И проиграли бой - Джон Стейнбек

— Понял.

— Ну то-то. Отведите его к дороге и пусть домой чешет.

Двое мужчин взяли мальчишку под руки, выволокли из палатки.

— Не выставить ли нам, Лондон, патрули, чтоб такие вот мальчишки с ружьишками не шатались?

— Я этим займусь, — пообещал Лондон, а сам все смотрел и смотрел на Мака, и глаза его выражали ужас. — Тебе жестокости не занимать. Понятно, когда в раж войдешь, но ты-то был спокойнешенек.

— Вот именно. Это труднее всего дается, — устало сказал Мак. На губах еще играла холодная усмешка. Он стоял не шелохнувшись, пока Лондон не вышел, а потом сел на матрац, обхватил колени руками. По всему телу у него прошла дрожь. И без того бледное лицо посерело. Джим здоровой рукой взял друга за запястье.

— Не будь тебя рядом, я б не смог так, — устало произнес Мак. — А ты, похоже, вообще без нервов. Стоял, смотрел. И хоть бы что.

Пальцы на запястье Мака сжались.

— Не терзай ты себя, — тихо сказал Джим. — Ты не перепуганного мальчишку бил, ты дело наше спасал. Надо было опасность ликвидировать, и ты прекрасно справился. Спокойно и хладнокровно. Как и с любым другим заданием. Так что не терзай себя.

— Надо было б ему хоть руки развязать, прикрылся б малость или двинул бы меня разок-другой.

— Хватит об этом! — повторил Джим. — Это лишь звено в цепи. А сочувствие врагу еще хуже страха. Ты и вправду был, как хирург. Провел операцию, только и все го. Если б не рана, я б вместо тебя все проделал. А вы пусти мы его к ребятам…

— На клочки б разорвали, — признал Мак. — Надеюсь, больше они никого не поймают. Второй раз у меня рука не поднимется.

— Поднимется, и еще не раз! — уверил его Джим.

— Ну, Джим, ты целишь дальше меня. Боюсь я таких людей, встречал раньше. Господи, как же я их боюсь. А ты, Джим, меняешься на глазах. Ты прав, лишь холодное сердце победит злобу. Так уж считается. Я знаю. И все же, боже милостивый! Людям это не присуще, поэтому я и боюсь тебя.

— Я хотел помогать тебе. А ты, из добрых чувств, меня все берег, негромко заговорил Джим. Он встал, подо шел к ящику, уселся. Неправильно это. Ну, а потом меня ранило. И пока я болтался без дела, я вдруг осознал свою силу. Я сильнее тебя. Мак. Сильнее всех на свете. Потому что двигаюсь к цели по прямой, а вам мешают женщины, курево, выпивка, приходится думать о крове и пище, — глаза у Джима холодно блестели, точно камушки в воде. Я хотел помогать тебе. Мак. Но теперь наоборот: ты будешь помогать мне. Нужно объединить силы. В себе силы я уже чувствую.

— Спятил ты! — бросил Мак. — Рука болит? Может распухла? Может, заражение началось, вот и заговариваешься.

— Не выдумывай. Мак, — спокойно остановил его Джим. — Я вовсе не спятил, в здравом уме. Пойди позови Лондона, мне нужно с ним поговорить. Озлоблять его не стану, но ему придется выполнить кое-какие указания.

— Может, ты и не спятил, Джим. Но не забывай, что Лондона выбрали главным. Он всю жизнь в вожаках. Начнешь ему указывать, он тебя растерзает. — Мак с сомнением взглянул на Джима.

— Иди и передай мою просьбу.

— Ну, вот что…

— Мак, делай, как сказано. Тебе же лучше.

Они услышали басовитый рык, который перерос в высокий истошный вой — пожарная сирена. Тут же к ней присоединилась еще одна, потом еще. Сирены то стихали, то взвывали вновь.

— Это Сэм! — воскликнул Мак. — Сумел-таки!

Джим с трудом поднялся.

— Сиди-ка здесь, — посоветовал Мак. — Ты еще очень слаб.

— Сейчас увидишь, как я слаб! — недобро усмехнулся Джим, вышел из палатки, Мак последовал за ним.

К северу над верхушками деревьев чернело усыпанное звездами небо. Чем ближе к Торгасу, тем все больше оно светлело от городских огней. А влево от города над стеной деревьев высился красный купол нового пожарища. Вой сирен то сливался, то разделялся: од на не успевала затихнуть, как вступала другая.

— Сейчас-то мигом приехали, — заметил Мак.

Из палаток вылезали люди, таращились на зарево. Над кронами деревьев уже показались языки пламени, зарево росло, ширилось.

— Хорошо занялось, — кивнул Мак. — Даже если и потушат, дом уже не спасти. Водой такое пламя не залить, без огнетушителей не обойтись!

К ним торопливо подошел Лондон.

— Поджег-таки! — крикнул он. — До чего ж злобный человек! Я не сомневался — подожжет, непременно подожжет! Ничего, черт, не боится!

— Что ж, если вернется, он нам пригодится, — спокойно сказал Джим.

— Как это — пригодится? — удивился Лондон.

— А так: раз человек способен такой пожар устроить, он и на другое способен. Эх, как весело горит. Пойдемте-ка в палатку, Лондон, кое о чем нужно потолковать.

— Он хочет сказать… — вступил было Мак.

— Я сам скажу то, что хочу. Заходите, Лондон.

Джим прошел первым, уселся на ящик.

— Что еще за фокусы? — рявкнул Лондон. — О чем это нам толковать?

— Мы терпим поражение, и все потому, что нет твердой руки. Почему спалили сарай у Андерсона? Потому что стража ненадежная, им на приказ наплевать. Почему дока умыкнули? Потому что его телохранителя не оказалось рядом.

— Верно. Ну что ж нам делать?

— Нужна настоящая власть, чтобы все приказы неукоснительно выполнялись, — продолжал Джим. — Люди ведь сами вас выбрали, верно? Так что хотят они того или нет, а распоряжения должны выполнять безропотно!

— Джим! Но это ж нереально! Да народ попросту по другим округам разбежится.

— Вернем силой. Где ружье?

— Вон лежит. На что оно тебе?

— Это и есть власть! — отрезал Джим. — Хватит повторять ошибки! Пора их исправлять!

Лондон подошел к нему вплотную.

— Что значит «пора исправлять»? Смотри, парень, доиграешься!

Джим не шелохнулся. Молодое лицо застыло резной маской, лишь насмешливо подрагивали уголки губ. Самоуверенный взгляд остановился на Лондоне.

— Садитесь, Лондон. Наденьте рубашку, — мягко про говорил он.

Лондон недоуменно взглянул на Мака.

— Он что — рехнулся?

Мак отвел взгляд.

— Не знаю.

— Ты тоже сел бы, — предложил Джим. — Минутой раньше, минутой позже — не все ли равно.

— Что ж, сяду.

— Ну вот и ладно. Хотите — гоните меня в шею из лагеря, ваше право. В тюряге мне место всегда найдется. А хотите — я останусь, только дайте мне сдвинуть забастовку с мертвой точки.

Лондон вздохнул.

— Как мне все осточертело! Со всех сторон только беды и жди. Сейчас я тебе покажу, где раки зимуют, от горшка два вершка, а туда же… Пока здесь главный я.

— Именно поэтому я буду передавать приказы через вас, — подхватил Джим. — Поймите меня, Лондон, мне не власти охота, а дела. Я хочу лишь сдвинуть забастовку с мертвой точки.

Лондон безнадежно покосился на Мака.

— Что скажешь? Куда этот парень надумал забастовку двинуть?

— Не знаю. Это у него, может, заражение крови началось, бредит так я считал раньше. А теперь вижу — дело говорит! — Мак даже рассмеялся, но натужно, его никто не поддержал.

— Джим рассуждает как русский большевик, — сказал Лондон.

— Неважно, как рассуждаю, важно, как поступаю, парировал Джим. Ну, вы меня выслушаете?

— Да что с тобой поделаешь, валяй.

— Так вот, завтра мы в пух и прах разнесем предателей-«подменщиков». Выберите самых боевых ребят. Дайте им дубинки. Поедем в машинах, по две в ряд. Легавые, возможно, выставят патрули на дорогах, возможно, перегородят дороги. Нельзя, чтоб нас остановил и. Если будут заграждения, первая машина сшибает их, люди пересаживаются во вторую и едут дальше. Ясно? Все должно у нас получиться. Не выйдет — считай, что мы и не начинали никакой забастовки.

— Ты будешь командовать, а мне каково ребятам в глаза смотреть? спросил Лондон.

— Не хочу я командовать, не хочу на виду быть. Ребята ничего и не заподозрят. Я шепну, а вы уж и скомандуете. А сейчас первым делом надо послать людей на пожарище, пусть разведают, что и как. Завтра, боюсь, нам придется туго. И зачем только Сэм все это затеял! Впрочем, после драки кулаками не машут. Сегодня ночью придется усилить охрану лагеря. Они непременно постараются отомстить, учтите. Охрану выставить в две цепи и чтоб сообщались друг с другом. Потом в нашу стачечную «полицию» мне потребуется чело век пять. Они вправят мозги тем, кто либо уснет на посту, либо удрать захочет. Выберите мне самых отчаянных.

Лондон с сомнением покачал головой.

— То ли по шее тебе надавать, то ли послушать — сам не знаю. С этой забастовкой хлопот полон рот.

— Пока размышляете, выставили бы охрану. Думается, уже ночью «хлопоты» начнутся.

— Что ж, парень, я, пожалуй, рискну.

Он вышел. Мак все не отходил от сидящего на ящике Джима.

— Как у тебя рука?

— Наверное, зажила. Больше не болит.

— И что это на тебя нашло? — продолжал Мак. Я чувствовал, что-то неладно.

— В такой заварухе, как наша, многому учишься. Видишь вдруг, сколь велики у нас силы и сколь мала отдача. Наша забастовка тому пример! И уже не усидишь спокойно, засучиваешь рукава и сам берешься за дело. В такие-то минуты и хочется власти, — глаза у Джима вдруг закатились.