Чистилище. Книга 1. Вирус - Валентин Бадрак

Глеб, с усилием растягивая губы в резиновой улыбке, предложил еще тост. Лантаров заметил, что рука разливающего слегка подрагивает, как у запойного алкоголика. «Так наш патентованный друг – вовсе не герой-любовник?!» Кирилл, по правде говоря, с величайшим удовольствием сбежал бы из этой съемной квартиры куда глаза глядят, если бы только возможно было сохранить лицо. Он даже не подозревал, что они, мужчины, вроде бы воинственные, внешне облаченные в броню решительности, в таком, казалось бы, простом деле демонстрировали столь вопиющее малодушие. Через силу они выпили по рюмке коньяку, произнесли по тосту – какой-то безнадежный вздор, бред гипнотизирующих себя людей. Лантаров чувствовал, что его тело словно отлито из чугуна, на лбу выступили капельки пота, а на спину будто водрузили мешок с песком. И все-таки голос разума, заглушаемый и слегка отравленный алкоголем, сдал позиции. Возник и подал знак другой голос – плотской страсти и вожделения: «Может, так и должно быть? Ведь таков, в конце концов, этот сценарий великолепной блудницы!» Кусочки лимона и шоколада замелькали отчетливее, смех стал резче, голоса обострились. Лантаров уже собирался сам «приступить к делу», хотя бы взять Веронику за руку, но от одной только мысли об этом у него задрожали коленки. Наверное, то же испытывал и Глеб, разглагольствовавший о чем-то пространном, никак не связанном с их намерениями. «Но почему он медлит?! – вопрошал себя Кирилл уже с некоторой долей раздражения. – Ведь он уже был в такой роли с Вероникой?»

И только сама Вероника, дерзкая, роковая принцесса-совратительница, казалось, не теряла самообладания. Она как бы поддразнивала собой двух незадачливых самцов. Лантаров втайне восхищался ее решимостью довести дело до конца, а также тем, что именно женщина взяла инициативу на себя.

– Вы такие милые! Давайте-ка выпьем на брудершафт, – ловко ввернула она. – За нашу дружбу с оттенком нежности.

После очередного глотка баловница одарила каждого томным, колдовским, долгим поцелуем.

Как-то слишком даже рьяно, как будто прозвучал выстрел из стартового пистолета, мужчины пиявками облепили желанное тело Вероники, стараясь скорее снять с него покров тайны. Лантарову поначалу казалось, что все происходит неловко, бездарно и неправдоподобно. Вероятно, так оно и было, потому что, желая охладить своих слуг-угодников, Вероника предложила перебраться в постель.

Ложе вдруг превратилось в ристалище. Но… ничего фантастического не произошло. Они суетились вокруг тела, как два незадачливых пажа возле заколдованной принцессы. То механизм одного гарпуна не сработал в нужный момент, то потом второй гарпун выстрелил совершенно невпопад. То они двигались, как в комичном кино, не попадая в ритм, вызывая разочарование партнерши и собственную панику. Осечки, промахи, неспособность сосредоточиться щекотали нервы, и оба сомнительных воина вскоре были вынуждены признать свое фиаско. И только их добровольная наложница, кажется, ничуть не переживала. Она, подобно укротительнице в цирке, принялась заботливо сглаживать острые углы восприятия. Ева спасла своих Адамов, и склеенный из тонкой бумаги, робкий, хилый триумвират стал укрепляться. Лантаров так и не понял, удался эксперимент или провалился. Осталось смешанное, муторное ощущение… Он не мог ответить, не мог объяснить сам себе, что именно вызывало в нем ураган ранее неведомых чувств. Одно несомненно: он попробовал сильнодействующий, могущественный наркотик. И чувствовал себя так, как если бы какой-то великан переломал его через колено.

– Привет! – Он слышал внешне спокойный, но с приглушенным фоном экзальтации голос Вероники из другого конца города, – да, на часок могу вырваться попить кофе.

«Попить кофе» – означало короткий, как предупредительный гудок автомобильного сигнала, трах прямо в машине. Без лишних слов, долгих прелюдий, восторженных объятий. Именно трах, к любви это никакого отношения не имело. Из мерцающей пустоты возникал неизъяснимо короткий приятный мираж: в случайном, с искринкой от удара, щелчке два бильярдных шарика встречались, чтобы тут же разлететься и катиться без оглядки по своим траекториям. С другой стороны, с умилением вспоминал Лантаров, в этом присутствовала своя неповторимая прелесть: максимальный эффект употребления тела и никаких лишних временных затрат. Едут же, черт возьми, на Крайний Север, чтобы увидеть незабываемое Северное сияние. Чем эта лучистая девочка хуже? Вероника представлялась ему близкой к идеалу именно этими, так сказать, оперативными способностями. А что, она умела завести его одной только модуляцией голоса, ухитрялась возбудить и себя одними только представлениями о встрече; наконец, только ей было под силу потрясающе быстро взлететь на головокружительный гребень волны удовольствия, причем иногда даже несколько раз за сеанс близости.

– Отлично! – обыкновенно отвечал он. – За час постараюсь добраться.

Вообще, она ловко приучила его к быстрому сексу. Видно, ей тоже порой до поросячьего визга хочется расслабиться, а он ведь безотказный, исправный тренажер: как пес, верный и обожающий хозяйку, всегда готов к тренировке. С этими проказливыми упражнениями, выходящими за раздел общей физической подготовки, мог конкурировать разве что ею же устроенный жутко развратный вечерок. «Заниматься сексом вдвоем – разве это не банально?!» – приправляла Вероника свое впечатление о современной эротике, и гипотеза тотчас стала девизом. В мозг Кирилла эта фраза врезалась наркотической дозой – а может быть, уже имела место передозировка, из которой либо не выживают, либо выходят деформированной, изощренно извращенной личностью.

«Теперь уже не важно, – вслух говорил себе Лантаров, – крылья демона все равно подрезаны». Он ловил себя на мысли, что сейчас вспоминает все по-другому: без упоительного ощущения переживаний событий еще раз. Странно, что воспоминания его перестали возбуждать, а память и воображение работают отстраненно, фокусируя внимание совсем не на том, что раньше. Например, он теперь отчетливо видел, что происходило после договоренности. Начиналась подлая эпопея, непримиримая борьба за приз дня, сродни лавированию на узкой горной дороге. Да, легче было пообещать добраться за час, чем выполнить это в солнечно-пыльном Киеве. В такие минуты Лантаров всегда чувствовал себя большой глупой рыбой, плывущей против движения косяка и в конце концов попавшейся на крючок с простенькой приманкой. Конечно, ему льстило: всего-то двух слов хватало для договоренности о сексе с чужой женой в ее же машине – комфортабельный внедорожник с предусмотрительно густо тонированными стеклами был куда более приспособленным для спецэффектов, чем его скоростной кочевник. И тогда это само по себе тоже несказанно заводило, потому что кто-то может прильнуть к стеклу или просто пройти мимо на непростительно близком расстоянии. А то просто поджимает время, и надо успеть получить свою дозу украденной радости, потому что через каких-то двадцать минут ей уже необходимо быть в кабинете начальника. «То леденящий страх, то пламенный восторг», – вспомнил Лантаров где-то случайно прочитанную и проглоченную памятью фразу. И он как угорелый пытался пробиться сквозь жуткий кошмар на дороге – пробки, заторы, тянучки, нервы, нескончаемую ругань и обмен грозным рычанием клаксона. А то он вдруг с раздражением вспоминал, что закончились презервативы или сигареты и приходилось по дороге выскакивать и буквально бежать в какой-то маркет с назойливыми овощными запахами и субъектами с постными лицами в очереди. И непременно у какой-нибудь невообразимо глупой бабы с тройным подбородком и заплывшими глазами прямо перед ним на кассе не срабатывал код на сыре или масле. Переминаясь с ноги на ногу, раздраженно посматривая на людей вокруг и на свои часы, Лантаров был вынужден ждать, пока неповоротливая продавщица притащит чертов кусок. Черт возьми, как же он спешил и извивался, пытаясь двигаться быстрее тюленеобразных людей, инфантильно ведомых машин, медленно соображающих, равнодушных к его темпу бездарностей вокруг. Иногда его просто трясло от мутных дорожных приключений, и только мягкий, чувственный ротик Вероники мог конвертировать нервное потрясение в эмоциональную валюту.

Сейчас ему отчетливо виделось, что все комичное и уродливое в его жизни возникало от той же умопомрачительной торопливости. Однажды он так спешил, что чуть не сбил пешехода прямо на зебре – священном, неприкасаемом месте городского ходока. И все потому, что слишком разогнался, зачем-то обгоняя впереди едущий автомобиль. Хорошо, что перепуганный живой комикс успел совершить заячий скачок, поняв, что остановиться этот очумелый водитель попросту не сумеет. Пролетая мимо, Лантаров видел, как злобно грозил ему кулаком приземистый, как горилла, типичный представитель горделивых люмпенов: мол, нарвешься ты у меня однажды. Сквозь зубы он послал его очень далеко. И почти не удивился, когда буквально через несколько минут его остановили гаишники – было за что. Напряжение внутри у сутяжного уличного наездника уже давно зашкаливало, и он не только совершил каверзный обгон и превысил скорость, но и с дерзостью автомобильного хулигана подрезал сзади идущий автомобиль. И если бы не мастерство да уравновешенность водителя, вовремя притормозившего, не видать бы Лантарову заднего бампера. В тот раз представители власти оказались непреклонными перед купюрами, несмотря на показную щедрость лихача. Лицо старшего лейтенанта напоминало каменного идола давно забытой эпохи. «Где они его только нашли, этого отмороженного? Ну и урод!» – негодовал Лантаров, глядя на туповатое бульдожье лицо старлея. Едва ли не впервые за последний год блюстители закона взялись писать протокол, а сам он, отчаянно ругая, проклиная всех и вся, остывал в салоне собственного автомобиля. Лантаров будто заново переживал давно удаленный из базы данных эпизод своей беспокойной жизни на пределе. Он вспомнил, как на мобильном высветился требовательный звонок Вероники – впервые он так закрутился, что почти опаздывал на встречу.