Чума на оба ваши дома - Сюзанна Грегори
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Потом Бартоломью и лекарь оставили Грея складывать травы и снадобья в сумку, а сами вышли под дождик.
— Много монахов вы потеряли? — спросил Бартоломью.
Лекарь склонил голову.
— Больше половины, а вчера умер отец настоятель. Наверное, наш открытый образ жизни способствует распространению болезни. Вы слышали, что все доминиканцы мертвы? Но что мы должны делать? Отступить от устава и затвориться, как отшельники?
На этот вопрос у Бартоломью ответа не нашлось.
Когда Грей закончил, они распрощались с лекарем и пошли по мощеной дороге к городу. Дурное настроение юноши развеялось без следа, и он принялся болтать о том, что собирается делать, когда закончит учение. Слушая его, Бартоломью впал в уныние. Неужели люди думают только о том, как обогатиться?
Внезапно Грей потянул его за край плаща.
— Надо сходить к Святой Радегунде! — сказал он.
— Зачем это? Они нас не впустят.
— А вдруг Филиппа вернулась туда, когда ушла от вашей сестры?
Бартоломью уставился на него. Грей был прав! Почему он не подумал об этом раньше? Студент зашагал по дороге, и Бартоломью нагнал его, когда тот уже барабанил в ворота монастыря. Пока они ждали ответа, Бартоломью не находил себе места, нетерпеливо вытирая с лица капли дождя. Грей перескакивал с ноги на ногу, пытаясь согреться. Бартоломью взглянул на дверь и, несмотря на всю свою озабоченность, отметил, что ворота уже начинают зарастать сорняками. Монахини всерьез оберегали свое уединение.
Небольшая решетка в дверном оконце с грохотом упала.
— Чего вам? — послышался неприветливый голос.
— Мне нужно поговорить с аббатисой, — сказал Бартоломью.
Голос его звучал спокойно, но в голове поднялась смута. Если сейчас он найдет Филиппу, целую и невредимую, в монастыре, всем его тревогам конец.
— Кто вы такой? — снова послышался голос.
— Мэттью Бартоломью из Майкл-хауза.
Раздался звон: решетку с силой захлопнули. Они немного подождали, но более ничего не последовало.
На лице Грея отразилось точно такое же разочарование, какое чувствовал Бартоломью.
— Ну ладно. Ничего не поделаешь, — сказал он. Внезапно решетка распахнулась снова, и на этот раз Бартоломью увидел за ней два лица.
— Ну? — раздался первый голос, нетерпеливый и враждебный.
Бартоломью был ошеломлен тем, что аббатиса сама подошла к воротам, и на миг утратил дар речи.
— Что-то с Генри?
Голос у аббатисы был низкий для женщины, и из-за высокого роста ей пришлось нагнуться, чтобы посмотреть через решетку. Внезапно причина, побудившая ее прийти, стала ясна Бартоломью. Она решила, что он принес новости о ее племянниках, братьях Оливер.
— С Генри все благополучно, матушка, — ответил Бартоломью.
Он придвинулся поближе к дверце, чтобы лучше видеть ее.
— Не подходите! — произнесла она сухо и неприветливо. — Я слышала, что вы возитесь с зачумленными. Я не желаю, чтобы вы занесли сюда заразу. Что вам от меня нужно?
Бартоломью опешил от ее враждебности, но ему не впервой было встречать подобный прием из-за того, что он имел дело с жертвами чумы, и этот раз, без сомнения, был не последний.
— Я пришел спросить вас, не получали ли вы вестей о Филиппе Абиньи, — внимательно глядя на красивое, но холодное лицо аббатисы, спросил он.
Ледяные голубые глаза сверкнули гневом.
— Как смеете вы являться сюда с этим вопросом после того, как сами похитили ее от нас? Своими действиями вы погубили ее репутацию!
Он ожидал подобной отповеди, хотя и не думал, что она будет источать такую злобу. Однако ему не хотелось спорить с аббатисой о том, запятнал ли он репутацию Филиппы, и он попытался держаться по-прежнему учтиво.
— Мне жаль, что вы так думаете, — сказал он, — но вы не ответили на мой вопрос.
— Полагаете, у меня хватит глупости на него ответить? — буквально выплюнула аббатиса ему в лицо. — Вы уже один раз похитили ее. Если я скажу, что она здесь, вы попытаетесь сделать это опять.
Бартоломью покачал головой.
— Вы неверно истолковываете мои намерения. Она пошла со мной по своей воле, хотя я желал, чтобы она вернулась туда, где ей не грозила чума. Я лишь хочу знать, что она в безопасности.
— Тогда можете продолжать терзаться неопределенностью, — сказала аббатиса. — Потому что я не расскажу вам ни о вестях, которые я получила, ни о ее местонахождении.
— Значит, вам известно, где она? — воскликнул Бартоломью.
Аббатиса отступила от решетки и улыбнулась столь холодной улыбкой, что Бартоломью поежился. Внезапно ему вспомнились полные ненависти взгляды, которые бросал на него Генри. Ну и семейка, воплощенная злоба и неприязнь! Он увидел, как аббатису накрыла большая тень. Она обернулась, вся ее холодность испарилась на глазах. Бартоломью заметил края великолепно расшитого черного плаща и понял, что это Элиас Оливер.
— Где она? — крикнул Бартоломью.
Аббатиса зашагала прочь, статная и величественная, улыбаясь высокому мужчине рядом с ней и не замечая Бартоломью. Врач бессильно замолотил в дверь кулаками, но решетку уже захлопнули, и никакие крики и стук теперь не могли заставить монахинь открыть ее снова.
Бартоломью обреченно привалился к стене. Грей присел рядом с ним.
— Не переживайте так, — сказал он. — У меня есть идея.
Бартоломью старался взять себя в руки. Неужели эта гнусная баба знает, где Филиппа? Или она просто водит его за нос, чтобы отомстить за «похищение»? Он почти не имел дела с монахинями Святой Радегунды. Они вели уединенную жизнь в своих кельях, и даже когда Мэттью приходил навестить Филиппу, он толком не видел ни аббатства, ни его обитательниц.
Грей поднялся и зашагал вдоль стены монастыря. Бартоломью последовал за ним, и в памяти у него отчетливо встали события, которые произошли, когда он в прошлый раз пошел вслед за студентом вдоль этой стены. Юноша то исчезал за деревьями, то вновь выныривал из-за них, пока не очутился в том месте, где стены совершенно утопали в густом подлеске. Он без колебаний двинулся по узкой тропке, которая привела их к дверце в стене. Грей негромко стукнул в нее два раза.
Бартоломью с изумлением смотрел, как дверца отворилась и из нее выглянула молоденькая женщина в монашеском одеянии. Она узнала Грея, убедилась, что никто ее не видит, и вышла к ним, тщательно закрыв за собой дверь.
— Это моя кузина — сестра Имельда, — сказал Грей, обращаясь к Бартоломью.
Женщина застенчиво улыбнулась ему, потом посмотрела на Грея.
— Я знала, что ты придешь! Но я не могу задерживаться, иначе меня хватятся.
Она огляделась вокруг, словно ожидала увидеть призрак аббатисы. Грей кивнул и передал ей какой-то сверток. Имельда быстро взяла его и спрятала в складках одеяния. Потом поднялась на цыпочки и торопливо поцеловала его в щеку.
— Спасибо! — прошептала она…..
Грей покраснел.
— Доктор хочет кое о чем тебя спросить, — сказал он, скрывая смущение.
Имельда снова улыбнулась Бартоломью.
— Я помню вас еще с тех пор, как вы ухаживали за Филиппой. Бедняжка Филиппа! Здешняя жизнь была ей ненавистна, особенно в зимнюю пору, а когда вы перестали приходить — еще больше.
— Она сейчас здесь? — спросил он.
Имельда покачала головой.
— Нет. Ее нет с тех пор, как вы увели ее. Если бы она была здесь, я бы знала, потому что на мне вся стряпня, а еду распределяют очень строго. Я поняла бы, что у нас появился лишний рот.
— Вы не получали от нее никаких вестей?
И снова она покачала головой.
— Вы не знаете, аббатисе что-нибудь известно о местонахождении Филиппы?
— Ничего ей не известно! Вот она и бесится. — Имельда хихикнула. — В такой маленькой общине трудно хранить тайны, и я знаю, что мерзкие племяннички по тетушкиному наказу пытаются выяснить, где Филиппа. Надеюсь, вы успеете найти ее первым.
В монастыре зазвонил колокол.
— Третий час,[26] — спохватилась Имельда. — Мне пора.
Она улыбнулась обоим мужчинам и быстро скрылась за дверцей.
Грей повел Бартоломью через подлесок обратно на дорогу. Того распирало от вопросов.
— Это та самая дверца, о которой упоминала Филиппа, — ею пользовалась сестра Клемент, когда уходила помогать больным. Откуда ты узнал о ней? — осведомился он. — И почему ты никогда не говорил мне, что у тебя в монастыре кузина? Что в свертке, который ты ей передал?
Грей поднял руку, чтобы замедлить поток вопросов, чем неприятно напомнил Бартоломью Уилсона.
— Имельду отправили в монастырь Святой Радегунды, когда мы были еще детьми. Это она рассказала мне о калитке. Вам я о ней не рассказывал, потому что вы никогда не расспрашивали меня о моих родных. А что я ей передал, это мое дело.
Грей понял, что перегнул палку, еще до того, как Бартоломью раскрыл рот.