава пятнадцатая

Зулейха, не отдохнув, наверное, и двух часов, проснулась на рассвете и лежала с открытыми глазами, чувствуя себя разбитой и раздраженной. Ее потревожил солнечный свет, который все усиливался и, пробиваясь через ткань палатки, приобретал грязно-желтый цвет.

Юсуф был больше занят тем, чтобы оказать Зулейхе какие-то мелкие услуги, чем собственно ею самой, а потому не заметил, что лицо ее пожелтело, а глаза казались больше, чем обычно. Сам он, хотя, похоже, и не ложился после того, как оставил Зулейху, выглядел бодрым и здоровым и снова изводил приказаниями явившихся утром в лагерь моряков.

Поводив немного жену среди оливковых деревьев, которым не видно было ни конца ни края, Юсуф спустился к городу и усадил Зулейху в кофейне на морском берегу.

Зулейха плохо себя чувствовала, а потому почти не разговаривала. Она сердилась, что Юсуф этого не замечает. И хотя немного приободрилась, пока тащилась за ним по этой пустынной местности, с нетерпением ждала того часа, когда они вернутся на борт «Ташуджу» и она сможет отдохнуть у себя в каюте.

Когда они сидели на берегу, она заметила, как небольшой пароход готов был выплыть за пределы пролива, и с удивлением спросила:

— Он так похож на «Ташуджу»… Уж не он ли это?

Юсуф посмотрел в ту сторону, куда показывала Зулейха, и с деланным изумлением ответил:

— Думаю, он самый и есть…

Зулейха поискала глазами «Тажуджу» в заливе, но его там действительно не оказалось.

— Ох, я ничего не понимаю. Что происходит?

— Да тут нечего понимать. «Ташуджу» нас оставил и уплывает… Наверное, мы надоели капитану, и он взбунтовался.

Зулейха снова подумала, что Юсуф шутит или готовит ей очередной сюрприз, а потому была спокойна и рассмеялась:

— Вы меня окружили таким вниманием и заботой, что теперь я даже думать не могу ни о какой опасности…

— Для меня это приятный комплимент.

— Это вовсе не комплимент, а правда.

Юсуф обрисовал Зулейхе план, который составил утром: чтобы ей вконец не надоело море, они снова прокатятся по суше несколько часов. Недалеко — до Дикили[105]. Как несколько дней назад «Ташуджу» поджидал их в Седдюльбахире, так же он будет ждать их и в Дикили.

Случилось то, что случилось. Зулейха не воспротивилась этому предложению. Тем более что она чувствовала себя гораздо лучше, чем утром.

За то время, что оставалось до отъезда, они решили прогуляться по памятным местам города, нанести быстрый визит на фабрику тому инженеру, которого случайно встретили на берегу днем раньше, и еще заглянуть на рынок. В волнениях прошлой ночи куда-то пропала расческа Зулейхи, и нужно было купить новую.

В маленькой мануфактурной лавочке Юсуф приобрел расческу и другую мелочь, а кроме того, попросил снять с вешалки купальный костюм, пощупал его и, хотя ему не понравились цвет и фасон, попросил лавочника запаковать и его тоже.

Когда Зулейха спросила, где им может пригодиться купальник, ответил:

— Думаю, он нам может пригодиться в пути. Если нет, подарим кому-нибудь из наших. Скажем, подарок из Стамбула. Да вот хоть Уфлет-абле[106]. Когда по вечерам на Гёльюзю будет наступать море, Уфлет-абла наденет купальный костюм и будет считать, будто она на пляже…

Уфлет-абла жила в их поместье. Это была уже немолодая, длинная, худая и немного придурковатая абиссинка, которая перебивалась помощью то тех, то других, как подбитый аист щепками.

Когда Юсуф расписывал, как Уфлет-абла, облачив свое длинное скелетоподобное тело в красный купальный костюм, будет плескаться в воображаемом море в Гёльюзю, то сам покатывался со смеху, удивляя тем самым торговцев на рынке. Зулейха нехотя следовала его примеру.

После обеда Зулейха совсем утомилась. Когда автомобиль выехал за пределы города, у нее закружилась голова и зазвенело в ушах. Юсуф заметил болезненную желтизну ее лица лишь полчаса спустя.

— Вы сжимаете руками виски, вам нездоровится? — спросил он.

Зулейха после недолгих колебаний несколько раз кивнула:

— Да, немного болит голова, — и, стараясь взбодриться, улыбнулась. — Ничего, скоро пройдет…

Юсуф тоже улыбнулся:

— Конечно, пройдет… Вы привыкли к морю, а сейчас вас на суше укачивать начинает.

Автомобиль съехал с узкой каменистой дороги, большей похожей на тропинку среди оливковых садов и подъехал к спуску в долину. Хотя казалось, что Юсуф не придает особого внимания недомоганию Зулейхи и дорога дальше была без опасных неровностей, он приказал шоферу ехать медленнее и осторожнее.

Эта дорога, которую Юсуф назвал автомобильной и которая в это время года, как он сказал, была гораздо удобнее обычного шоссе, ничем не напоминала оную, если бы не встречавшиеся время от времени следы колес.

Машина катила по пустым полям, высохшим лугам, сворачивала в редко попадавшиеся сады и поворачивала назад, если путь преграждала речка или натыкалась на препятствие в виде канавы или внезапно выросшего забора.

Водитель спрашивал, как проехать, у каждого встречного, хотя утверждал, что знал эти места как свои пять пальцев.

Ветра не было, воздух стал тяжелым. Зулейха с трудом дышала и чувствовала, что если позволит себе хоть немного расслабиться, то попросту уснет. С самого детства она страдала от того, что не могла спать днем, когда ее кто-нибудь мог увидеть.

Во время сна человек не может контролировать выражение своего лица, и люди в такие моменты выглядят некрасивыми, немощными и глупыми.

Возможно, этот страх сыграл не последнюю роль в том, что Зулейха ни одной ночи не провела рядом с Юсуфом.

Ведь человек во время сна ничего не контролирует. Может быть, даже храпит. Какой местью было застать в эти минуты слабости человека, страдающего от влияния загадок, что выражает его лицо.

Зулейха на какое-то мгновение закрыла глаза, а когда открыла, то увидела, что сидит в совсем другом положении и что вид за окном переменился. Она поняла, что, несмотря на все усилия, все-таки заснула. Покачиванием машины ее тело откинуло к Юсуфу, голова упала к нему на грудь. Юсуфу ничего не оставалось, как просунуть руку за ее спиной и, словно обнимая, поддерживать за плечо.

Зулейха, чтобы не выдать себя, снова закрыла глаза и притворилась спящей. От тряски ее голова слегка покачивалась.

Спать в объятиях любимого человека! И это тоже, словно припев, раз за разом повторяется во всех этих романах о настоящей любви. Но при этом она не могла не признать, что