Мадемуазель Шанель - Кристофер Гортнер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Спрашивают, нет ли у нас в продаже духов…
Я фыркнула, погасила сигарету и кликнула собак, которые тут же прибежали из других комнат. Духов, значит. Будто они в этом понимают, будто способны оценить приличный, тонкий запах. Небось думают, что eau de toilette,[32] которую продают в местных аптеках, — это и есть духи!
Тем не менее, спустившись вниз, чтобы взглянуть, сколько выручки принесли мне сегодня американцы, я все никак не могла избавиться от этой мысли.
Parfum от Шанель. А что, может быть, в этом что-то есть?
* * *— Мне пришла в голову одна мысль, — сказала я через несколько недель, сидя за обеденным столом с Мисей и Жожо. — А что, если создать собственные духи? Под своим именем?
Я снова стала посещать непринужденные сборища, где бывали все те же сомнительные личности: Кокто, Пикассо, его жена Ольга, ну и целая толпа других периодически сменяющихся лиц; они сидели на диванах, бродили по дому, выпивали и спорили об искусстве. У нас образовался тесный кружок, членов которого связывал бунтарский дух и любовь к искусству. Лично для меня все это было окрашено в синий, кремовый и коралловый. Вечера у Сертов никогда не были скучными или слишком эстетскими. После обычных споров о ценности и смысле искусства и о том, насколько оно способно преобразить мир, разговоры не поднимались выше таких проблем, как арендная плата за мастерскую или способ проникнуть в наиболее модный ночной клуб; горячо обсуждали также, кто с кем спит и кто угощает самым вкусным коктейлем.
Мне очень нравилась естественность и непринужденность наших встреч. Мне так хотелось, чтобы все проходило легко, доставляло удовольствие и так же легко забывалось. Чем меньше я думала, тем реже возвращалась мыслями к Бою. Конечно, мысли о нем никуда не делись, он всегда был со мной, образ его таился в укромных уголках моей души. Но я хотя бы не видела его в каждом встречном, перестала, затаив дыхание и с бьющимся сердцем, оборачиваться на людной улице или в ресторане, мельком увидев высокую фигуру мужчины с темными волосами. Были дни, когда я даже почти не плакала. Состояние мое достигло той стадии, когда память о Бое словно впиталась под кожу, как татуировка, стала такой частью моего существа, которая всегда хранится в закоулках памяти. Но меня все еще преследовал стойкий, невыветривающийся запах его тела, он исходил от его пуловера, который я сохранила у себя, и простыней, на которых мы с ним спали в последний раз; они так и остались нестираными. Это был тонкий аромат мыла и кожи, мускусного запаха, слегка окрашенного лимоном, он уже становился как бы тенью духа, который я тщетно пыталась вызвать.
Запах, аромат. Вот он снова здесь. Почему это вдруг я решила заняться чем-то столь неуловимым?
— Духи, — пропищал Кокто. — L’eau de Coco![33] — Тут он увидел мою недовольную гримасу и ухмыльнулся. — Нет-нет, ты, пожалуй, права. Пошловатое название. А как бы ты сама назвала их?
Он всегда проявлял интерес к тому, что я говорю. Мозги у него были как у сороки. Недавно он увлекся радикальными теориями психоанализа Фрейда, а вместе с ними поэзией Рембо. Хотя его ядовитый язычок частенько безжалостно жалил Мисю, Кокто нравился мне все больше: из всех завсегдатаев Сертов он был один из немногих, кто серьезно интересовался модой.
— Еще не знаю, — ответила я. — Пока это так, мечты.
— Кажется, Пуаре продавал духи, не помните? — сказал Кокто. — «Nuit de Chin», «Lucreze Borgia» и еще какие-то. Помню, он устроил грандиозную презентацию первых своих духов. Не думаю, что он много заработал на них, но для его клиентов они стали чем-то вроде de rigueur.[34]
— Да-да, от них так несло… — Я даже содрогнулась.
Великий мастер по части лести своим клиенткам, Пуаре переживал последнюю стадию упадка. Потеря клиентуры довела его до ручки. У него осталась жалкая горстка напудренных дам, золотые деньки которых далеко в прошлом. Эти дамы все еще были верны его излюбленному изречению: чем роскошней и дороже наряд, тем состоятельней ты выглядишь. Однако молодое поколение — дочери и внучки его клиенток — почти все сбежало ко мне.
— Чистой прибыли духи дают мало, это верно, — согласилась я, — да и конкурентов много. Может, и правда идея так себе.
Так это или не так, Мисе, видимо, было все равно, она уже зевала.
— Не слишком увлекайся новыми прожектами, дорогая, я хочу, чтобы ты сшила мне подвенечное платье. И в наше свадебное путешествие в Италию ты поедешь с нами, правда, Жожо?
Я вздрогнула, повернулась, чтобы посмотреть на Серта, полулежащего на диване рядом со мной и попыхивающего сигариллой. Он был толстым маленьким гномом, покрытым черной жесткой растительностью, даже на тыльной стороне его заляпанных краской ладоней, за исключением абсолютно лысой головы. Я обожала его. Он был воплощением родной почвы, земли, где он родился, грубой и простой, и в то же время удивительно эрудированным, причем без малейшего стремления демонстрировать это. И очень терпеливый и настойчивый. Еще бы, куда он денется, если живет с Мисей.
— Значит, ты в конце концов попросил ее руки, — сказала я.
Мися доставала его уже много месяцев, хотела официально оформить их отношения — и вовсе не потому, как я подозревала, что ее заботили эти формальности. Смерть Боя так потрясла ее, что она задумалась о своем будущем. Поскольку, в отличие от меня, сама она не умела заработать себе на жизнь, при отсутствии завещания или бумаги о полюбовном урегулировании отношений она рисковала остаться ни с чем. Серт зарабатывал деньги заказами, и приглашение американского миллионера Рокфеллера поработать в Нью-Йорке еще оставалось в силе.
— Она достала меня, — добродушно ответил Серт. — Моя Тоша не понимает слова «нет» и никогда не могла понять. — Он лукаво улыбнулся. — Ну вот, теперь и ты это знаешь. Так что пакуй чемоданы, едем в Венецию.
— Да, но когда же свадьба? Я до сих пор про нее ничего не слышал! — вскричал Кокто.
Никто из остальных, сидящих в комнате, не обратил на новость никакого внимания. Пикассо был увлечен разговором с каким-то танцором из «Русского балета», его жена Ольга уселась к нему так близко, что легко можно было подумать, она сидит у него на коленях, — очень забавная картина. А у ее по-мужски привлекательного Пабло глаза были как у блудливого кота.
— Я и тебя собиралась пригласить, — сказала Мися. — На свадьбу. Не в Италию.
Кокто недовольно надул губы:
— Я же маленький. Легко помещусь в чемодане.
Но Мися уже смотрела на меня:
— Мы женимся в июне, а потом почти сразу поедем в Италию. Тебе это удобно, дорогая?
Перспектива создавать для нее платье меня мало устраивала, даже захотелось сказать, что я совсем не умею шить. Серт тоже это понимал. Он оскалился, демонстрируя желтые от табака зубы.
— В июне я никак не могу, — сказала я, стараясь говорить примирительным тоном, хотя на душе у меня стало несколько легче. — Я должна быть в Биаррице, уже запланировала поездку. Давно там не была, надо присмотреть за своим maison, и Марта Давелли хочет там со мной встретиться. Пробуду до конца июля.
Мися бросила на меня сердитый взгляд. Ее раздражало любое упоминание о других моих друзьях.
— Но ты мне ничего об этом не говорила.
— Выскочило из головы. Прости, Мися. Но все равно я смогу сшить тебе платье.
— Нет-нет. — Она махнула рукой, брякая многочисленными браслетами. — Мы подождем.
— Чего подождете? — Я снова посмотрела на Серта.
— Пока ты не сможешь, — объяснил он. Потом наклонился ко мне ближе. — Ей бы надо выйти не за меня, а за тебя. Если тебя нет рядом, я для нее ноль без палочки.
Он произнес эти слова добродушно, без малейшего недовольства. Я рассмеялась и потянулась за сигаретами, а он вскинул брови и самодовольно откинулся назад.
На следующий день я позвонила Марте и подтвердила, что к концу месяца буду в Биаррице.
3
Мое заведение в Биаррице для меня лично оказалось золотым дном. Моя première мадам Дерэ встретила меня с улыбкой, хотя улыбалась она редко, и проводила через безукоризненно чистый салон в рабочие помещения, где из дорогих тканей шили разработанную мной спортивную одежду и одежду для досуга, чтобы предложить приехавшей на курорт и знающей в этом толк клиентуре.
Я сделала несколько замечаний, распорядилась внести кое-какие, самые минимальные изменения, лишь бы поддержать свой авторитет, и все остальное время проводила с Мартой Давелли, которая в свое время и подсказала мне открыть в Биаррице maison. Марта, очень эмоционально выразив мне свои соболезнования по поводу гибели Боя, видимо, решила отвлечь меня от мрачных дум в вихре увеселений: по утрам мы ходили на пляж, завтракали поздно, обедали уже вечером, а там азартные игры, вечеринки с джазом и шампанским, ночные клубы, снова казино, и так до самого рассвета.