Цепная реакция - Андрей Кивинов

— После ресторана вы находитесь как бы на пике конфликта…

В вершине дуги появилась жирная точка.

— …откуда у вас два пути: примирение…

Из точки на дуге вправо вверх метнулась линия со стрелкой, на конце которой старший лейтенант начертала жизнерадостный плюсик.

— …или окончательный разрыв!

Влево вверх из той же точки ушла точно такая же стрелка, только заканчивалась она уже жирным, совсем не внушавшим оптимизма минусом.

— Сейчас, после вашей последней встречи, Лена ждет от тебя активных разрушающих действий. А ты, напротив, предлагаешь перемирие, тем самым локализуя развитие конфликтной ситуации как таковой…

В подтверждение сказанного Надежда обвела композицию почти идеальной окружностью.

— Ну, понял?

Анатолий тупо уставился на рисунок. С листка бумаги на него глядела грустная-прегрустная рожица. Вылитый Белый клоун, только что под одобрительный гогот зрительного зала получивший от своего Рыжего друга очередную оплеуху и готовый вот-вот расплакаться.

— Не-а, не понял…

— Тогда просто делай то, что скажу.

Следователь Воронова, нареченная при рождении Светланой, вынула из принтера отпечатанный протокол допроса и протянула его сидевшей напротив пожилой женщине:

— Прочитайте, пожалуйста, и внизу, на каждой странице, против своей фамилии распишитесь.

— Да верю я вам, зачем читать, — отмахнулась та, но взяла авторучку. — Все как есть рассказала, ничего не придумала… Вы только насчет собаки позвоните обязательно. Нельзя же так! Там, в песочнице, дети играют, а он своего волкодава гадить приводит. Я говорю: «Что ж ты делаешь, паразит?!» А он меня — матюгами… Никакой управы нету!

— Да-да, я помню. Сегодня же поговорю с участковым… А вы не забудьте насчет завтра, хорошо?

— Не забуду. К часу приеду, как обещала…

Проводив женщину до проходной, Воронова вернулась к себе, перечитала протокол и пододвинула к себе телефон.

— Алло, Андрей?.. Все в порядке… Да, говорит, что узнать сможет… А что приметы? Здоровый мужик, мордастый. Она больше машину запомнила. Большая, черная и фонарями вся увешанная. Даже номер светится… Да понятно, что Федин — кто ж еще? А главное, он выходил от Березина в начале двенадцатого. Что четко совпадает с данными экспертизы по времени смерти… Да. Пока…

Положив трубку, Светлана вспомнила, что забыла попросить Бухарова связаться с участковым. Надо старушке помочь, раз уж обещала…

Словно услышав ее мысли, телефон зазвонил сам.

— Андрей, я хотела… — начала уже она, но ее вдруг перебил грубый мужской бас:

— Я тебя предупреждал. Сегодня в три — жди сюрприза…

— Погодите, вы о чем? Я…

Но из трубки уже летели издевательские короткие гудки. Как будто включился таймер бомбы.

— Да ведь это же элементарно, Репин! — теряла терпение Михайлова. — Объясняю снова. Согласно Юнгу, в психологии есть три основных дихотомии…

— Три… чего? — не понял Репин.

— Ди-хо-то-ми-и. И важнейшая из них — «мышление — чувство». Сейчас такой момент, когда должно доминировать мышление, а ты вдруг сыграешь на чувствах. Попросишь прощения. Это примерно как на раскаленный металл плеснуть холодной водой… Понял?

— Не-а! — упорно стоял на своем Репин. — Ее всякие козлы лапают, а я прощения просить должен? Твой Юнг, часом, ничего не напутал?

Психологиня перешла в наступление:

— Отставить самодеятельность, капитан! Внимание на сцену. Выход профессионалов! Итак… Что Лена любит?

— А шут ее разберет… Барбекю, наверное. И круизы на теплоходах.

— Нет, точно — козлы… Все до единого… — закатила глаза Надежда. — Цветы какие???

— А-а-а… Розы. Желтые.

— Слава богу, ответ принят… А вино?

— Красное сухое. «Мерло» чилийское.

— Значит, так. Покупаешь бутылку «Мерло» и букет желтых роз, идешь к ней, извиняешься и просишь вернуться.

— Ну, знаешь… — возмутился автор зарисовки «Пленных не брать». — Насчет «попросить вернуться» — базара нет. Это я и без трихомонады готов. Тьфу, дихотомии… А вот за что извиняться — ни ты, ни господин Юнг мне так и не объяснили.

— Делай, что говорят, и не задавай идиотских вопросов! Когда она обычно с работы приходит?

— Когда как. Но чаще всего в девять. Как все ненормальные люди.

— Вот чтобы ровно в половине девятого был у нее. С вином и букетом. И ждать, сколько потребуется…

Михайлова хотела добавить еще что-то, но тут в «психушку» влетел взъерошенный Быков:

— Пикассо, блин! Я тебя по всей базе ищу, а ты тут шашни разводишь! Вон — уже и портретик нарисовать сподобился…

Леха схватил со стола начертанную психологиней диаграмму развития взаимоотношений супругов Репиных, выполненную в строгом соответствии с фундаментальными положениями Карла Юнга.

— А что? Вылитая Надюшка! Узнаю руку мастера Зеленоградского кирпичного завода…

— Тебе что здесь надо?! — раздосадованная Надежда отобрала у непрошеного гостя рисунок.

— Не «что», а «чего». Падежов не знаешь. А точнее — кого. Его вот… — Быков ткнул пальцем в друга. — Вставайте, граф, нас ждут великие дела! ЧП в городе. И как раз по твоей части…

Подполковник ФСБ Виктор Эдуардович Гаврилов с трудом сдерживал нараставшее раздражение. Ну, взрыв… И — что? Какого лешего их сюда столько понаехало? Кроме них, чекистов, здесь и менты — из города и из района, и прокуратура, и МЧС, и мэрия… И, разумеется, телевидение. Как же без него? Событие ведь вселенского масштаба… Башни-близнецы…

И каждый воображает себя центральной фигурой. На деле же «восемьдесят — двадцать». Универсальный принцип, который еще никто не отменял. Реальным делом занято не больше двадцати процентов из тех, кто сейчас суетится возле обезображенного остова легковой машины и на оцепленной ОМОНом прилегающей территории. Остальные восемьдесят — просто балласт. Приехали сюда только для того, чтобы засветиться на месте происшествия, а потом доложить высокому начальству о своем личном участии в расследовании.

Правда, очень скоро все эти клоуны разъедутся обратно по своим кабинетам и начнут давать интервью, с умным видом высказывая свои взгляды на происходящее. Хотя дело точно будет не столь громким, как могло показаться в первый момент. По счастью, даже обошлось без жертв. Ранен только один случайный прохожий, да и тому, слава богу, угрозы для жизни нет.

К Гаврилову подошел взрывотехник из оперативной группы управления ФСБ.

— Ну? — вопросительно взглянул на него подполковник.

— Тротил… Масса до килограмма. Без оболочки. Скорей всего, таймер. Остатки взрывателя ищем.

Подполковник мрачно кивнул.

Тротил…

В прошлом году возле универмага машину рвануло. Поначалу думали, что теракт, на уши всех поставили. А потом оказалось, что баллон с газом. Машина на газу ездила, и хозяин что-то там перекрыл неправильно.

А здесь, стало быть, все же взрывчатка. Чертовым ваххабитам Москвы мало — добрались уже и до Юрьевска. Не было печали…

Оглядевшись, Гаврилов заметил чуть в стороне Воронову из следственного комитета, с которой несколько раз пересекался по работе. Ну, хоть одно приятное лицо…

Приятное лицо беседовало с мужчиной средних лет, который также показался подполковнику знакомым. Но гораздо менее приятным.

Гаврилов подошел.

— Здравия желаю, Светлана Петровна!

— Здравствуйте… — обернулась Воронова с приветливой улыбкой. — Знакомьтесь: это Андрей Бухаров, из уголовного розыска… Виктор Эдуардович, Эф-Эс-Бэ…

Офицеры пожали друг другу руки. Вяло, словно боясь заразиться.

— Владельца машины установили? — В голосе Гаврилова зазвучали официальные нотки.

— Да, — отозвался Бухаров. — Но толку от этого мало. Он уже два года как на кладбище пребывает.

— Но ключи-то от машины в гроб вместе с ним, вероятно, не клали… Они же у кого-то оставались?

— Ключей вообще не существовало. Да и не машина это была, а одно название. Лет пять уже, как с места не сдвигалась. А после смерти хозяина с нее потихоньку поснимали все, что более-менее ценного оставалось, и бросили открытой на радость местной пацанве.

— Что ж, по-вашему, тротил в нее тоже пацаны заложили?

Андрей, не ответив, бросил быстрый взгляд на Воронову.

— Нет, Виктор Эдуардович, не пацаны, — произнесла следачка. — Боюсь, я знаю, кто это сделал.

Отойдя от места взрыва, где по-прежнему копошилось трое мужчин в жилетах с надписью «ФСБ», Репин отыскал скучавшего в оцеплении Быкова.

— Ну что? — вполголоса поинтересовался коллега.

— Так и не появилась… — мрачно откликнулся художник. — Я все воскресенье, как дурак, дома просидел. С цветами и вином. А в ответ — тишина. Только Бакс шуршит. И мобильник по-прежнему не отвечает.