Ваше благородие - Николай Стариков

— Можно вопрос? — поднял, как школьник, руку Шведов.

— Ну!

— Нам зачитали приказ замнаркома, будто после наступательных боев положены фронтовые сто граммов.

— Получите! — заверил Бодров.

XVII

Тревожные дни последней недели со сном урывками в кабине автомашины крайней усталостью давили на сознание и тело. Хотелось расслабиться, отвлечься от навалившихся забот, просто полежать с закрытыми глазами, ни о чем не думая и чтобы никто не докучал. Сегодня выдался такой вечер. Все распоряжения отданы, дежурный по отряду предупрежден: командира не тревожить без крайней нужды. Завтра надо готовить новую операцию. Но это уже следующий день. Сегодня — отдых.

Сергей вознамерился уснуть сразу, как это бывало в автомашине или даже за столом, стоило склонить голову. Сейчас он лежал с закрытыми глазами — сбылась многодневная мечта, — но сон не приходил. Будто накопившись за длительное время, одна за другой в голове появлялись мысли, далекие от служебных дел. В стремительно развивающихся событиях иногда возникали образы сына, Зины, матери, Лиды, Вадима, поочередно и все вместе проявлялись сквозь мрак ночи и пространство. Не было лишь личика Димки. Вместо него — розовое пятно да беззубая улыбка, которой одарил сын при самой первой встрече.

Будоражило душу письмо Зины. Она была у матери, жила долго с дедами в Горшовке, везде ее принимали. В качестве кого? Не просто же только как мать Димки? Не мог он представить, что Зина поехала к родным с другой целью, кроме как повидаться с сыном. Но не сделать этого она просто не могла. Ему не хотелось плохо думать о Зине. В конце концов он одобрил ее поездку. Сергею не хотелось признаться самому себе, но в груди теплело от сознания, что Зина была в их доме, ходила с Димкой в Горшовке по дедову саду, глядела с мосточка на Панику. Милые сердцу картинки! Как было бы здорово, если бы это была та его Зина! Он пытался представить себя вместе с ней, теперешней, на хуторе или дома у матери, но не совмещалось что-то. Но и мысль навсегда оставить Димку без отца или матери отвергалась тут же.

«О-хо-хо… — ворочался Сергей с боку на бок. — И так плохо, и эдак не получается».

Он вновь вспомнил последнюю встречу в Михайловке, радостные и одновременно печальные глаза, бледное, изменившееся лицо Зины. Но оно тут же как бы растворилось в устоявшемся образе из невозвратной юности. Чувство горечи вновь наполнило сердце. «А ведь по-другому могла сложиться жизнь! Тогда не было бы сейчас сына. Кто знает, какова моя судьба. Война… А у меня есть Димка! — улыбнулся он своей мысли. — Вот уж воистину — что бог ни сделает, все к лучшему».

Сергей понимал, следовало бы написать письмо Зине, но что именно?.. Плохое письмо убьет ее. Надо хорошее, чтобы поддержать больного человека, ведь это не кто иной, как мать его сына.

«Куда ни кинь, всюду клин», — пришла на память пословица. Всякое решение — дело трудное, если оно не глупое. Оперативное отделение существует в первую очередь для подготовки обоснованных замыслов. «Обоснованные» — значит, опираются на выводы из анализа обстановки. К выработке окончательного решения подключаются многие лица со своим видением способов выполнения задачи. Сейчас в темноте и в одиночку Сергей пытался сформулировать свой взгляд на личную жизнь. Случай, когда самый лучший друг или заклятый враг не могли подсказать нужной мысли, тем более, если анализ обстоятельств подсказывает одно, а душа противится этому.

Не придя окончательно к какому-либо соглашению с самим собою, Сергей незаметно уснул. И виделся ему родной дом. С Димкой они катались по Панике на лодке. Зина сидела на берегу в фуфайке и в валенках, варила кашу, аромат которой долетал до них. Димка водил носом и говорил: «Хочу каши». Сергей пробуждался, вновь уходил в забытье на Панику, к семье.

С этим и проснулся. На тумбочке возле земляного ложа стоял завтрак. Ординарец на сей раз расстарался. Каша гречневая пахла так же, как во сне на реке. Уходить оттуда не хотелось. Сергей вновь закрыл глаза, но видение исчезло окончательно. Остался лишь запах.

Бодров вышел на свежий воздух, пока ординарец делал уборку и проветривал землянку. Вокруг белым-бело. Пришла зима с первым свежим, ярким, пахнувшим озоном пушистым снегом. Утонуло в нем все черное, серое, корявое. Теперь будто выглаженная лежит земля, словно приготовленные к свадьбе невесты, стоят украшенные белой бахромой березки. Накануне всем подразделениям, кроме дежурного и караула, было разрешено отоспаться. Потому лагерь, получивший кодовое название «Роща», все еще медленно пробуждается. Красноармейцы выбегают из землянок, хватают пригоршнями снег, трут руки, шею, грудь, бросают друг в друга снежками.

Подошел Боткин, поулыбался, глядя на веселившихся бойцов.

— Мирная жизнь возвращается. Еще до войны видел, чтобы вот так играли люди.

— К сожалению, ненадолго удается расслабиться. Сегодня уже начнем решать новую задачу.

На совещании руководства отряда Бодров сообщил, что ночью получена радиограмма от Николая Михайловича, в которой приводится ориентировка СМЕРШ о появлении в Горобцах спецгруппы немцев с намерениями вывести полковника Фогста за линию фронта.

— Как всегда, — сказал командир отряда, — начальник штаба от имени руководства войск НКВД задачу формулирует кратко: провести чекистско-войсковую операцию поиском в населенном пункте. Спецгруппу вместе с полковником, сочувствующими и содействующими задержать, при вооруженном сопротивлении уничтожить. Теперь перед нами вновь вопрос: каким образом решить задачу, да еще без потерь.

— Никто из нас не был в Горобцах, что представляет собою поселок? — включился в разговор Шведов.

— Есть хорошая трофейная крупномасштабная карта. Интересовался у задержанных: где, что и как расположено.

Поселок крестообразно разделен двумя широкими улицами на северо-восточную, северо-западную, юго-западную и юго-восточную. В юго-восточной пруд, к которому с севера и юга подходят глубокие балки; с запада, за холмами, лесной массив широкой полосой тянется на многие километры в сторону фронта. Школа, вблизи которой может находиться «Мыкола», в юго-западной части, там же дом старосты, где предположительно находится полковник Фогст. Само расположение Горобцов подсказывает: наиболее вероятным направлением ухода спецгруппы является юго-запад. На этом направлении следует сосредоточить основные усилия.

— Я не спрашиваю, кто какие задачи будет решать, — сказал Мухов.

— И правильно делаете. Вам, Валерий Александрович, сегодня же до обеда выставить заслон на опушке леса, перекрыть наиболее вероятные направления ухода из поселка. Службу нести круглосуточно. Операцию начнем завтра с утра. Ночью выполним другую задачу. Командирам групп принять решение и в двенадцать ноль-ноль прибыть для организации взаимодействия, — распорядился Бодров.

Когда офицеры покидали командирскую землянку, Сергей сказал Анатолию:

— Позови отца, пусть придет.

— Взял бы ты его к себе шофером.

— Оба окажемся в неудобном положении.

Николай Дмитриевич пришел быстро. Сказал часовому, что прибыл по вызову командира отряда.

Сергей расцеловал растроганного отца. Вроде бы постоянно рядом, а видеться не удается. Рассказал о письме Зины, ее гостевании в Батурино и Горшовке. Достал бутылку коньяка.

— Ты коньяк пил когда-нибудь?

— Не приходилось. На финской войне видел однажды пустую бутылку с этикеткой.

— Мне заместитель по тылу принес. Французский. Хотелось с тобою попробовать.

Сергей плеснул по четвертинке стакана:

— Говорят, его помногу не наливают.

От повторной дозы отец отказался. Сергей закрыл бутылку, сунул коньяк в сейф.

Будешь приходить, помаленьку прикончим. Да! Что скажешь по поводу письма Зины?

— Рано или поздно, но это должно было случиться. А по-другому — как? Мать же. Но смелая! Я бы даже сказал — молодец!

— О Вадиме она не обмолвилась ни словом.

— Значит, не совсем ласково обошелся.

— Ну и зря! Не его это дело.

— Ты-то не обижайся на брата, — сказал Николай Дмитриевич, увидев насупившиеся брови сына.

— Какие у тебя мысли, па?

— Смотри, как тебе подсказывает совесть, так и поступай.

— А если угрызения совести — одно, а душа — другое?

— Тогда только время рассудит. Димку жалко и тебя тоже. Да и Зину.

— Хотел бы ты видеть ее в нашей семье?

— Не мне решать, — улыбнулся грустно отец. — Но вижу по глазам, какой ответ ты хотел бы услышать.

Вышли из землянки.

— По приметам, если появился снег рано, весна будет теплой, — сказал Николай Дмитриевич.

Полковник Фогст прибыл в Горобцы по распоряжению начальника штаба группы армий «Юг» генерала фон Зонденштерна для организации прочной обороны с использованием окружающих поселок высот. Фогст приложил немало усилий, чтобы выполнить поручение генерала. Однако советские войска не стали штурмовать высоты, ограничились лишь бомбардировкой и неоднократным обстрелом артиллерией, обошли их, оставив с хорошо подготовленными гарнизонами в тылу. Наступление противника было столь стремительным, что полковник с личной охраной не успели покинуть гостеприимного старосту Билячко. Наступающие войска в Горобцах не останавливались, новые, или, точнее, старые власти еще не прибыли, никто старосту от власти не отстранял, но и не почитал. Безвластие! Но рядом немецкий полковник с солидной охраной, потому односельчане выполняли распоряжение Билячко. Верил он полковнику, что немцы отступили от Днепра из стратегических соображений и в скором времени вновь возвратятся.