Крепкие узы. Как жили, любили и работали крепостные крестьяне в России - Ника Марш
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Домашние крепостные театры достигли расцвета в конце XVIII века, но постепенно их стало меньше. Дело в том, что в царствование Павла I на театральных частных подмостках фактически ввели цензуру. Нельзя было ставить спектакли, которые отвергли в столице, требовалось на каждую постановку приглашать полицейского – для порядка. Добавить к этому взнос, который владелец театра был обязан уплачивать в пользу Воспитательного дома.
Да и содержать труппу стоило дорого, но 5–6 собственных музыкантов имелись во всяком богатом доме. Были они у Трубецких и Разумовских, у Ржевских и Барятинских. Небольшие коллективы актеров были в распоряжении южных помещиков Тарнавского и Трощинского, у Ширая и Сапеги. Князья Радзивиллы владели театром в Несвижском поместье целых полвека. Для этой затеи выстроили «камедихауз», а летом представления проходили под открытым небом, на фоне поразительной красоты природы и дворцовых построек. Несвижское поместье и сейчас поражает своей красотой.
А помещик Дубянский держал в Петербурге замечательный хор, состоящий из 50 певчих. Послушать его съезжались первые люди столицы, включая императорских особ. Концерты давали на Фонтанке, неподалеку от Аничкова дворца, и беспрестанно хвалили исполнение! Своих артистов Дубянский учил у знаменитых итальянских исполнителей, а самым примечательным из них считался… камердинер помещика, Федор. Правда, гостям его представляли не иначе как Фриц.
У графа Владимира Орлова (младшего в этой фамилии), в имении Семеновское-Отрада, имелся в распоряжении замечательный музыкант Лев Гурилев. Способности крепостного к музыке разглядели рано, ему наняли частных педагогов, и вскоре молодой человек превратился в отличного пианиста и дирижера. Но Лев оказался не только умелым исполнителем, но и сочинителем произведений. С полного одобрения барина он создавал концерты для хора, полонезы и сонаты, кантаты и русские песни. Кантата «Песнь любезному отцу, любезными детьми петая в Отраде» была написана в 1785-м, когда Льву только исполнилось пятнадцать. Можно только вообразить, каких вершин он мог достичь, если бы ему повезло родиться свободным. Но – увы! – Льва не отпускали на свободу. Он практически не покидал Отрадное, где любили давать концерты и приглашать гостей.
Крепостная капелла графа Орлова настолько дивно исполняла произведения, что между ценителями искусства возникли споры: чья лучше? Орловская или шереметевская? Возникло настоящее соперничество, которое, впрочем, завершилось мирно. В 1791 году владельцы крепостных талантов решили дать совместный концерт в общественном Петровском театре, в Москве. Почти двести музыкантов и певцов вышли на сцену 1 февраля, и все они… были чьей-то собственностью. В зале им внимали приглашенные гости и хозяева: Орловы, Шереметевы, Бибиковы, Волконские. Аплодисменты в тот день не стихали долго, особенно «отличившиеся» были награждены своими господами. Но вольную в тот день никто не получил. Только спустя восемь лет после того удивительного выступления генерал Бибиков согласился подписать документ для Данилы Кашина – он был регентом его хора. Бумага была выдана, хотя Данила учился, за генеральский счет, у итальянского педагога Джузеппе Сарти. Не всякий господин отпускал дворового, если предварительно «вложился» в него.
Но Данила смог уехать от Бибикова и перебрался в Москву. Его приняли в театр капельмейстером, одновременно он работал «сочинителем музыки» в университете и еще издавал собственный журнал «Отечественная муза». Данила Никитич оказался среди тех, кто не успел покинуть Москву перед нашествием французов, о чем потом очень жалел: оказавшись в городе, те начали беспардонно грабить прохожих. С Кашина сняли верхнюю одежду и дорогие его сердцу часы – подарок учителя. Но бодрости духа бывший крепостной не терял даже в такой момент. И когда французы, узнав о его музыкальных талантах, потребовали, чтобы Кашин исполнял для них музыку, наотрез отказался. «Не продаюсь», – сказал он. Умер он только в 1841 году, а число его произведений превышает две сотни.
А Льву Гурилеву, чтобы получить вольную, пришлось ждать смерти своего хозяина – Владимир Орлов прожил долгую жизнь, с 1743 по 1831 год. Когда по завещанию графа композитор стал свободным человеком, ему перевалило за 60. Он был пожилым и не совсем здоровым и только тринадцать лет мог пользоваться обретенной волей. Для концертов и славы было уже поздно, поэтому в истории он остался исключительно как талант имения Отрадное. А его сыну повезло больше: Александр Гурилев родился в 1803-м, и независимое положение он получил в двадцать восемь лет.
Но начинал Александр в том же Отрадном, в доме графа Орлова. Разумеется, нотной азбуке и музыкальным азам он учился у своего отца, а впоследствии брал уроки у ирландского композитора Джона Фильда и Иосифа Геништы. Мальчик тоже оказался талантливым – легко освоил альт и скрипку, а когда получил волю, сконцентрировался на сочинительстве. Он полюбил жанр романса и написал их более шести десятков! Гурилев-младший писал музыку к стихам Пушкина и Лермонтова, Кольцова и Вяземского, Щербины, Фета и Дельвига. И хотя публика была к нему благосклонна, Гурилев зарабатывал крайне мало. Он даже давал уроки музыки, но средств от этого едва хватало на жизнь. В возрасте за пятьдесят его разбил паралич, подводила память, и в 1858 году Александра Гурилева не стало.
Большие таланты среди крепостных, конечно, были. Но фамилий до наших дней дошло очень мало. Многие выступали под выдуманными именами, о других не осталось даже записей. После революции и войн сгорело слишком много архивов. Так что знаем мы в основном о тех, кто в конце концов оказался на воле и сумел продолжить карьеру – вроде Аграфены Кравченко или Нимфадоры Семеновой. Также и композитор Степан Дегтярев[59] обрел свободу после смерти своего барина, графа Шереметева.
«Истинное счастье, что большинство лакеев или вовсе безграмотны, или не любят писать, – высказался в 1856 году историк Константин Кавелин, – они разрушили бы нравственную красоту и на ее месте оставили бы гнилой труп».
Кавелин был прав: если бы крестьяне на самом деле оставили множество мемуаров и воспоминаний, эти свидетельства потрясли бы общество. Красивая картинка сразу бы поблекла. И «хруст французской булки» уже не казался бы таким заманчивым и приятным.
Глава 13
Крестьянская невинность
Дворовая девка помещика Любимцева в 1827 году родила от него дочь. Агриппина воспитывалась точно так же, как любая крестьянская девчонка, и никакой выгоды от своего происхождения не получила. Дело в том, что у Любимцева… было немало таких детей, прижитых от крепостных. И только он мог решать, давать ли им волю или оставить среди своей челяди.
Невинность молодых крестьянок – предмет бурных споров историков. Этнограф Ольга Семенова Тян-Шанская не раз подчеркивала, что никакой особой заботы о нравственности юных дев не существовало и разврат царил невероятный.
«Легкость нравов способствует отлучке мужей… Он себе там заводит «мамзелей», а жена может завести любовника и дома. Если она бездетная, то в отсутствие мужа нередко нанимается в кухарки… в помещичью усадьбу. А если у нее ребенок, то она… гостит у своей «мамушки», которая, уж конечно… «прикроет» свою дочку». («Жизнь Ивана», О. Семенова Тян-Шанская.)
На самом деле все было далеко