Сиреневый туман, любовь и много денег - Дмитрий Черкасов TM

— Николай Иваныч, это я, Карабас!

— Ну что там еще? — недовольно ответил Салтыков.

— Я тут сижу в машине и секу за особняком.

— Ну и что ты там насек?

— Приехали четверо и вошли внутрь. А там их корешок мертвый лежит! Вот они удивятся! Насчет премиальных подтверждаете?

— Вали их! Мать твою… … …Деньги получишь сегодня же. Да, и смотри, чтоб тебя самого не завалили. У меня снайперов не так много. Понял?

— Понял, Николай Иваныч! — ответил Карабас.

Оглядевшись, он вытащил из-под сиденья винтовку и положил ее рядом, накрыв полотенцем, так чтобы ее не было видно с улицы. Он подъехал поближе к особняку, поставив машину с расчетом, чтобы после стрельбы можно было сразу же скрыться в одном из зеленых переулков, которых в Долго-трубном было множество.

Люди, вошедшие в особняк, пока не появлялись, и Карабас стал ждать. В Афгане ему приходилось ждать подолгу, поэтому он не беспокоился и был уверен, что в конце концов кто-нибудь выйдет, на ком он сможет заработать пару-другую тысяч долларов.

Бекас, въехав в Долготрубное, немного нервничал.

Какого рожна, спрашивается, он едет туда, где его могут ждать серьезные неприятности? После разговора с Губановым ему нужно было сидеть тихонечко, дышать ровненько и следить за событиями с возможно большего расстояния, лучше из квартиры Серебряковых. Но в душе Роман понимал, что не сможет вернуться к запланированному им разговору с Олей, пока до конца не будет уверен в том, что не принесет в ее жизнь смерть и беспокойство вместо мира и любви.

Голова Бекаса была занята этими мыслями, а руки сами поворачивали руль в сторону опасного места. Может быть, и вправду опасность притягивает? Он и в самом деле испытывал совершенно новые ощущения, доселе ему незнакомые. Весь окружающий мир повернулся к нему совершенно другой своей стороной.

Теперь он видел дома, деревья, людей и вообще все, что было вокруг, совсем иначе. Чувство грозящей ему опасности включило в Бекасе какие-то новые программы, о существовании которых он и не подозревал.

Он внимательно и быстро осматривал все вокруг себя, стараясь делать это незаметно, просчитывал пути отступления.

Остановившись на углу Геологической, он вынул «беретту» из кобуры, передернул затвор, дослав патрон в патронник, и, не ставя на предохранитель, убрал обратно.

До особняка было метров сто. Бекас внимательно осмотрел улицу. Прохожих не было, машин тоже, если не считать стоявшей у парадного подъезда особняка пустой «пятерки» да старого «Москвича» за кустами с каким-то мужиком за рулем.

Бекас решил сделать кружок вокруг этого места, чтобы осмотреть все повнимательнее. Тронувшись, он, не торопясь, проехал мимо «пятерки» равнодушно окинув взглядом красивый старинный дом. И тут же увидел звездообразную дырочку в стекле второго этажа.

Проехав мимо особняка, он приблизился к стоящему на углу узкого переулка «Москвичу» и, с безразличием посмотрев на сидевшего за рулем небритого мужика, почувствовал уверенный внутренний сигнал, сообщивший ему, что тут что-то не так. Мужик, сидевший за рулем, спокойно курил, но его глаза слишком внимательно и как-то профессионально следили за старинным мраморным крыльцом.

Повернув направо, Бекас объехал вокруг небольшого садика, разбитого перед фасадом особняка. В простреленном окне второго этажа мелькнуло чье-то лицо. Вспомнив обещание таинственного Губанова помочь ему скорее выпутаться из дерьма, в которое он влез две недели назад, Роман решил рискнуть. Вынув «беретту» из кобуры, он положил пистолет на сиденье справа от себя и остановил машину напротив «Москвича». Водитель, внимательно наблюдавший за подъездом, недовольно покосился на незваного соседа, но Бекас с равнодушным видом достал сигареты и закурил, делая вид, что кого-то ждет.

Машины стояли на противоположных сторонах улицы, и между ними было не более пяти метров. Карабасу определенно не нравилось присутствие свидетеля, и через две минуты он, не выдержав, обратился к Бекасу, крикнув в открытое окно:

— Слышь, мужик, тебе чего, другого места нет машину поставить?

Бекас, не торопясь, стряхнул пепел в окно, внимательно посмотрел на огонек сигареты и только после этого поднял глаза на говорившего.

— Это вы мне? — поинтересовался он.

— Тебе, кому же еще! Чеши отсюда.

— Что значит — «чеши», — лениво осведомился Бекас, опуская правую руку вниз, к «беретте», — вы там у себя в голове ничего не путаете?

В это время он увидел в зеркале, как на мраморном крыльце открылась дверь и водитель «Москвича» сразу занервничал.

— Ну, ты чё, не понял? Вали отсюда, козел! — Карабас повысил голос и угрожающе приоткрыл дверь.

Сам он в это время зыркал то на выходящих из особняка людей, то на Бекаса, и было видно, что он не знает, что делать.

Бекас еще более усугубил ситуацию:

— Это кто тебе здесь козел, ты, петух ощипанный? — чуть повысив голос, спросил он.

— Ну, сволочь, — прошипел Карабас, — я тебя, козла, предупреждал, вместе с ними положу…

И снайпер потащил с пола свою снайперскую винтовку с укороченным прикладом. Люди, вышедшие из особняка, заинтересовавшись стоящими рядом с их офисом машинами, направились к ним.

Двое из четверки предупредительно сунули руки куда-то под мышку.

Увидев это в зеркале, Бекас взял «беретту», снял ее с предохранителя и положил длинный и толстый ствол на открытое окно. Когда Карабас, матерясь и обещая Бекасу скорую и унизительную расправу, вытащил наконец зацепившуюся винтовку, он увидел смотревшую на него черную дырочку, которой оканчивался глушитель дорогого пистолета.

При всем желании он никак не успел бы направить винтовку на Бекаса, а тому оставалось только нажать на спуск, что он и сделал. Раздался тихий хлопок выстрела, и стекла обеих задних дверей «Москвича» с шумом осыпались, навылет пробитые пулей. Карабас замер с открытым ртом, а люди из особняка сразу же спрятались за машину.

Бекас направил «беретту» Карабасу прямо в лицо и стал ждать, что тот скажет дальше, но, похоже, говорить было не о чем. Карабас смотрел в дырочку на глушителе и ни о чем не думал. Ему неоднократно приходилось смотреть в направленный на него ствол, и поэтому он не испытывал того страха, который мог бы охватить непривычного к подобным ситуациям человека.

Когда-то, в далекой прошлой жизни, он был солдатом, воевавшим в чужой стране за непонятные интересы своего правительства. Он научился смотреть в пустые глаза смерти, научился ненавидеть людей, до которых ему прежде не было ни малейшего дела, научился собирать разбросанные по чужой земле куски тел своих товарищей. Больше он не научился ничему. Потом он вернулся домой, и тот мир, в котором он оказался, стал для него совсем чужим.

Он ничего не умел. Только убивать и ненавидеть. А того, что он успел узнать до Афгана, было слишком мало, чтобы помочь выжить в нем. Прошлое умерло. Он и сам умер. Только его тело продолжало бесцельно бродить по земле, пока, наконец, его ненависть ко всему и умение убивать не понадобились Салтыкову. И теперь он смотрел в ствол, направленного на него оружия, и ему было все равно, что произойдет в следующий момент.

Бекас направил пистолет вниз и выстрелил в колесо. Раздался громкий шипящий звук, и «Москвич» покосился. Спрятавшиеся за машиной люди осторожно высунулись и смотрели на происходящее с удивлением.

Карабас поднял взгляд на Бекаса и спросил:

— Ну, что же ты не стреляешь в меня?

Бекас ответил:

— Зачем? Это сделают другие, — и выстрелил во второе колесо.

«Москвич» перекосило еще больше, и Бекас, бросив пистолет на сиденье, быстро врубил передачу и нажал на газ. «Опель» рванулся с места, Бекас едва успел вписаться в поворот. Необходимо было съездить в Коромыслово, посмотреть, что представляет из себя пресловутый склад на Березовой дороге, и поставить точки над «i» перед финальным разговором с Губановым. Он не увидел, как к «Москвичу» осторожно приближались четверо людей из особняка с пистолетами на изготовку.

Выйдя из особняка, Шварц и его люди увидели неподалеку две стоявшие друг напротив друга машины, водители которых обменивались репликами на повышенных тонах.

— Готовность номер один, — тихо скомандовал Шварц. — Тихоня, Крюк!

Раздался негромкий хлопок, и у «Москвича» вылетели сразу два окна.

— Крюк, смотри внимательно, — сказал Шварц, — ты видишь, что за ствол у того, в «Москвиче»?

Крюк уставился на «Москвич», но ничего особенного разглядеть не смог, и поэтому ответил:

— Ну, что за ствол… Откуда я знаю? Бердан какой-то длинный…

— Сам ты бердан, — оборвал его Шварц, — это же наш снайпер, который Ворона грохнул. — А парень в «опеле», это и есть наш таинственный и неуловимый Бекас.

Раздался еще один хлопок, и «Москвич» осел набок.

— Точно! — сообразил Валдас. — Это он, гадом буду!