Расплата за наивность - Галина Романова

Тяжело дыша, она подтянула к себе сумку и открыла молнию. Пачки денег были аккуратно перетянуты резиночками.

Трясущимися от слабости руками она принялась стаскивать резинки и связывать между собой.

Когда эластичная бечевка стала достаточно длинной, Алка с силой начала стягивать ногу.

Поправив свою немудреную повязку, она огляделась в поисках какой-нибудь коряги. Такая вскоре обнаружилась шагах в трех от нее. Кряхтя и охая, Алка поползла туда.

— Годишься ты мне или нет? — рассматривая палку со всех сторон и пробуя на прочность, размышляла она вслух. — Вроде бы нормально…

Вернувшись к своей поклаже, подхватила сумку и, коснувшись крестика на груди, произнесла:

— Ну, господи, помоги!

С этими словами она начала свой трудный подъем.

Пот заливал глаза, палка то и дело застревала в корнях, нога нестерпимо ныла, но Алка упрямо, шаг за шагом, пробиралась наверх…

— Езжай медленнее!

Ничего не ответив на реплику, Косой обиженно засопел, но сбавил обороты.

— Искать ее здесь все равно что иголку в стогу сена, — пробурчал он наконец. — Она, может, уже в городе давно или за бугром…

— Нет! — оборвали его на полуслове. — Она где-то здесь! Я это чувствую!

— Ну-ну! — криво усмехнувшись, Косой остановил машину.

— В чем дело? — недоуменно уставился на него спутник.

— Я сейчас — отлить надо… — с этими словами он вышел из машины и скрылся в ближайших кустах.

Алка безутешно плакала…

Взобравшись на самый верх, она обессиленно упала лицом в зеленую траву и разрыдалась.

— Я сделала это!!! Господи, спасибо тебе! — повторяла она то и дело сквозь слезы.

Перевернувшись на спину, Алка теребила Надькин крестик на груди и тысячный раз за это время мысленно благодарила подругу. В ее незримой поддержке она черпала свои силы.

— Скоро я буду с вами, родные мои! — глотая слезы, исступленно бормотала она.

Вконец обессилев от трудного подъема и слез, обласканная нежными лучами солнца, она задремала.

Здесь и обнаружил ее Косой…

Продираясь сквозь колючий кустарник, ругая на чем свет стоит всех влюбленных, он вышел на опушку и замер.

Всего в шаге от него, подложив под голову сумку, спала та, которая стала причиной его недельных мытарств.

Если бы Косой верил в бога, то он перекрестил бы видение и возблагодарил всевышнего за содеянное, но в бога он не верил, поэтому ринулся бегом к машине, матерясь и недоумевая на ходу.

Его друзья, слыша треск валежника под тяжелыми шагами и тревожные возгласы, поспешили выйти из машины.

— Ты что, привидение увидел? — уставился на него с подозрением один из них.

Судорожно заглатывая ртом воздух, указывая рукой в направлении, откуда только что вернулся, он выдохнул:

— Она там!!! Спит! Быстрее за мной!!!

Алка заворочалась, открыла глаза и… наткнулась на взгляд угольно-черных глаз. Взгляд этот, казалось, прожигал душу.

Она ахнула и попыталась отползти, но сильные руки подхватили ее и прижали к могучей груди.

— Надо ли понимать, что ты меня теперь не отпустишь?! — возмутилась она.

Ответом ей был тихий, ласкающий смех. Потом Давид произнес:

— Нет! Теперь я тебя никуда не отпущу!..

Усадив ее на заднее сиденье автомобиля, он сел рядом и приказал:

— Давай, трогай!

— Куда?

— Домой!

Косой обрадованно заулыбался и тронул машину с места.

— Получается — от волка ушла, а на медведя напоролась! — нарушила тишину Алка, насупленно уставившись в окно.

Ничего ей не ответив, Давид положил ее покалеченную ногу себе на колено и начал осторожно распутывать повязку.

— Как это тебя угораздило? — спросил он, озабоченно разглядывая посиневшую ступню. — Нужно к врачу, детка. И как можно быстрее…

— Понял! — не оборачиваясь, обронил Косой.

В голове у нее мгновенно созрел план побега. Стараясь казаться как можно более равнодушной, она спросила:

— А что, здесь где-нибудь поблизости есть больница?

Все тот же тихий смех заставил ее взорваться:

— Что смешного в моих словах, черт побери?

— Ничего… — сказал Давид. — Просто я не настолько глуп, чтобы везти тебя в больницу. Есть у меня тут в горах один знакомый…

— Я не собираюсь отдаваться в руки какому-то костолому, — возмутилась Алка, пытаясь выдернуть ногу из цепких рук.

— Тсс-сс, ты сделаешь себе больно, а мне бы этого не хотелось. А насчет врача ты неправа — он лучший из тех, кого я знаю.

Презрительно хмыкнув, она опять отвернулась к окну. Но больше спорить не стала. Нога нестерпимо болела, к тому же ее стало лихорадить, что было плохим признаком.

Помолчав немного, она повернулась к Давиду. Вновь нарвавшись на тот же взгляд, смущенно опустила глаза и обронила:

— Давид, а как ты меня нашел?

— Нашел, потому что искал… — туманно ответил он ей.

— А зачем искал? — не унималась она.

— У нас будет время поговорить об этом, — уклонился он от ответа. — Лучше скажи — чья кровь была в пещере?

— Как кровь?.. Его что… там не было? — последние слова она произнесла почти шепотом. — А где же он?!

— Значит, это ты его замочила?! — встрял в их диалог Косой и зычно захохотал. — Ну, мальчик мой, эта женщина как раз по тебе!

— Нечего меня тут пристраивать!.. — насупилась Алка, но — удивительное дело — не обиделась на грубоватый юмор неотесанного мужика. — Я сама разберусь, чья я женщина.

Давид молча наблюдал за их беззлобной перепалкой. Лишь глаза его загадочно мерцали.

Эти глаза не давали Алке покоя всю дорогу. Куда ни повернись — всюду они. Она то краснела, то возмущенно фыркала, отворачиваясь, но избавиться от их всепроникающего присутствия не могла.

К вечеру они подъехали к небольшой лачуге, скрытой от посторонних глаз буйной растительностью. Из покосившейся двери вышел старик, до самых глаз заросший бородой.

Алка брезгливо сморщилась, бросив взгляд на его узловатые пальцы:

— Это и есть твое медицинское светило? Что и говорить — вид впечатляет!..

— Поверь мне — он поможет, — успокоил ее Давид и поспешил навстречу хозяину, широко раскинув руки в знак приветствия.

Несколько минут Алка с изумлением наблюдала за встречей двух мужчин. Из их гортанной речи она, конечно же, ничего не поняла, но видя, каким теплом светятся глаза старика, подивилась — как может такой бандит, как Давид, внушать кому-то иные чувства, кроме страха…

Она его по-настоящему боялась… Он был непредсказуем, загадочен и… опасен.

Дверь открылась, и Давид протянул ей руку:

— Иди сюда, детка.

Подхватив ее на руки, он прошел к дому и опустился вместе с ней на скамейку.

— Я и сама могу сидеть! — заверещала Алка, пытаясь сдвинуть его руки, которые он сцепил у нее под грудью.

Давид, не обращая внимания на протест, еще сильнее прижал ее к себе и быстро сказал что-то старику.

Тот опустился перед ней на колени, молча взял ее ногу своими натруженными руками и, глядя ей прямо в глаза, промолвил:

— Не бойся!

В следующее мгновение Алка взвыла от боли. Не обращая внимания на ее причитания, старик извлек из кармана широченных штанов бинт в стерильной упаковке и, надорвав зубами, начал мастерски перебинтовывать ступню.

— Все, — изрек он, закончив перевязку. — Неделю в покое, потом можно бегать…

— Спа-аси-бо, — еле вымолвила она сквозь слезы.

Ничего не отвечая, он, кряхтя, поднялся и скрылся в доме.

— Ну как ты? — подал наконец голос Давид. — В порядке? Можно ехать?

— Смотря куда! — встрепенулась Алка. — Куда ты собрался везти меня?

— Я же сказал — домой…

— А… а где этот дом? И чей он? Может быть, ты о моем доме говоришь? — она повернулась и с надеждой посмотрела на него.

— Отныне твой дом — там, где я…

— Что-о?!! — от возмущения у нее перехватило дыхание. — Что вы все себе позволяете! Один меня при жизни хоронит, второй лишает права выбора! Плевать я на вас всех хотела!

С этими словами она соскочила с его коленей и захромала к машине, на пути выплевывая слова проклятий.

Дождавшись, когда она усядется, Давид с ленивой улыбкой пошел следом.

— Трогай, дорогой! — обратился он к водителю, затем, сев вполоборота к Алке, сказал: — Со временем ты поймешь, что твой выбор — это я…

— Очень скромно и со вкусом, — съязвила она.

Давид продолжил:

— Так вот, когда ты это поймешь — я должен быть рядом!

С этими словами он нежно провел кончиками пальцев по ее щеке и засмеялся:

— А вообще-то мне нравится твой темперамент…

— Ах… ты!!! — задохнулась Алка от возмущения. — Не смей ко мне прикасаться!

— Не буду! Не буду! — подняв руки в примирительном жесте, заулыбался Давид. — Я прикоснусь к тебе тогда, когда ты меня сама об этом попросишь!