Престолы, Господства - Дороти Ли Сэйерс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Харвелл резким жестом отказался.
— Так что вы можете мне сообщить? — спросил он. Он выглядел постаревшим на многие годы, измученным и каким-то помятым.
— Кажется, имел место некий шантаж, — сказал Уимзи. Он с удивлением увидел, как вся кровь отлила от лица Харвелла, а рука, которую тот положил на подлокотник, судорожно сжалась.
— Какой шантаж? — хрипло спросил Харвелл.
— Боюсь, ваш тесть завёл в тюрьме несколько нежелательных знакомых. Они вбили себе в голову, что он будет платить им, если они станут угрожать расправиться с вашей женой.
— Расправиться с Розамундой? — переспросил Харвелл. — Именно это и произошло?
— Возможно, — сказал Уимзи. У него появилось любопытное ощущение, что в мужчине, сидящем напротив, напряжённость постепенно спадает. — Я так понимаю, вы подтвердите, что давали мистеру Уоррену достаточно денег, чтобы он мог расплачиваться с шантажистами по крайней мере некоторое время?
— О Боже! Вот оно что. Знаете, Уимзи, ему, казалось, нужно было довольно много денег, но я подумал… ну, в общем, я подумал, что, должно быть, очень трудно жить, если ты не привык к ограничению бюджета. Правда, я абсолютно не представлял, сколько нужно, чтобы вести простую размеренную, но достойную жизнь. Я лишь считал, что либо он не очень хорошо планирует расходы, либо я слишком скуповат… Вы говорите, что у него отбирали эти деньги? Сколько времени это продолжалось?
— Боюсь, долго.
— Ох, прости меня, Боже, а я ещё сказал ему, что нужно остановиться: я не смогу давать ему дополнительные суммы некоторое время. О, Уимзи, неужели её убили из-за этого? Я никогда не прощу себе… О, я этого не вынесу. Почему он не сказал мне? Я бы быстро положил этому конец!
— Давайте рассуждать спокойно и по порядку. Мистер Уоррен боялся сообщить вам, чтобы вы не привлекли полицию. Ему дали понять, что, если полиция узнает, миссис Харвелл изувечат. Вы знаете его достаточно хорошо, Харвелл, чтобы понять, как легко он купился на такие аргументы.
— Да, понимаю. Бедняга, должно быть, чуть с ума не сошёл.
— И вы не должны думать, что это ваш отказ выплачивать мистеру Уоррену привёл к трагедии. Полиция не считает, что нападавшими были те шантажисты.
— Но почему? Почему их исключили? — заволновался Харвелл. — Если они угрожали ей? Разве они не из того класса людей, которые способны на всё?
— Как правило, люди из этого класса предпочитают не делать ничего, что выводит жертву из-под их власти, — сказал Питер. — Но в настоящий момент их не вычёркнули из списка подозреваемых.
— Да уж наверное, — сказал Харвелл, успокаиваясь. — Я так понимаю, что они под замком в полиции?
— Конечно. Шантаж — серьёзное преступление. Они могут получить за него четырнадцать лет.
— Думаю, их нужно повесить за убийство.
— Только если они его совершили, Харвелл. Если же виноваты не они, это оставило бы убийцу вашей жены безнаказанным и дало бы ему возможность снова убивать.
— Конечно, вы правы. Простите меня — я всё ещё плохо контролирую свои чувства. Не понимаю, что говорю. А вы, случайно, не знаете, где сейчас мой тесть? Я не видел его с того ужасного момента, когда вынужден был сказать ему о смерти Розамунды.
— Он был очень напуган, — сказал Уимзи, — и я взял на себя смелость подобрать ему жилище, где его вряд ли найдут и где у него будет небольшая компания, способная отвлечь его от грустных мыслей. Его реакция очень напоминает вашу: если всё дело в шантаже, то он частично виноват в смерти дочери.
— Но вы не думаете, что дело обстоит так?
— Нет. Не то, чтобы мои мысли имели особое значение… Но вы говорили нам, что не видели стол в бунгало?
— Нет. Комната имеет Г-образную форму, и я прошёл насквозь, не обращая внимания на стол. А это имеет значение?
— Большое. Стол сервировали на двоих. Вопрос в том, кого ваша жена ожидала к обеду?
— Понятия не имею, — сказал Харвелл. — Но, рискну предположить, что это Эймери.
— Эймери отрицает, что его приглашали.
— Ну, возможно, он просто заглянул. Она была очень гостеприимна, Уимзи.
— Она заказала еду в «Фортнум». Всё выглядело так, как если бы она ожидала гостя, кто бы это ни был.
— Ну, я не знаю. У неё были поклонники. Она притягивала взгляды, где бы не появлялась.
— Могла это быть подруга? — спросил Уимзи.
— Полагаю, могла. Но я так не думаю. Ей было неловко с людьми, которые её давно знали и могли помнить позор её отца. Главным образом, мы поддерживали отношения с семейными парами, с которыми познакомились уже после свадьбы.
— Мне очень не хочется делать предположения, которые будут вам неприятны, — сказал Уимзи, — но мог у неё быть друг, о котором вы не знали?
— Конечно мог. Я не приставлял к ней шпионов и не требовал отчёта о том, чем она занималась.
— Могу я попросить разрешения взглянуть на её корреспонденцию? Может ли там быть что-то, способное нам помочь?
— Разумеется, давайте посмотрим, — сказал Харвелл. — Если хотите, можем сделать это прямо сейчас.
Он встал и провёл Уимзи в спальню. Кровать и туалетные столики из белёного дуба с ручками цвета горошка, атласное покрывало на кровати оттенка eau-de-Nil. [168] Уимзи не мог не чувствовать себя подобно чужаку, грубо вторгнувшемуся в такую чувственную среду. За спальней находился будуар Розамунды с большим зеркалом, окружённым лампочками, и небольшим раскладным столиком. Ящик его не был заперт. Двое мужчин вынули всё содержимое: золотую авторучку, немного писчей бумаги с монограммой и надушённые конверты, адресную книгу фирмы «Либерти», [169] приблизительно дюжину визитных карточек и письма. Они перенесли всё это в кабинет Харвелла, разложили на столе и начали просматривать вместе.
Большинство писем было пустячными. Памятка о времени визита к портнихе; записка от подруги с благодарностью за подарок в виде поношенной одежды. Ещё одна — с благодарностью за приглашение на ланч. Счёт, небрежно выписанный рукой Розамунды, за покупку платьев — сумма заставило даже Уимзи несколько раз моргнуть и прикусить язык. И письма от Эймери. Множество писем, хранящихся в марокканском бюваре. Казалось, Розамунда хранила каждую строчку, которую она когда-либо получала от него, поскольку некоторые из записок представляли собой лишь короткое подтверждение назначенной встречи. Затем в небольшом потайном ящичке в задней части стола они обнаружили связку писем, перевязанную голубой лентой и с надписью «Его письма». На мгновение Уимзи подумал, что они нашли вожделенное сокровище, но затем Харвелл, развязав ленту и взглянув на письма, сказал: «Они все от меня. Она их хранила…» — и зарыдал.
Уимзи тихо удалился в гостиную и сел, ожидая, когда Харвелл придёт в себя. Ему было о чём поразмыслить.
Приблизительно через полчаса Харвелл появился вновь и выглядел успокоившимся.
— Простите, — сказал он. — Я не знал, что она их хранила.
— Вам совершенно не за что извиняться. Это я должен просить прощения за то, что расстроил вас.
— Мне придётся показать всё это полиции? — спросил Харвелл с дрожью в голосе.
— Не думаю. В конце концов, там нет ничего, что продвинуло бы нас хотя бы на шаг. Вы всё ещё не можете предположить, кого она могла пригласила на обед.
— Кто бы ни обедал с ней, он был последним человеком, который видел её живой, и поэтому тем, кто её убил, — сказал Харвелл сурово.
— Ну, не совсем. За стол не садились, еда не тронута. Выглядит так, как будто званый гость вообще не приходил. Но, естественно, мы хотели бы знать, кто он и почему не заявляет о себе.
— Единственный мужчина, который приходит мне на ум, это Клод Эймери. Но вы, кажется, говорили, что, по его словам, он не был приглашён?
— Он был поблизости, — сказал Уимзи. — Но его не приглашали. Если ему верить, то этот ужин предназначался кому угодно, только не ему.
— А что насчёт Гастона Шаппареля? — внезапно спросил Харвелл. — Совсем забыл о нём! Но вы же знаете его репутацию, Уимзи, и вы должны были видеть, как он смотрел на мою жену!
— Гм, — задумчиво произнёс Уимзи. — Я попрошу старшего инспектора Паркера поинтересоваться, где Шаппарель был в ту ночь.
— Харриет, у тебя уже назначено на это утро свидание с твоим Робертом Темплетоном, [170] или ты свободна, чтобы съездить со мной в Хэмптон?
— С удовольствием поеду, — сказала Харриет. — Роберт Темплетон вполне может повариться в собственном соку — я по горло сыта его обществом. Но…
— Никаких «но», Харриет. Я не собираюсь показывать тебе что-то ужасное. Мне просто нужна компаньонка в момент, когда я буду беседовать с молодой женщиной, которая может совершенно напрасно встревожиться, увидев незваного дурачка с моноклем.
— Но разве не лучше попросить Бантера? Я имею в виду, он привык всегда быть твоим преданным компаньоном, разве он не почувствует себя несколько…?