Че Гевара. Последний романтик революции - Юрий Гавриков

Да, о покое, отдыхе недавним повстанцам можно было только мечтать. События в стране разворачивались порою даже не по часам, а минутам и сменялись как в калейдоскопе. И если рядового борца они напрямую касались не все, то иначе обстояло дело у их лидеров. Излишне говорить, что Эрнесто Гевара имел прямое отношение практически ко всему происходившему тогда на Кубе. Трудно переоценить его роль здесь. Поэтому мы просто будем рассказывать о самих этих событиях и преобразованиях, тем более что и сам Че не любил выпячивать свою роль в них.

Вот только краткий перечень этих первых трансформаций в обществе. В 1959 — 1960 гг. была проведена аграрная реформа, установлена государственная монополия внешней торговли, национализирована собственность американских компаний и крупного национального капитала, принят закон о городской реформе, ликвидировавший собственность крупных домовладельцев и передававший жилую площадь в собственность квартиросъемщиков или государства. (Прим. авт.: Не могу не поведать читателям об одном таком домовладении — новом двухэтажном особняке в гаванском пригороде Кубанакан, принадлежавшем дочери представителя «Дженерал моторс» на Кубе Барлетты. Окруженный пальмовой рощей в один гектар, где имелся огромный плавательный бассейн и теннисный корт, дом представлял собой сплошное чудо строительно-архитектурной мысли и роскоши. Центральная лестница была изготовлена из знаменитого белого каррарского мрамора (Италия), в просторной ванной комнате в пол из черного мрамора были вделаны весы, а результат взвешивания отображался на специальном циферблате на стене. Подвальный гараж на две машины открывался и закрывался водителем, не выходя из автомобиля, с помощью пульта и секретного кода. Когда мы вместе с представителями кубинского МИДа посетили этот дом, отведенный правительством под резиденцию посла СССР, то увидели малоприглядную картину: повсюду были разбросаны кипы новой одежды, десятки коробок с обувью, игрушки, книги, фотокарточки — хозяева, прихватив только драгоценности, бежали в Майами. Оставшийся сторож позднее рассказывал нам, как жили такого рода олигархи. Больше всего нас поразил его рассказ о свадьбе хозяйки, во время которой бассейн в саду был наполнен французским шампанским(!) Сегодняшние сообщения российских СМИ порою заставляют мою память вернуться к подобным «картинам».)

При всей социальной ориентированности реформ, направленных на восстановление справедливости и прав всех граждан, главный результат их был в том, что народное государство овладело основными командными высотами в хозяйстве страны.

Конечно, было бы наивно рассчитывать на одобрение таких преобразований всеми гражданами. Национальная буржуазия раскололась. Ее наиболее зажиточная часть не приняла реформ и перешла в лагерь внешней или внутренней контрреволюции. Основная масса мелкой буржуазии, обычно находящейся в Латинской Америке на грани пролетаризации, выступила за радикализацию преобразований. К сожалению, эмигрировала в США и значительная часть среднего класса (врачи, юристы, технические специалисты), в первую очередь — связанная с иностранными компаниями.

Все это вместе предопределило перерастание демократической, аграрной, антиимпериалистической революции в революцию социалистического типа, призванную, как известно, идти дальше — к преобразованиям капиталистической (по крайней мере, крупной) собственности.

Здесь возникает весьма деликатный, но уместный вопрос: были ли лидеры революции и даже радикально настроенный Че Гевара сторонниками форсирования такого «перерастания». Внимательное прочтение трудов последнего, да и самого Ф. Кастро позволяет нам дать на этот вопрос отрицательный ответ. Исходя из глубокого изучения кубинского общества, его классовых сил, состояния политической грамотности народа, они, по всей видимости, собирались проводить демократические преобразования более длительное время. И как можно было добиваться указанного выше «форсирования», если даже в среде неимущих преобладала антикоммунистическая атмосфера (вспомните реакцию простой крестьянки Чаны на слова Че о том, что он — коммунист!). Фидель Кастро рассказывал, что даже рабочие, у которых спрашивали об их отношении к таким мерам, как аграрная реформа, национализация банков, рудников иностранных компаний, и дававшие на эти вопросы положительный ответ, были категорически против такого понятия, как «социализм»[233].

И, тем не менее, в апреле 1961 года Ф. Кастро провозгласил социалистический характер руководимой им революции. Нет ли здесь какого-то противоречия в позициях кубинского руководства? Насколько нам известно, нет. Чтобы убедиться в этом, посмотрим, в каких внутренних и «внешних» условиях свершались преобразования, как реагировали на них их противники в стране и за ее пределами.

Прежде всего, они пустились «во все тяжкие», наговаривая небылицы на лидеров повстанцев, обвиняя их в проведении «коммунистических реформ», связях с Кремлем, намерениях обобществить все и вся в стране, вплоть до... детей. (Прим. авт.: Желтая пресса сообщала о «намерении фиделистов» отобрать детей у родителей с целью их воспитания в революционном духе в Советском Союзе. Слухи такого рода в значительной степени повлияли на решение многих, даже не очень обеспеченных семей покинуть Кубу.)

Особое место в этой клевете отводилось Че Геваре. Еще бы — аргентинец, защитник гватемальской революции, наверняка «агент Москвы», засланный на остров, чтобы превратить его в «колонию СССР». Играли на всем, даже на здоровье.

В марте, когда Эрнесто из-за почти полного отсутствия отдыха, а как следствие — постоянных приступов астмы дошел до состояния сильного физического истощения, руководство буквально заставило Че переехать в выделенную для него виллу. В печати сразу появились инсинуации — Гевара воспользовался своим положением и по-барски живет в особняке бежавшего батистовца. Естественно, Че не мог промолчать. В письме в газету «Революсион» он писал, что в связи с болезнью, которую приобрел не в притонах или игорных домах, а работая на благо революции, был вынужден пройти курс лечения. Для этого власти предоставили ему виллу, так как его жалованье офицера Повстанческой армии в 125 долларов не позволяет ему снять необходимое помещение. И дальше: «И хотя я выбрал самую скромную (виллу. — Ю.Г.), сам факт, что я в ней поселился, может вызвать негодование»[234].

Допускались нападки, хотя в меньшей степени, и на Фиделя Кастро. Но это были все «цветочки»: местная реакция стала открыто угрожать контрреволюцией. Правительство покинули сразу пять министров. Вскоре подал в отставку и президент Уррутия. На его место был назначен участник подпольной борьбы против Батисты Освальдо Дортикос. (Прим. авт.: Выбор пал на судью Уррутия, так как он на суде еще до победы революции выступил в защиту нескольких повстанцев, попавших в плен после высадки с «Гранмы». В начале января 1959 года он сформировал правительство из представителей буржуазии, которые хотя и не были батистовцами, не выступали и за революционные преобразования. Руководители Повстанческой армии в правительство не вошли (власть же на местах была в руках повстанцев). Вскоре саботировавший реформы премьер Миро Кардона ушел в отставку. Его пост занял 16 февраля Фидель Кастро).