Перекати-поле - Лейла Мичем

— Я верю, Джон, всем своим сердцем верю. Именно это я так люблю в тебе. Я полностью могу доверять тебе.

— Слушай, давай я сначала завезу тебя домой, а потом заеду за твоей бабушкой. Ты не в той форме, чтобы садиться за руль.

— Ох, спасибо. Ты такой любезный, — рассеянно произнесла она и, отстранившись от него, стала оглядываться по сторонам в поисках своей сумочки. Он был как хорошая мебель — настолько надежная, долговечная и всегда под рукой, что о ней просто забываешь. Она вынула из сумочки ключи от машины и с улыбкой протянула ему. — Я переживу это, Джон. Когда мое сердце все поймет, я приму это и головой. А сейчас я просто не могу взять случившееся в толк. Я заказала на завтра свою пегую лошадку с белой гривой и после работы отправляюсь на конную прогулку. Может, вы с Бебе тоже поедете со мной?

— Да, конечно, — ответил он; горечь застряла в горле тугим обжигающим комком. — Звучит заманчиво. Я ей позвоню.

Но на следующий день они с Бебе отправились на арендованных лошадях в прерию одни. Трей снова вернулся в жизнь Кэти.

Глава 22

Впервые в жизни он перегнул палку и зашел слишком далеко со своей тетей, и теперь она не была настроена прощать его. Она узнала о том, что произошло, от Эммы и на следующее утро даже не захотела смотреть на него, хотя и слепой бы заметил, каким несчастным он себя чувствовал. Они с ним никогда не обсуждали очень личные вопросы, в основном из-за того, что Трей не был с ней полностью открыт. Она была его попечителем, он — ее подопечным. Их разговоры сводились к фразам типа «Трей, ты сделал свое домашнее задание?» или «Тетя Мейбл, вы не видели мой коричневый пояс?» — вот, собственно, и все общение.

Однако теперь Трею хотелось, чтобы они с ней были ближе, ибо только тогда он мог бы признаться своей тете в том, какова настоящая причина их разрыва с Кэтрин Энн.

«Я сделал это не потому, что больше не люблю Кэтрин Энн, тетя Мейбл. Как раз наоборот: я сделал это потому, что люблю ее. Я не хотел, чтобы она еще сильнее привязывалась ко мне, человеку, который однажды может оказаться несостоятелен как мужчина, тогда как я точно знаю, что она непременно захочет детей. Если бы я рассказал ей всю правду, она все равно осталась бы со мной. По этой причине она никогда бы меня не бросила. Такой уж она человек. Поэтому я и люблю ее».

Он мог бы рассказать своей тете о том, как сияли глаза Кэти, когда, придя к нему на работу в «Аффилиейтид фудс» в прошлом ноябре, она держала на руках младенца, пока его мама разгружала свою корзинку с покупками. «А я вряд ли смогу сделать так, чтобы глаза Кэти зажглись от материнского счастья, тетя Мейбл. Конечно, со временем мы могли бы усыновить ребенка, но одному Богу известно, как все сложится. Кэтрин Энн заслуживает иметь своих собственных детей, белокурых и голубоглазых, таких же восхитительных, как она сама. А теперь, учитывая все это, не кажется ли вам, что будет лучше причинить Кэти — и мне тоже! — боль сейчас, сказав, что я изменил ей (что на самом деле сделал — телом, но не сердцем), чем рассказывать ей всю правду?»

Трею очень хотелось объясниться со своей тетей и услышать ее мнение как женщины. Понимание с ее стороны очень утешило и поддержало бы его. Скорее всего, она согласилась бы с ним, сказала, что им с Кэти всего по восемнадцать, что они слишком молоды, чтобы в таком возрасте привязываться к какому-то одному человеку, говорить о детях и женитьбе. Впереди у каждого из них свое будущее, карьера — вся жизнь! Но его тетя выстроила стену неприятия между ними, а атмосфера осуждения была такой густой, что ее впору было разливать черпаком по мискам. Тетя Мейбл обожала Кэти, и теперь в ее глазах он казался самым большим проходимцем всех времен и народов. Трей стал сам менять постельное белье у себя в комнате, чтобы она не заметила слез на его подушке, но она расценила это как попытку вернуть ее расположение.

Даже Джон теперь избегал его, и Трей тосковал по нему почти так же, как по Кэти. Отвращение к нему со стороны его лучшего друга достигло небывалого уровня: еще никогда в жизни не случалось, чтобы они так долго не разговаривали. Ему бы хотелось рассказать Джону, почему он «сорвался с катушек», но он не мог заставить себя поделиться своей тайной даже с ним. Чисто мужские интимные подробности ими не обсуждались, и Трей не хотел, чтобы Джон узнал, что он по мужской части… не совсем полноценный. Они бы сразу оказались в неравных условиях, не говоря уже о том, какую неловкость и скованность это внесло бы в их отношения.

Если бы ему удалось удержаться от встреч с Кэтрин Энн еще два месяца, прежде чем они с Джоном уедут на осенний сбор, тогда главные трудности остались бы уже позади. Однако от тоски по ней он мучился физически, испытывая такую боль, которая напоминала ему страдания во время его болезни свинкой, и никакого облегчения не предвиделось. У Трея не было ни малейшего желания встречаться с другими девушками, которые постоянно звонили ему после его разрыва с Кэти. Одной из них была Тара, дочь тренера Тернера. «Черт возьми, что за наглая потаскуха! Как у такого выдающегося человека, как тренер Тернер, может быть такая дочка? Интересно, — думал Трей, — насколько тренер в курсе ее похождений вне поля зрения его всевидящего ока?» Она приехала к тете Мейбл под предлогом того, что хочет попросить Трея подписать ее альбом с фотографиями выпускного класса, и при этом, выставив вперед свою внушительную грудь, совершенно недвусмысленно принялась тереться об него. Он быстро подписал альбом и проводил ее до двери.

Он даже не звонил по тем номерам, которые привез с собой в кармане. Перед глазами была только Кэти, сидящая у себя дома, молчаливая и страдающая от удара, который он ей нанес. Он постоянно чувствовал стыд, вину и боль. Все это переполняло его сердце, и Трей терзался мыслью, что сейчас он теряет что-то такое, чего у него в жизни больше никогда не будет. Никогда в жизни он больше не встретит человека, такого же преданного и верного, как Кэтрин Энн. И ни с кем и никогда он не испытает такого ощущения надежности и спокойствия.

Еще с тех времен, как его бросила мама, ему не доводилось чувствовать себя таким одиноким.

Именно недовольство им тети Мейбл заставило его согласиться поехать к Харбисонам, чтобы забрать заказанные ею яйца и овощи. Весь год, начиная с ноября, Трей непреклонно отказывался ездить туда, хотя его упрямство в этом вопросе не выглядело чем-то необычным, поскольку он всегда ворчал по поводу того, как скучно туда ехать, а потом еще иметь дело с миссис Харбисон. Вслух она ничего не говорила, но своим поведением недвусмысленно давала понять, что думает об этом выскочке-футболисте, племяннике Мейбл Черч, который считал себя на голову выше ее сына. Но теперь Трей не посмел отказать тете. Он что угодно отдал бы за то, чтобы Джон поехал с ним, но не мог даже подумать о том, чтобы позвать его съездить на место, где произошел самый ужасный кошмар, который только мог им присниться, кошмар, созданный Треем собственными руками.