Зеркало за стеклом - Юлия Кайто

Я только-только успела одёрнуть на бёдрах платье, как в комнату, по-хозяйски без стука, ввалилась одетая и причёсанная невеста. Немая сцена взаимного рассматривания, когда Турасья оглядывала мой «подозрительно традиционный» наряд, а я мысленно определялась, как относиться к тому, кто старательно навтыкал в её подол «эльфов с дриадами», но, судя по всему, утихарил-таки шляпу с «птицами и стрекозами», прервалась донёсшимся из коридора громким алишкиным:

— Ну, где вы там, а?! Турашка, шевелись давай! Уже повозку запрягли, пора в храм ехать! — Хлопнула входная дверь, отрезав разноголосый женский гомон, и мы остались вдвоём.

— Это что? — вопрос был задан таким тоном, будто я плюнула ей в свадебную чарку, смачно облобызала жениха и станцевала в грязных лаптях на праздничном столе.

— Платье. — Осторожно ответила я, готовясь, сама не зная к чему. Если девице взбредёт в голову снова устраивать погоню с истошными воплями, мне одна дорога — в куст под окном, а оттуда напролом через полный двор гостей. Вот позору-то будет.

— Это не от Вургока! — Уверенно топнула ногой вспыльчивая невеста.

— От него, от кого же ещё?! — Шумно возмутилась я, моментально входя в привычную роль резковатой в общении сельской травницы, упёрла руки в бока и сделала шаг навстречу недовольной. С Турасьей, как с рычащей собакой — если покажешь страх, тут же набросится. Проходили, знаем. — Прислал он мешок с теми лентами — и что? Я в них за здорово живёшь позориться, по-твоему, должна?! Он их, между прочим, для украшения лошадиной упряжи нашил. Попробуй теперь разбери, как это правильно одевается! Пусть уж лучше Алишка позабавится, как-нибудь к своему сарафану прицепит. Или тебе для любимой сестры жалко?!

— Для сестры не жалко, а токмо ты вот всё равно в каком-то левом платье, госпожа ведьма! — заголосила в ответ Турасья, тоже подбочениваясь и наступая на меня.

— Хорошее платье, чем не нравится?!

— Тем и не нравится, что больно хорошее! Тьфу ты, леший, больно обычное! Это не мастер Вургок кроил, он такого не делает!

— А я тебе говорю, что он!

— А чем докажешь, а? А?!

— Стоп! — Рявкнула я уже в самое Турасьино лицо, потому что мы едва ли не упирались друг в дружку лбами, для чего ей пришлось ссутулиться, а мне наоборот встать на цыпочки. — Доказательство тебе подавай? На! — И сунула ей под нос смятую записку.

Турасья пару раз яростно раздула ноздри, потом отступила и недовольно буркнула:

— Читай, чего написано, я ж не разумею.

Я кашлянула и зачитала с выражением.

— Подруга нашей очаровательной милочки!

Посылаю тебе это омерзительно простое платье с тем, чтобы ты ни на секунду не могла затмить собой гениальное творение моих рук, делающее из девицы на выданье прекраснейшую невесту! И хотя моей тонкой творческой натуре претит такая грубая скука, я принял твёрдое решение пожертвовать своим душевным покоем ради того, чтобы эта грубая красная рубаха вместе с лентами для лошадок в свадебной телеге оттеняла настоящее искусство!

Тысяча поздравлений и пожеланий нашей стройной красавице!

P.S. Никому не говори, что платье моё — разрушишь репутацию!

Закончив и подняв решительный взгляд на Турасью, я почувствовала облегчение и даже некоторую гордость. «Читать» пришлось медленно, на ходу придумывая текст, какой мог бы написать сам Вургок, если бы действительно сшил платье, от которого избавлялся с величайшим стыдом. И, кажется, мне удалось соответствовать. Поначалу хмурившаяся, к середине Турасья заулыбалась, а к концу и вовсе хихикнула и зарделась.

— Ты чего это? — намеренно небрежно спросила я, сминая и пряча в кулаке от греха подальше записку с настоящим текстом.

— Вишь ты, чудак, а внимательный какой. И поздравил, и слов хороших не пожалел. Смотри уж там, госпожа ведьма, не рушь, чего просил. А платьице-то не плохое даже, хотя мастеру оно, конечно, видней. Но тут всё честь по чести — негоже, чтобы гости будущую супружницу в её праздник за её же счёт перещеголять пытались!

Успокоившаяся Турасья расползлась в счастливой улыбке от уха до уха, а я почувствовала стыдливую злость. Стыд от того, что к концу праздника все приглашённые наверняка будут знать, на какие деньги одета травница из невестиного села, а злость — потому что это бессовестная ложь, в которой нельзя признаться, иначе хай поднимется такой, что в столице услышат. И так плохо, и этак нехорошо, и никуда не деться. Я сделала глубокий вдох и твёрдо решила стойко переносить всё, что готовит мне предстоящий вечер.

— Душа человек! — Заявила Турасья, размазав по щекам выступившие слёзы умиления вместе с румянами. — Надо будет как-нибудь потом зайти, поблагодарить его за эту мыслишку с платьем.

— Не надо. Он же попросил никому не говорить, что платье от него. Я уже и так тебе проболталась, а если ещё и ты не удержишься и кому-нибудь расскажешь, слух тут же по всему городу разлетится. Представляешь, что будет? Нет уж, послушай доброго совета: никому не говори, и ему не напоминай. Человек пытается забыть, не надо ему мешать.

Я дождалась нерешительного кивка, подхватила невесту под руку и повела к выходу. Во дворе уже вовсю раздавались нетерпеливые крики. Традиция не позволяла повторно переступать порог дома, из которого ещё не вышла невеста, а оттягивание момента венчания грозило запаздыванием торжественной попойки, ради которой, в общем-то, все и собрались.

Спохватившись у самой двери, я принялась выдёргивать из подола торчащие во все стороны палки. Турасья, резко занервничавшая перед встречей с женихом, вяло попыталась воспротивиться, но я резко шикнула на неё и закончила благое дело, объяснив, что в противном случае новоиспечённой барыне придётся долго извиняться, а то и покупать новые наряды всем тем гостям, которые по пьяни напорются на это торчащее безобразие. В конце концов, она согласилась и даже спокойно стояла, пока я пыталась оторвать нашитую по краю подола козлиную бороду. Борода сидела крепко, и все мои усилия пропали впустую. Пришлось просто одёрнуть пышную юбку, расправить покосившуюся фату и кое-как пригладить собственную стоящую дыбом шевелюру. И ведь причёсывала же, а поди кому докажи…

— Ну, вперёд, стройняшка! — ободряюще хлопнула я позеленевшую невесту по плечу.

— Ой чегой-то дурно мне, ком в груди сделался, — просипела Турасья, судорожно хватая себя за бока, перетянутые корсетом.

— Это не дурно, это свадебное счастье изнутри поднимается и последние девичьи страхи собой выталкивает. — Веско заявила я и, не дав страдалице возможности мандражировать дальше, распахнула входную дверь навстречу счастливому жениху, пёстро разряженной толпе гостей и лошадиной упряжке, празднично украшенной разноцветным безобразием от мастера Вургока.