Физик против вермахта - Руслан Ряфатевич Агишев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это же тот самый поезд, — наконец, до него дошло, что могло издавать такой звук.
Случившееся после он запомнил какими-то урывками и кусками, больше напоминавшими страшный сон.
…Сначала под его ногами ходуном заходила земля, по которой по полю в сторону лагеря побежали глубокие трещины. Он с ужасом глядел, как многометровые трещины запросто режут пашню. После этого дом, за которым до этого прятались красноармейцы, начал окутываться голубоватыми искрящейся сферой. Она напоминала огромный мыльный пузырь, который захватывал все больше и больше пространства. Наконец, пузырь со страшным грохотом лопнул и выпустил наружу здоровенную махину локомотива, изрыгающую клубы пара и дыма.
— А-а-а-а-а-а, — тоненьким голоском заверещал Реймаа, не сводя завороженного взгляда от парящего на высоте двух — трех метров над землей паровоза. — А-а-а-а-а.
В этот момент из передней части локомотива стали исходить яркие лучи света. На полицая сразу же повеяло нестерпимым жаром, от которого начала тлеть надетая на нем шинель и шапка. Он буквально вжался в канаву, но жар не отпускал его.
Вечернее небо окрасилось в нестерпимо красный цвет. По верхушкам деревьям, крышам городских домов начали гулять крошечные молнии. Локомотив же, ставший центром всего этого, продолжал набирать скорость. Исходящие от него лучи хаотично метались, оставляя в местах своего попадания страшные следы. В пашне они чертили глубокие траншее, в домах превращали в каменную жидкость целые стены и крыши, в машинах оставляли огромные проплавленные дыры.
— А-а-а-а-а, — продолжал надрывно кричать Реймаа, смотря в небо выжженными бельмами вместо глаз. — А-а-а-а-а!
Глава 16
В поисках ответов
Дуглас В-3 большой серебряной птицей вынырнул из свинцовых сентябрьских облаков и, завидев длинное пятно военного аэродрома, начал заходить на посадку. Едва его колеса коснулись поля, как из рощи выскочила темная машина с приглушенным светом фар. Проскочив две сотни метров, отделявшие ее от остановившегося самолета, эмка остановилась прямо у трапа и выпустила единственного пассажира — невысокого мужчину в распахнутой командирской шинели с ярко выраженными семитскими чертами лица. Он пригладил черные волосы и подошел к трапу самолета, возле которого его уже ждал вытянувшийся по стойке смирна командир.
— Товарищ член Военного Совета, к взлету гото… — начал было накладывать летчик, но был остановлен взмахом руки пассажира.
— Нет времени, майор. Заводи и поднимай птицу в небо, — устало проговорил Лев Захарович Мехлис, ставя ногу на первую ступеньку трапа. — Мне срочно нужно в Москву.
Поднявшись на борт, Мехлис выбрал одно из сидений у окна и, приподняв воротник шинели, откинулся на спинку. Надеялся в полете немного вздремнуть, но глаз ему сомкнуть так и не удалось. В голове бурлили десятки тяжелых вопросов, на которые он совсем не видел ответов. «Что может означать этот срочный вызов в Москву? Неужели из-за генерала Качанова? Я же все объяснил товарищу Сталину. Генерал 34-ой армией генерал Качанов в условиях тяжелейшего времени допустил преступную халатность и не справился с возложенными на него обязанностями. Из-за его просчетов весь Северо-Западный фронт мог рухнуть, как карточный домик. Я поступил так, как должен был поступить… Каждый из нас на своем месте должен делать все от него зависящее, чтобы сдержать врага. Рядовой должен метко стрелять, заряжающий в танке — быстро заряжать орудие, командир — грамотно руководить вверенным ему подразделением. Если же кто-то намеренно манкирует своими обязанностями, то он должен ответить по всей строгости военного времени. Я абсолютно в этом уверен…». Собственно, в этой непреклонной жесткости и бескомпромистности и был весь Мехлис Лев Захарович. За эти качества его ненавидел командный состав в инспектируемых частях и ценил лично товарищ Сталин. В качества руководителя Главного политуправления, он побывал почти на всех фронтах, снимая командармов, комкоров и безжалостно предавая их суду военного трибунала.
— А разве можно по-другому остановить врага? Нельзя. Только сверхжесткими мерами можно навести порядок в войсках и остановить панику, — шептал он, с задумчивостью смотря в окно и ведя беседу с самим собой. — Нельзя проявлять мягкость. Ни капли мягкости к тем, кто вольно или невольно потакает врагу. Только благодаря этому еще и стоит наше советское государство…
Лев Захарович совершенно искренне верил в эти слова. Они не были для него пустым звуком или набившей оскомину мантрой, которую с пустыми глазами вещали с высоких трибун. Высокая требовательность к себе и своим близким, доходившая до исключительной степени, сопровождала его на фронтах первой мировой и гражданской войн; помогала разбираться в хитросплетениях политической экономики в Институте красной профессуры; выручала в самые жаркие недели фашистского нападения. Теперь же, когда враг оказался в нескольких десятках километров от сердца Союза, эти качества приобрели фанатичный характер и стали сопровождаться натуральным самоистязанием.
— … Если дело не в расстреле генерала Качанова? Что еще могло случиться? Неужели прорыв на одном из фронтов? — потемнел лицом Мехлис, скользя невидящим взглядом по облакам в иллюминаторе. — Обстановка и без того горячая. Настоящая катастрофа…
На этой тяжелой ноте ему все же удалось забыться, провалившись в беспокойный дремотный сон. Очнулся он лишь в тот момент, когда колеса тяжелого Дугласа коснулись аэродрома.
— Значит, я скоро узнаю, что случилось, — пробормотал он, поднимаясь с места и застегивая шинель.
У трапа самолета его уже ждала легковая машина с сопровождением, которая тут же выехала в Кремль. В пути Мехлис вновь думал о том, что могло послужить причиной его вызова в Москву. Он пытался восстановить в памяти каждое слово из своего разговора со Сталиным и понять хоть что-то, но получалось не очень хорошо. «…Хозяин ничего конкретного не сказал. Звучали одни намеки и полунамеки. Очень это не похоже на него. Иосиф Виссарионович скорее правду в глаза скажет, чем будет кружить вокруг да около… Голос еще у него какой-то странный был. Не встревоженный, не испуганные, а скорее растерянный. Что же могло такого случиться?».
— Товарищ член Военного Совета, прибыли, — голос водителя неожиданно вырвал Мехлиса из раздумий.
Лев Захарович молча кивнул и вылез из машины. Пройдя мимо вытянувшейся охраны на посту, ответил на несколько дежурных вопросов. Перед зеркалом в коридоре привел себя в порядок: одернул строгий китель и огладил взъерошенные волосы карманной расческой. Порядок был его
