Приходи в полночь - Сюзанна Форстер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Он и не желал.
— И как же это случилось?
— По глупости.
— По глупости? Тогда это был несчастный случай? — Ли хотела, чтобы Ник согласился. Она ждала от него подтверждения этому.
— Нет. Он потерял голову. Поддался.
— Чему?
— Гневу, жадности… своему нездоровому эго. — Картинка весила, кажется, тысячу фунтов. Ли положила ее на колени и минуту молчала. Нервы у нее были на пределе, но теперь продолжать надо было осторожно. У нее возникло ощущение, словно она наткнулась на какое то тайное знание, таившее в себе огромную силу, но она не знает, как с этим знанием обращаться, или не знает, таит оно в себе добро или зло.
— Этот мужчина на картине… — начала Ли. — Расскажите мне о нем. Вам кажется, он испытывает огромное раскаяние?
— Я бы назвал его огромным, да. И еще я бы назвал его невыносимым.
— Что он теперь сделает? Что с ним будет?
— Не знаю. Наверное, умрет из за своих грехов. По своему, но умрет.
Картины на этом не кончились. Ли как раз подходила к подборке, призванной вызвать бессознательные ответы, но не могла продолжать. Внутри ее происходила борьба. Монтера с самой первой беседы был проинформирован, что сеансы тестирования будут записываться на пленку, и если защита не найдет способа запретить представление этих записей в качестве улик, они могут быть даже использованы против него. По настоящему толковый обвинитель сумеет подать это как признание вины, и на присяжных они, без сомнения, произведут впечатление, так же как и на нее. Она ощутила желание остановить Ника, не позволить ему больше ничего сказать. Она может уничтожить запись…
Резкий стук привел ее в чувство. Она барабанила своими очками по столешнице, как будто могла каким то образом найти решение вставшей перед ней дилеммы. Уничтожение записи неэтично и непрофессионально, и хотя ей становилось дурно при мысли о том, что она передаст эту запись в контору окружного прокурора, есть вещи, с которыми приходится считаться. Если запись будет содержать что то, что можно использовать для доказательства вины, Ли внесет неоценимый вклад в работу обвинения. Более того, ее тест будет оценен так, как ей и не снилось. Все годы борьбы и самоотречения — тяжелой и нудной работы, по мнению ее матери, — окажутся ненапрасными.
Похоже было, что она стояла на перепутье — либо погубить свою карьеру, либо дать ей новый толчок.
Когда она подняла глаза, то увидела, что Монтера отвернулся и смотрит в окно. Ли стало интересно, что предстает перед его внутренним взором, когда сознание вот так отвлечено.
— Может, нам стоит прерваться? — предложила она.
— Нет, — спокойно отозвался он, — думаю, нам следует продолжить. Я хочу посмотреть следующую картину.
Ли поставила коробку с материалами между ними. Картина, о которой он говорил, изображала весенний сад, заросший цветами, женщина викторианской эпохи раздевалась перед зеркальным прудом. Она явно собиралась искупаться, никем не замеченная, а рядом находился свирепого вида черный доберман, который стерег ее одежду, а возможно, и добродетель.
— Почему эта?
— Потому что женщина похожа на вас.
Густые золотистые волосы женщины были заколоты гребнями, а молочно белая кожа и стройное, с полными грудями тело просвечивали сквозь тонкую кружевную рубашку на ней. Но более всего поражало выражение ее лица, пока она раздевалась, — осторожная сдержанность, выдававшая греховное наслаждение. Ей, совершенно очевидно, даже хотелось поежиться от восхитительного возбуждения, от имевшейся у нее тайны, и эта мысль вызвала у Ли такое же желание поежиться.
— Мне так не кажется… — твердо сказала она.
— Правда? — Ник наклонился и, взяв картинку, стал рассматривать ее с многозначительной улыбкой. — Ну, тогда, возможно, я почувствовал себя охраняющим ее зверем.
— Что вы хотите этим сказать?
— Посмотрите на него… он возбужден.
Монтера передал ей репродукцию, и хотя Ли совсем не хотелось ее брать, выбора у нее не было. Блестящий черный доберман весь напрягся, каждый мускул застыл, обещая физическое действие. Он походил на сжатую пружину. От него веяло мужской чувственностью, пока он наблюдал за своей хозяйкой и ждал ее приказаний. И его мужской пол не вызывал никаких сомнений.
— Он действительно выглядит свирепо, — согласилась Ли, — но не в том смысле, в каком считаете вы.
— Это в каком же таком смысле? Вы хотите сказать, что он не возбужден, потому что его не стимулируют… физически?
Ли вспыхнула:
— Да, именно это я имею в виду.
— Интересно, если бы все было по другому, если бы он был мужчиной, скажем, шофером дамы… мускулистым молодым парнем, которого заставили стоять на страже и смотреть, как она раздевается? — Монтера задумчиво потер нижнюю губу. — Ваше мнение клинициста, доктор? Будет ли считаться, что в этой ситуации молодой человек получит физическую стимуляцию?
Ли почувствовала себя неловко. Все в ней дрожало. Напряжение, нараставшее внутри ее, было непомерно велико. Следовало прекратить эту линию вопросов. Как женщина она чувствовала себя скомпрометированной и запугиваемой. И в то же время клинический опыт побуждал ее действовать дальше, раскрутить Монтеру и узнать, к чему он клонит.
— Возможно, но не все мужчины воспользовались бы подобной ситуацией, — сказала она. — Некоторые нашли бы это морально…
— Но любой мужчина захотел бы, — оборвал ее Монтера. — Особенно если женщина похожа на нее… на вас.
Ли поднялась и отошла к окну, не желая, чтобы он заметил, какое воздействие на нее оказывает. Она повернулась к нему:
— Мне действительно не хотелось бы, чтобы вы…
— Не хотелось бы, чтобы я не делал чего, доктор? Говорил подобные вещи? Но разве я здесь не для этого?
— Вы здесь не для того, чтобы говорить обо мне.
— А почему нет? Почему я не могу говорить о вас, если эта женщина напомнила мне вас? — Голос его сделался тихим и хриплым. — Вы никогда не задумывались, на что это похоже, когда мужчина хочет вас до такой степени, доктор? Что у него встает только потому, что он на вас смотрит?
Ли обхватила свои запястья и отвернулась, глядя на город за окном. Она не ответила. Пусть ответом ему станет молчание. А она получит немного времени, чтобы разрядить напряжение и подумать, как ей закончить встречу.
Но мгновение спустя она услышала, как скрипнул стул, а затем резкий щелчок сказал ей, что случилось, — Ник Монтера выключил магнитофон.
Глава 14
Ли не слышала, как Ник Монтера подошел к ней сзади, но увидела его отражение в оконном стекле, и это отражение зачаровало ее. По мере того как проявлялись черты его лица, как они обретали плоть, как он становился похожим на чародея, в чем его всегда и обвиняли. Более того, он был похож на мужчину, которого Аи представляла себе в мечтах, — демоническая страсть и темный огонь.