Аллергия на №1 (СИ) - Мейд Алекс

Губы девушки подрагивали, а сама она отвела глаза, словно ей было стыдно смотреть мне в глаза, из-за поступков матери.

— Эй, всё нормально, Саш, — тихо произнёс я, притягивая к себе её и прижимаясь губами к щеке.

Девушка вздохнула и крепко обняла меня. Минут десять мы просидели так, обнявшись. Наверное, я бы на её месте тоже переживал, если бы кто-то из родных совершал подобное.

— Маникюр, — вдруг выдала Саша, резко слезая с моих коленей и скидывая с себя одеяло.

— В смысле? — не понял я, не отводя взгляда от обалденного голого тела девушки. Во мне снова проснулось желание, хотя я был внутри неё два с половиной часа назад. Твою ж мать, я становлюсь натуральным извращенцем, но, честно говоря, меня это не волнует.

Быстро натягивая на себя белое нижнее белье, она повернулась ко мне, взмахнув светлыми волосами, и торжественно пояснила:

— Уже четыре года подряд моя маман посещает лишь одного мастера по маникюру. Она никогда не ходит в европейские салоны красоты, считая их непригодными. А после отдыха она обязательно его посетит.

— С чего ты взяла, что твоя мама сказала нечто полезное этому мастеру? — спросил я, вставая с кровати и подходя к ней ближе.

Саша ловко увернулась от моих рук, что попытались её притянуть к себе, и быстро надела на себя сиреневый сарафан на тонких лямках. Я мученически вздохнул, чем повеселил девушку.

— Жестокая, — припечатал я, тоже решив одеться.

— Не время для нежностей, сейчас нужно действовать и… Да и тебе разве было мало? Я уже живого места на себе не чувствую, — сморщившись, недовольно сказала Саша, схватившись за расчёску.

— Говоришь так, будто у нас всю ночь были игры тех… ну, которые ещё и побить их просят. Там ещё плетки, цепи и кожа. Сплошной брутализм в мире разврата, в общем. Можно и подобное провернуть, — хохотнул я, несильно шлепая пробегающую девушку по упругой заднице.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ Сашка возмущенно развернулась и замахнулась на меня утюжком для волос. Я дурашливо поднял руки над головой и писклявым голосом простонал:

— Не наказывай меня, мой повелитель. Я буду послушной. Обещаю.

На губах Громовой мелькнула паскудненькая ухмылочка. Откинув волосы с шеи, она пафосно заявила:

— Ельский, следующего раза не будет. Короче, простым языком: я тебя жестоко поматросила и бросила, так что, асталависта, бейби, и всё такое. Извини, не помню, что там говорят, когда после использования, бросают.

Гордо развернувшись, она пошла в ванную и захлопнула дверь. Я же еле сдерживался, чтобы не вытащить за волосы её сюда и не устроить хорошенькую взбучку. Чёрт, а ведь я действительно много лет назад не зря напугал девчонку в красной куртке.

— Меня не бросают, Громова, так что жди великой мсти, — хохотнул я. — И почему ты так уверена, что мачеха не сменила мастера?

Я был уверен, что она сейчас скажет, что дело в профессионализме или же это лучшая подруга моей мачехи, но услышал неожиданное:

— Она ненавидит этого человека больше всех на свете.

Саша

Я до сих пор помнила название того салона и местонахождение. Мне было несколько волнительно, ведь я не видела её уже два года. И то, потому что она запретила мне с ней общаться.

Когда мы вошли, то я подошла к девушке, что сидела за администраторской стойкой. Та тут же хотела встать и как положено по регламенту поприветствовать нас, но я опередила её, сказав:

— Добрый день. Можете, пожалуйста, позвать сюда Нину?

— У нас две Нины сегодня работают. Вас какая именно интересует? — улыбнулась девушка, поправляя белое строгое платье и не сводя любопытного взгляда с Льва, что занял диванчик.

— Громова, — произнесла я, теребя браслетик на руке.

С лица девушки упала улыбка. Вместо неё появились раздражение и усталость. Поправив и так идеально зачесанный пучок, администратор сказала:

— Сейчас позову. Но… она сегодня не в духе после одной клиентки. Вам принести кофе или же чай?

— Спасибо, но нам ничего не надо. Просто позовите её сюда, — вздохнув, говорю я. Затем прошла и села рядом с заинтересованным Львом.

Когда девушка скрылась за дверью, Ельский повернулся ко мне и, наконец, дал волю любопытству:

— Так это родственница твоего папы? Тогда это объясняет неприязнь мачехи.

— Хуже, — тихо сказала я.

Дверь открылась и вслед за администратором вышла невысокого роста девушка в черных брюках, футболке и фартуке. Пшеничного цвета пушистые волосы разметались по плечам, обрамляя округлое личико, на котором мерцали живые карие глаза, маленький вздернутый носик и упрямые полные губы.

— Твою ма-а-ать, — выдохнуло от искренней злости двадцатилетнее создание, узрев меня.

— Нина, — шикнула администратор на девушку.

— Я тоже тебя рада видеть, сестрёнка, — широко улыбнулась я.

Нина прищурилась и стукнулась страдальчески лбом об дверной косяк. Да, она так и не изменилась. Десять лет назад даже Лев бы выглядел милейшим ребенком на фоне Нины, которую за глаза папа называл "Мамай".

— Я отойду, Наташ, — предупредила девушка, снимая с себя фартук и оставляя его на столешнице.

Администратор посмотрела на нас и сухо сказала:

— Только недолго.

Мы вышли из главного входа, а затем обошли здание, где находился чёрный вход для персонала, а так же скамейки и мусорные баки. Нина вольготно села на скамейку, а затем заявила:

— Разговор не за "спасибо", так что денежки на бочку сразу.

Я же говорила. Это создание было прирождённой шаромыгой и в 90-ые имело бы успех по рэкету.

Лев достал бумажник и вытащил пятитысячную купюру. Нина, присвистнув, быстренько проверила её на подлинность и засунула в карман брюк, а после, дружелюбно разулыбавшись, любезнейшим тоном сказала:

— Спрашивайте, хлопцы, что хотели.

— Кто ты для Саши? — быстро спросил Лев, опережая меня.

Нина ехидно покосилась на меня.

— Извини, систер, но он купил ответы.

— Говори, что хочешь, — ответила я, пожав плечами.

— Окей. Отвечаю: ошибка природы, как бы сказала мама Сашки, — усмехнулась Нина. — А если честно, то единокровная сестра. Двадцать с хером лет назад нашему отцу надоела истеричка Виктория и он отправился на поиски острых ощущений на стороне, в следствие чего появилась я. А ты кто такой, булочка с корицей? Если тебя держат в заложниках, то моргни два раза.

Лев расхохотался, а потом представился:

— Сын второго мужа той самой истерички, то бишь сводный брат, а так же любовь всей жизни Саши.

— Я тебя бросила, — хмыкнула я, складывая руки на груди.

— Это, конечно, твоя самая огромная ошибка в жизни, но я тебя, так уж и быть, прощаю, — развеселился парень, обнимая меня за шею и целуя в макушку.

Во мне всколыхнулся трепет. Не думала, что это так приятно, когда он, касаясь меня или же даже так шутливо, намекает, что я с ним и ничего не изменится. По крайней мере, сейчас. Кто знает как потом изменится будущее? Хотя, какая разница? Главное, что сейчас мне с ним хорошо.

Младшая сестрёнка с легкой брезгливостью наблюдала за нами и театрально делала знаки, что её сейчас стошнит. Пришлось вспомнить, что у нас все же дело, ибо препираться мы могли долго.

— Короче, Нин. — Я села рядом с ней на скамейку и заглянула в саркастично прищуренные карие глаза. — Моя мать уже была у тебя, так?

— Час назад упёрла. И что?

— Она что-то говорила… — замялась я, не зная стоит ли говорить девушке обо всей ситуации.

Нина проницательно посмотрела на наши серьёзные лица, чуть улыбнулась и протянула:

— Викуся много, что говорила. Все три часа. Она так и осталась типичной тупой блондинкой. Сочувствую, Шурик. Я бы стыдилась, если бы вылезла из этой женщины. Но… — Девушка сделала многозначительную паузу и красноречиво посмотрела на карман Льва, где скрылся бумажник. — …я столько потратила нервов на эту мымру, что боюсь и не вспомню всего.