Великое княжество Литовское - Геннадий Левицкий

Великое княжество Литовское потеряло в Северной войне почти треть своего населения – такова была плата за политическую слабость, за нежелание содержать собственное войско.

Тотчас после битвы под Полтавой 9 августа 1709 года Август II объявил недействительным свое отречение и после встречи с Петром I снова занял трон Речи Посполитой. Станислав Лещинский сложил корону, как пишет польский историк, «с равнодушием, каковым он отличался во всех переворотах своей жизни».

В 1721 году мирный договор в Ништадте поставил точку в тяжелейшей для многих народов Северной войне. Союзники, оторвавшие добрый кусок шведских земель, начали с аппетитом поглядывать на пока еще огромную, но слабую Речь Посполитую.

Поводом для вмешательства в польские дела стал религиозный вопрос. В январе 1722 года в Москву приехал белорусский епископ Сильвестр (князь Четвертинский) с длинным списком обид и притеснений, которые терпит православное духовенство от шляхты. И Петр I, который у себя в стране уничтожил патриаршество, высшее духовенство низвел до ранга обычных чиновников, ограбил монастыри, сразу же устремился на защиту западного православия. Он немедленно потребовал от Августа создания комиссии для разбора «жалоб духовных и мирских людей греческого исповедания, для освидетельствования обид и для получения за них удовлетворения». Более того, Петр желал, чтобы в комиссии присутствовали представители России. Не дожидаясь разрешения Августа на подобное мероприятие, он назначил в еще не созданные комиссии переводчика при посольстве в Варшаве Игнатия Рудаковского и с ним монаха из Заиконоспасского монастыря Иустина Рудинского, которым было велено «жить в Могилеве, сделать подробное исследование об обидах людям греческого исповедания и представить ко двору вашего королевского величества с требованием исправления по силе договора о Вечном мире 1686 года и по их правам и привилегиям».

Рудаковский с бешеной энергией принялся защищать православных в Речи Посполитой. По жалобе пинских монахов на обращение православных монастырей и церквей в униатские состоялся суд; согласно приговору отнятые церкви и монастыри вернули православным, несмотря на яростное сопротивление католического духовенства. Польский король терпел Рудаковского, не желая злить «друга» Петра, поскольку в это время 60 000 солдат были готовы войти на территорию Речи Посполитой для защиты православных братьев и для решения иных задач.

«Но в то время как Рудаковский предлагал эти меры против гонителей восточной церкви, он сам и вместе с епископом белорусским подверглись страшному оскорблению от своих православных монахов. Епископ князь Четвертинский пригласил Рудаковского ехать вместе в Кутеинский монастырь близ Орши для освидетельствования жизни тамошних монахов, о которых донесено было много нехорошего. Но монахи встретили епископа тем, что начали бить людей его, и когда он велел отдать зачинщиков бунта под стражу, то игумен вскочил на лошадь, прискакал в город Оршу, велел бить в набат и всполошил множество шляхты и черни, крича, что воры и разбойники напали на монастырь. Толпа с криками “Бей, руби москалей и попа-схизматика!” бросилась на епископа и Рудаковского, избила их, ограбила и держала под стражею, пока не вступилось в дело местное начальство».

Со смертью Петра в 1725 году давление на Речь Посполитую уменьшилось, и она продолжила свое жалкое существование – до появления нового сильного правителя в России, точнее, правительницы.

Подводя итог правления Августа, скончавшегося в 1733 году, польский историк Г. Бандке сетует:

«Было время, что Польша славилась храбростью своих воинов и мужеством народа; наконец и воинское сословие утратило воинственный дух, а чернь предалась гнусному пороку пьянства. Иностранцы, смотря на обычаи польские не с надлежащей точки зрения, все бедствия государства приписывали разным обстоятельствам, между тем как настоящей причиною упадка славы предков была утрата древней польской доблести, искренности, гостеприимства и простоты славянских нравов».

Путь в никуда

Государство, населенное воинственными народами, вскоре станет предметом дележа, как будто кошелек с деньгами, потерянный на дороге. К этому историческому парадоксу Польша, Великое княжество Литовское, а затем Речь Посполитая упорно и планомерно шли несколько столетий.

Можно долго обвинять Австрию, Пруссию и Россию в захватнических устремлениях, но они лишь взяли то, что фактически перестало существовать.

В правление Августа III (1736 – 1763) Речь Посполитая продолжила падение в пропасть. Как пишет Г. Бандке, «знатнейшие польские фамилии враждовали одна против другой наподобие того, как бывало в XI или XII веках, и вся Европа была о Польше того мнения, что она находится еще на той степени детства, грубости нравов и невежества, на какой находились прочие европейские государства в Средние века. Польша ни с кем не имела явной войны, но путь чрез оную открыт был для всех чужих войск. Справедливо сравнивают ее с заезжим домом, в котором каждый делал, что ему угодно. В 1738 и 1739 годах проходили россияне чрез Украину и Подолию в Валахию против турок. В 1748 году они же прошли чрез всю Польшу в Моравию, против французов».

Августу III, похоже, не слишком нравились беспокойные подданные. Так как он был не только польским королем, но и курфюрстом Саксонским, то большую часть времени проводил в Дрездене, а не в Варшаве.

В общем‐то, Август III был неплохим человеком. По словам польского историка, «он был государь добрый, благочестивый, милостивый и щедрый, наружность имел весьма приятную, осанку важную. Охота была любимый его занятием. Искусившись во всех военных науках, он очень любил их, и, наследовав от родителя своего вкус к изящному, охотно покровительствовал и поощрял всех художников. Доказательством сему служат известная Дрезденская картинная галерея и учрежденная им школа живописи».

Дрезденской галереей в последующие столетия будет любоваться и вдохновляться весь мир, – безусловно, это великое детище Августа. Но пока король утолял свою жажду к прекрасному, в Польше перестали нормально функционировать все государственные учреждения. Маховик анархии набирал обороты.

Мы не станем разбирать политическую ситуацию в тогдашней Европе; мы не будем касаться экономического положения Речи Посполитой, которое все историки признают крайне тяжелым. При этом возникает сомнение, что крестьянам Речи Посполитой жилось хуже, чем крестьянам российским. Почему‐то больше людей бежало в Польшу из России, а не наоборот. Например, во «Мнении», представленном в феврале 1763 года Коллегией иностранных дел Екатерине II, в качестве главной из «обид со стороны Польши и Литвы российских подданных» называется то, что «из давних лет принимают и удерживают у себя поляки в противность мирного трактата беглых из российской страны людей и крестьян с их семьями, также и воинских дезертиров, которых тамо в Польше и Литве многие тысячи находятся и оными великие слободы и деревни населены, а тем самым российские пограничные уезды Смоленской губернии да Псковской и Великолуцкой провинции почти опустошены, отчего помещики весьма разоряются и принуждены всякие подати платить с пустых земель».

Беглых российских крестьян насчитывалось около 120 тысяч душ мужского пола; при том, что все православное население Речи Посполитой не превышало 600 тысяч человек. Когда Россия принялась защищать православных в Польше, граф Панин предостерегал об опасности «излишнего распространения» православия в соседней стране, поскольку это, по его мнению, «непременно вызвало бы значительное увеличение числа побегов в Польшу из соседних русских губерний».

Поляки и сами видели, что над их головами собираются грозовые тучи. Во времена бескоролевья в мае 1764 года состоялся сейм, который уничтожил злосчастное liberum veto. Это, однако, вызвало бурное возмущение соседей. Российская абсолютистская монархия неожиданно оказалась неистовым защитником польской гипертрофированной демократии. Пруссия также ультимативно потребовала вернуть закон, державший Польшу в перманентном хаосе.

Следующего польского короля избирали не столько сейм, поляки и литовцы, сколько русская императрица и король Пруссии. После некоторых колебаний Екатерина II решила, что наиболее подходящим кандидатом будет граф Станислав Август Понятовский. Прусский король Фридрих II одобрил затею в своем письме: «Из всех претендентов на польскую корону он будет наиболее признателен тем, из рук которых он ее получит. По сравнению со всеми другими он в наибольшей степени разделит свою благодарность между нами и своим долгом».

Граф Станислав Понятовский впервые появился в Петербурге в середине 1755 года в свите английского посла Вильямса. По словам биографа дома Романовых Н. Д. Чечулина, «Понятовский произвел на петербургское общество большое впечатление; молодой, красивый, ловкий, веселый, довольно хорошо образованный, он понравился решительно всем, а сам, в свою очередь, был очарован великой княгиней; Екатерина же влюбилась в него со всей страстью еще не исчерпанного чувства. Уже одно это создавало опасность для Понятовского; положение еще более осложнялось тем, что Вильямс как посол державы, союзной с Пруссией, с которой Россия вела войну, представлялся своего рода соглядатаем в Петербурге; при таких условиях близость Понятовского к великой княгине представлялась вдвойне непозволительной. На нее уже смотрели косо, и в августе 1756 года Понятовский должен был уехать из Петербурга; сделано это было по желанию Бестужева…» Спустя непродолжительное время канцлер Бестужев вынужден был изменить свое желание на противоположное и проявил чудеса изобретательности, чтобы его исполнить. В декабре того же года фаворит Екатерины возвращается в Петербург, но уже в качестве саксонского посланника. Как пишет Н. Д. Чечулин «саксонское министерство уступило Бестужеву, который теперь пожелал опять видеть Понятовского в Петербурге. Бестужев действовал так по настойчивому требованию Екатерины. В декабре 1757 года у Екатерины родилась дочь Анна, вскоре скончавшаяся».