Антология Сатиры и Юмора России XX века. Том 24. Аркадий Инин - Алексеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Круг заинтересованных лиц расширился. Не только за счет кандидатур для бракосочетания, но и за счет представителей общественных организаций, с пристальным интересом и некоторой растерянностью приглядывавшихся к непривычному явлению. Обвинить Веру, скажем, в тунеядстве или в утаенной от фининспектора работе на дому было невозможно: сватала Вера бескорыстно и в свободное от ткацкого труда время. Один рубака, горячая голова, хотел было применить к ней испытанное и бьющее наверняка «моральное разложение». Но головы попрохладнее и поумнее остудили его, указав на то, что тут уж, наоборот, если можно так выразиться, наблюдается «сложение».
Однако что-то надо было предпринять, ибо Вера своей тихой борьбой с одиночеством громко заявляла о том, что оно — это самое одиночество — есть. А в те времена было еще твердо установлено, что одиночества у нас в принципе нет. Чем бы дело кончилось, неизвестно. Но настали иные времена, подули иные ветры и наряду со многими другими новыми вестями принесли и весть о том, что одиночество у нас все-таки тоже существует. И штука эта невеселая, и желательно избавляться от нее всеми возможными способами. Сначала об этом повсюду заговорили. Потом стали писать в прессе. И наконец — после привычного осторожного выжидания — откликнулись и кино с телевидением. А это сразу поставило проблему на должную высоту.
Повсюду, как грибы после живительного дождя, стали возникать клубы «Для тех, кому за тридцать», вечера «Давайте познакомимся», и даже появились — не очень широко, робко, но все же появились! — трижды заклейменные и четырежды осмеянные страницы брачных объявлений в «Вечерках» нескольких городов.
Все это вроде бы и облегчило жизнь Веры, но и усложнило. С одной стороны, было признано: да, дело это нужное. Но с другой стороны, вопрос: почему это нужное дело вершится ею кустарно, в одиночку, когда имеются столь плодотворные общественные формы?
Вопрос этот витал в воздухе, но оставался без ответа. А пока что по вечерам после работы шли к Вере люди. С мольбой и надеждой. С благодарностью и не только…
Восточный мужчина с пышными усами, в ратиновом пальто и велюровой шляпе распахнул дверь в комнату Веры и втащил за руку плачущую и упирающуюся хорошенькую блондиночку Нину — ту, с которой Вера беседовала летом в комбинатской столовой по вопросам домашней кулинарии.
— Возвращаю! — торжественно и гневно объявил восточный гость.
Нина всхлипнула. Вера удивленно улыбнулась:
— Здравствуйте, Гурам, здравствуй, Ниночка… Что случилось?
— Возвращаю! — на том же накале повторил Гурам.
— Что… возвращаете?
— Он меня возвращает, — Нина зарыдала.
— Ничего не понимаю! Да сядьте вы, наконец, разденьтесь.
Нина, покорно сбросив пальто, плюхнулась на стул. А Гурам остался стоять, только шляпу снял. И обнаружилось, что пышные у красавца лишь усы, а голова совсем не богата растительностью, чтобы не сказать — просто бедна.
— Так в чем дело? — спросила Вера.
— Я возвращаю мою жену Нину Александровну! — сообщил Гурам. — Потому что моя жена не оправдала моих надежд на счастливую семейную жизнь!
— А точнее можно? — попросила Вера.
— Точнее — вы мне говорили: Нина красивая, Нина добрая, Нина уважаемый человек на работе… Говорили?
— Говорила.
— И это все настоящая правда.
— Ну! — обрадовалась Вера. — Так что же…
— Но вы не говорили, что Нина абсолютно не умеет готовить!
Наконец-то Вера все поняла. Впрочем, она это и предвидела. Что тут можно было сказать? И Вера промолчала в ожидании дальнейшего развития событий.
— Нет, я уме-ею готовить, уме-ею, — прорыдала бедная Нина.
— Хорошо, — согласился Гурам, — пусть ты умеешь готовить. Но я не умею есть то, что ты умеешь готовить!
— А яичницу-у?
Гурам изменился в лице, глаз у него дернулся.
— Утром яичница, днем яичница, вечером омлет! Я скоро буду кудахтать, как цыпленок!
Вера уточнила:
— Кудахчет курица.
— Неважно! От такого питания закудахтает даже петух!
Гурам выкричался, помолчал и сказал уже потише:
— Нет, я не сдавался. Я приобрел Нине «Книгу о вкусной и здоровой пище».
— И теперь?.. — заинтересовалась Вера.
— И теперь Нина знает русскую кухню, французскую кухню, японскую кухню… Она только не знает, нужно класть в котлеты мясо или нет!
Нина вторила его речам тихими всхлипами.
— Я похудел, — тоскливо продолжал Гурам, — я осунулся, у меня плохое рабочее настроение… Но это еще не самое главное.
— А что самое главное? — спросила Вера.
— Понимаете, — доверчиво сообщил он, — я грузин.
— Я знаю, — кивнула Вера.
— Нет, вы не знаете. Для грузина дом — это стол. Приходят мои друзья, приезжают мои родственники… За каким столом я подниму бокал за их здоровье и благополучие? Это мой позор, понимаете! Вот почему я возвращаю мою любимую жену Нину Александровну.
В знак окончания печальной поэмы своей семейной жизни Гурам встал и надел шляпу.
— Гурамчи-ик! — тоже вскочила Нина.
Вера ласково, но твердо усадила ее за плечи.
— Что же ты, Ниночка, я ведь тебе в свое время говорила… Нет, он-то, конечно, ведет себя как феодал недобитый: возвращаю жену, не возвращаю…
— Минуточку! — вскинулся Гурам.
— Уж теперь вы меня минуточку послушайте! Так вот, Нина, конечно, он феодал, — с нажимом повторила Вера, — но в чем-то он все-таки прав.
— Видишь! — обрадовался Гурам.
Вера, не реагируя на него, продолжила:
— И ты зря отмахивалась, когда я тебя предупреждала. А дом — и не только грузинский — он на женщине всегда стоял и держался.
— Замечательно сказали! — воскликнул Гурам. — Нина, ты слышала, что сказала твоя умная подруга? Ты запомнила?
— Слышала-а, — всхлипнула Нина. — И запомнила-а…
— Тогда пойдем, — сказал Гурам.
— Куда? — удивилась Вера.
— Домой!
Гурам взял Нину за руку. Но Вера решительно их руки разняла.
— Нет. Вы ее вернули. Я ее приняла.
— Как?!
— А так. Ваш брак — это мой брак. Брак в моем деле.
Приходите за Ниной недели через две. Она будет мастером кулинарии.
— Зачем? Я уже пригласил маму из Зангезури, мама научит…
— Нет, — твердо повторила Вера, — свой брак я всегда исправляю сама. Нина останется.
Гурам опять сорвал с головы шляпу и беспомощно закипятился:
— В чем дело? Я муж или не муж? И я прав или неправ?
— Вы муж, — спокойно подтвердила Вера. — И вы правы. А Нина неправа.
Гурам был окончательно сбит с толку.
— Вы говорите: неправа, и я говорю: неправа! Так в чем же дело?
— А в том, — Вера улыбнулась, — что французы так считают: если женщина неправа, первым делом надо попросить у нее прощения!
5
И снова гремел в общежитии Свадебный марш. И снова из всех окон всех пяти этажей махали руками и выкрикивали добрые пожелания новобрачным, двум «верстам коломенским»: