Дьявольский вальс - Джонатан Келлерман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я тоже работал в онкологии. Несколько лет назад. Психосоциальная помощь.
– А-а...
Опять вернулась к своему бланку.
– Ну что ж, – заметил я. – По крайней мере, кажется, у Кэсси нет опухоли.
Молчание.
– Доктор Ивз сказала мне, что намерена вскоре выписать девочку.
– Ага.
– Я думаю нанести им домашний визит.
Ее рука мчалась по бумаге.
– Вы ведь были у них дома, да?
Никакого ответа.
Я повторил вопрос. Женщина перестала писать и взглянула на меня.
– Если я и была у них, что в этом такого?
– Нет, я просто...
– Вы просто болтаете, вот что. Правильно? – Она положила ручку и откатилась назад на стуле. Самодовольная улыбка играла на ее губах. – Или вы проверяете меня? Хотите знать, выходила ли я из комнаты и делала ли что-то с девочкой?
Глядя мне прямо в глаза и продолжая улыбаться, Вики откатилась еще дальше.
– Почему вы так считаете?
– Потому что я знаю, о чем все вы думаете.
– Это был совершенно простой вопрос, Вики.
– Ну да, конечно. Именно так и было с самого начала. Вся эта притворная болтовня. Вы проверяете меня, не похожа ли я на ту медсестру из Нью-Джерси.
– Какую медсестру?
– Ту, которая убивала младенцев. О ней написали книгу и говорили по телевизору.
– Вы думаете, что вас в чем-то подозревают?
– А разве нет? Разве всегда не обвиняют медсестру?
– А что, разве медсестру из Нью-Джерси обвинили неправильно?
Вики ухитрилась превратить улыбку в гримасу, не двинув ни единым мускулом.
– Мне надоела эта игра, – заявила она, вставая и отодвигая стул. – Для вас это всегда только игры.
– Под «вами» вы подразумеваете психологов?
Она сложила руки на груди и что-то пробормотала. Потом повернулась ко мне спиной.
– Вики?
Никакого ответа.
– Все это сводится к тому, – заявил я, стараясь говорить спокойным тоном, – чтобы в конце концов обнаружить, что же, черт возьми, происходит с Кэсси.
Вики притворилась, что читает доску объявлений, висящую за письменным столом.
– Значит, вот как оборачивается наш маленький договор о мире? – заметил я.
– Не беспокойтесь, – быстро повернулась ко мне Вики. Ее голос поднялся – пронзительное соло, наложенное на сладкую мелодию. – Не беспокойтесь, – повторила она. – Я не буду вам мешать. Если что-то нужно – просто спросите. Потому что вы доктор. И я сделаю все, что угодно, если это поможет бедной малютке, – хотя вы считаете по-другому, я все же беспокоюсь о ней. Я даже спущусь вниз и принесу вам кофе, если это поможет вам сосредоточиться на ее проблемах – на том, на чем вам и следует сосредоточиться. Я не одна из тех феминисток, которые считают грехом делать что-то еще, кроме как давать пациентам лекарство. Но не притворяйтесь, что вы мой друг, хорошо? Давайте оба будем выполнять нашу работу без всяких разговоров, идти своим путем, ладно? А если вы желаете, чтобы я ответила на ваш вопрос: да, я посещала их дом только два раза несколько месяцев назад. Довольны?
Она отошла на другой конец поста, нашла еще какой-то бланк и принялась читать. Прищурившись, она держала его на расстоянии вытянутой руки. Ей явно требовались очки для чтения. На губах вновь появилась самодовольная улыбка.
– Вы ничего не делали ей, Вики? – спросил я.
Ее рука дернулась, бумага упала. Женщина наклонилась, чтобы поднять бланк, но в этот момент с ее головы слетел чепчик. Наклонившись второй раз, она подняла и его и напряженно выпрямилась. На ресницах было много туши, и пара кусочков отвалилась.
Я был непреклонен.
– Нет! – прошептала Вики, вкладывая в ответ всю твердость, на какую была способна.
Звук шагов заставил нас обернуться. В холл вошел уборщик, он тянул за собой пылесос. Латинос среднего роста со старческими глазами и усами под Кантинфласа[38].
– Что-то еще? – спросил он.
– Нет, – ответила Вики. – Ступай.
Мужчина взглянул на медсестру, приподнял брови, дернул пылесос и потащил его к тиковым дверям. Вики наблюдала за ним, ее кулаки были сжаты.
Когда уборщик ушел, она продолжала:
– Какой страшный вопрос! Почему у вас такие безобразные мысли в голове? Почему вообще кто-то должен делать Кэсси гадости? Она больна!
– Все симптомы свидетельствуют о какой-то таинственной болезни.
– А почему бы и нет? Почему? Это больница. Именно поэтому мы здесь – из-за больных детей. Именно этим и занимаются настоящие врачи. Лечат больных детей.
Я продолжал хранить молчание.
Ее руки начали подниматься, и она прилагала усилия, чтобы удержать их внизу, как подопытный, сопротивляющийся гипнотизеру. На том месте, где раньше сидел чепчик, жесткие волосы образовали подобие купола размером со шляпу.
– Настоящие врачи не добились особого успеха, не так ли? – возразил я.
Она фыркнула.
– Игры, – вновь прошептала она. – Всегда у вас, психологов, игры.
– Такое впечатление, что о нас, психологах, вы знаете очень много.
Казалось, Вики внезапно встревожилась. Она протерла глаза – тушь потекла, костяшки пальцев стали серыми, но женщина не замечала этого. Ее полный злобы взгляд был сосредоточен на мне.
Самодовольная улыбка вернулась на ее лицо.
– Еще что-нибудь, сэр? – Она вынула из волос заколки и закрепила ими края накрахмаленного чепчика.
– Вы делились с Джонсами своими мыслями по поводу терапевтов? – поинтересовался я.
– Я держу свои мысли при себе. Я профессионал.
– А вы не говорили им, что кто-то подозревает нечистую игру?
– Конечно, нет. Повторяю, я профессионал!
– Профессионал, – согласился я. – Вам просто не нравятся психотерапевты. Шайка шарлатанов, которые обещают помочь, но у них ничего не получается.
Ее голова дернулась назад. Чепчик опять затанцевал на волосах, и Вики быстро поддержала его рукой.
– Вы не знаете меня, – проговорила она. – Вы ничего обо мне не знаете.
– Это правда, – соврал я. – И это стало проблемой для Кэсси.
– Просто смешно, что...
– Ваше поведение начинает мешать ее лечению, Вики. Давайте больше не будем обсуждать это здесь. Пройдем туда, – Я указал на подсобку, расположенную за медицинским постом.
Вики уперла руки в бока:
– Зачем?
– Затем, чтобы все обсудить.
– Вы не имеете права.
– В общем-то имею. И только благодаря моему доброму отношению вы все еще занимаетесь этой пациенткой. Доктор Ивз восхищается вашим мастерством, но ваше поведение начинает действовать и на ее нервы.
– Да?
Я поднял телефонную трубку:
– Позвоните ей.
Вики шумно втянула воздух. Потрогала чепчик. Облизала губы.
– Что вам от меня нужно? – В голосе послышались ноющие нотки.
– Не здесь, – сказал я. – Там, в той комнате. Вики. Прошу.
Она начала протестовать. Но слова застряли в горле. Губы задрожали. Она подняла руку, чтобы прикрыть их:
– Давайте просто забудем об этом, – предложила она. – Я прошу прощения. Хорошо?
Ее глаза были полны страха. Вспомнив, при каких обстоятельствах она в последний раз видела своего сына, и чувствуя себя полной дрянью, я покачал головой.
– Больше никаких ссор, – умоляла она. – Обещаю. Честное слово. Вы правы. Мне действительно не стоило лезть не в свое дело. Это все потому, что я беспокоюсь о ней так же, как и вы. Я буду вести себя хорошо. Простите. Больше это не повторится...
– Прошу вас, Вики. – Я указал на подсобку.
– ...Я клянусь. Прошу вас, сделайте мне некоторое снисхождение.
Я настаивал на своем.
Она двинулась ко мне, сжала руки в кулаки, будто готовилась нанести удар. Затем опустила руки, внезапно повернулась и направилась в комнатку. Шла она медленно, с опущенными плечами, едва переставляя ноги.
Там стояли кофейный столик, оранжевый диван и кресло под стать дивану. На столике – телефон рядом с выключенной кофеваркой, которой, видимо, не пользовались и давно не мыли. Над большим плакатом, на котором было написано: «Медсестры, выполняйте свою работу с нежностью и любовью», висели календари с кошками и щенками.
Я закрыл дверь и сел на диван.
– Это подло, – неуверенно сказала Вики. – Вы не имеете права – я позвоню доктору Ивз.
Я поднял трубку, связался с оператором и попросил ее разыскать Стефани.
– Подождите, – проговорила Вики. – Не надо.
Я отменил заказ и повесил трубку. Вики немного потопталась и в конце концов, постоянно поправляя чепчик, опустилась в кресло. Я заметил то, что никогда раньше не видел: крошечную маргаритку, нарисованную лаком для ногтей на ее новом пропуске прямо над фотографией. Лак начал облупливаться, и цветок казался разорванным на клочки.
Вики сложила руки на обширных коленях. На ее лице появилось странное выражение – как у заключенного, которому только что прочитали приговор.
– У меня много работы, – пыталась объяснить она. – Мне еще нужно сменить простыни, проверить, чтобы в диетическом отделе столовой повара получили правильный заказ на обед.
– Насчет той сестры из Нью-Джерси, – начал я. – Почему вы заговорили о ней?