Чекисты - Петр Петрович Черкашин (составитель)
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Выполнение этого условия обязательно, — напомнил голос. — О последствиях предупреждать, полагаю, излишне. Вы поняли меня?
— Да, — сказала она, но услышала какой-то глухой хрип. Рут откашлялась и повторила: — Да...
— Второе условие, — торопился голос. — На вопросы отвечать точно и коротко.
Как вести себя в таких случаях, она не знала, поэтому избрала молчание.
— Вы слышите меня?
— Да, да... Здесь, кажется, не играет музыка и нас всего двое, — зло буркнула она.
— Пока двое... — на что-то намекая, подтвердил голос. — Итак, первый вопрос... — Последовала пауза, словно незнакомец, спрятавшийся за деревьями, раздумывал, что именно спросить или как спросить, или хотел подготовить допрашиваемую к испытанию. — Что говорил вам унтерштурмфюрер?
Рут выслушала и потребовала уточнения:
— Мы говорили много... Говорили обо всем. Что вы имеете в виду?
Оплошность, которую допустил незнакомец, несколько смутила или озадачила его. Смущение явно слышалось в голосе, когда он снова зазвучал:
— Что говорил унтерштурмфюрер о своих друзьях?
— Только одно — есть друг в Туркестанском комитете.
— Имя?
— Он не называл, да меня это и не интересовало.
— Вспомните, может, имя все-таки произносилось?
Ей нечего было вспоминать, имя действительно ни разу не называлось. И слава богу! Чей-то интерес к друзьям унтерштурмфюрера ставил всякого обладателя сведений о них в опасное положение. Желая избавиться от свидетелей, убийцы пойдут путем физического уничтожения всех подозреваемых.
— Никаких имен, никаких характеристик! — твердо ответила Рут. — Я же сказала, меня это не интересовало.
Она говорила правду. Незнакомец понял это и огорчился:
— Странно... А у него были друзья, и довольно часто навещали своего земляка здесь, на втором километре.
— Что ж, наверное... Но время наших встреч не совпадало. Вы допускаете такую возможность?
Незнакомец допускал, и это еще более огорчило его. Рут уловила, как и в первый раз, нотку растерянности в голосе своего невольного собеседника.
— Черт возьми! — ругнулся он. — Неужели унтерштурмфюрер ничего не упоминал о своих друзьях? Абсолютно ничего...
— Ничего, — успокоившись и даже несколько осмелев, ответила Рут. — Мы просто не касались его друзей... Нам было не до этого...
Досадливый вздох вырвался у незнакомца, и был он такой естественный, такой человеческий, что «шахиня» даже посочувствовала своему огорченному собеседнику, несколько минут назад смертельно напугавшему ее.
— Могу я задать вопрос?
— Задавайте!
— Вы туркестанец?
Даже попытки скрыть себя незнакомец не сделал:
— Туркестанец.
— Конечно, не друг унтерштурмфюрера?
— Нет.
— Скажите, если бы вы получили имя друга, как бы распорядились им?
Незнакомец, видимо, улыбнулся, потому что в ответе, прозвучавшем после недолгого молчания, было тепло усмешки.
— Мы еще не поменялись ролями, фрау Хенкель. Или вы не чувствуете этого?
— Имеется в виду пистолет?
— Не только пистолет! Возможность превратить «шахиню» в простого диктора «Рундфунка», и это превращение займет всего несколько часов. Именно столько, сколько займет дорога до Тургартена... Итак, имя!
— Его нет...
— Вспоминайте!
— Бесполезный труд. К тому же, я устала стоять.
— Все зависит от ваших способностей быстро решать...
Он намеревался сказать еще что-то строгое и злое, но не успел.
Рут заплакала. Неожиданно и совсем некстати. Заплакала как-то тихо, жалостливо, по-детски всхлипывая и вздрагивая плечами. Большую обиженную девочку напоминала она сейчас, и это сходство с ребенком могло растрогать даже самого решительного и сурового человека. И все же незнакомец повторил:
— Вспоминайте!
— Имена не назывались, — глотая слезы, произнесла она. — Или вы не слышите, что вам говорят. Не назывались...
Решительность незнакомца начала, кажется, постепенно гаснуть. Он переступил с ноги на ногу, о чем Рут догадалась по громкому чавканью мокрых листьев. Переступил и опять вздохнул. Однако голос сохранял все те же строгие нотки, и они предназначались для плачущей Рут.
— Упрямство ничего не принесет вам, кроме неприятностей. Вы сами себя мучаете, фрау Хенкель.
Он ожидал новых более жалобных всхлипов, даже рыдания ожидал, а Рут вдруг смолкла и сказала тихо:
— Отпустите меня...
— Что?!
— Я уйду...
Незнакомец не сдержался и выпалил самое обычное, нелепое выпалил:
— Сумасшедшая!
Надо было, видимо, стрелять, уж если угроза произнесена в самом начале. А незнакомец не выстрелил. Женщина сделала шаг, второй, третий и наконец уверенно заспешила к дороге. Голубое пальто ее, отороченное белым мехом, удалялось, растворяясь в сизоватом тумане.
Рут почти бежала. Бежала к машине, чтобы как можно скорее избавиться от страха, вызванного этой нелепой, дикой встречей. Но на шоссе ее ожидало новое испытание. Кажется, она ошиблась в направлении. На обочине не было разлапистого, утконосого «БМВ». Рут перескочила через кант, обрамляющий бетонную полосу, и глянула вдоль дороги. Тревожные и требовательные глаза ее не нашли ничего, кроме голой ленты шоссе, кроме тумана и мокряди. Тогда она побежала влево, словно хотела догнать исчезающее, столкнулась с пустотой, вернулась назад и застыла у дорожного знака. Здесь, именно здесь стоял «БМВ». Не с ума же она в самом деле сошла!
Она плакала, теперь уже громко, безутешно. Плакала не для кого-то, а для себя. Слез было много, но они не утешили Рут. Вытерев ладонями, просто ладонями, глаза, она повернулась и покорно, как человек, который понял, что обречен, пошла снова в лес. Снова к той самой полянке, откуда только что сбежала. Нелегко было отсчитывать шаги по собственным следам.
На полянке никого не оказалось. Но она не поверила пустоте.
— Слушайте! — произнесла она требовательно, обращаясь к деревьям, будто они были живыми. — Я не знаю имени... но он из Ромейского батальона... Простой эсэсман.
Она подождала ответа. Лес не откликнулся. Тишина сделалась, кажется, еще глубже и равнодушнее. Тогда Рут в исступлении крикнула:
— Я ничего не знаю!.. Понимаете, ничего!
И когда снова повторилось безмолвие, она без надежды на отклик, тихо произнесла:
— Верните мне машину....
— Машина за поворотом.
— За поворотом?! — ужаснулась она, — ей предстояло отшагать добрых два километра в слякоть и холод.
— Могла быть и дальше... Это зависело от вас, фрау.
— Благодарю, — выдохнула она.
Надо было идти. И она поплелась нехотя и устало к шоссе. Что-то мешало
