Том 27. Статьи, речи, приветствия 1933-1936 - Максим Горький

Эта философия людей, не уверенных в реальности своего бытия, объяснялась тем, что их бытие не реализировалось, не укреплялось деяниями. Они говорили и писали языком, образцы коего приводит умник Герцен в «Былом и думах». «Конкретизирование абстрактных идей в сфере пластики представляет ту фазу самоищущего духа, с которой он, определяясь для себя, потенцируется из естественной имманентности в гармоническую сферу обратного сознания в красоте».

Почти сотню лет люди занимались празднословием, взаимно поражая и восхищая друг друга мудростью своей. А когда густо засеянная сорняком абстракции, непонятная действительность развернулась пред ними как социальная революция, они всё-таки нашли в себе некую силу зоологического сопротивления величайшей и единственной истине мира, были разбиты, бежали или выброшены вон из нашей страны и ныне, вымирая, продолжают за границами её привычную болтовню, уснащая её идиотической ложью и клеветой по адресу пролетариата-диктатора, творящего всемирное дело освобождения людей труда из цепей капитализма.

Мы, литераторы Союза Советов, получили право говорить о том, что в мир пришёл другой человек — человек без «мозолей в мозге», со страшной жаждой показать себя, свои дарования, таланты. Интеллектуальная энергия, которая в потенции была, но активно не действовала, ныне великолепно действует. Огромное большинство нашего крестьянства копало землю на шесть вершков в глубину, а теперь мы её копаем из года в год так, что она всё более широко открывает пред нами свои сокровища. Мы являемся свидетелями всё более интенсивной и очень успешной борьбы активно организуемого разума с механическим разумом природы. В этой борьбе создаётся действительно новый человек, а мы, литераторы, всё ещё не можем этого человека поймать, изобразить и рассказываем анекдоты или длинные скучные истории о том, как люди работают, но не умеем показать, для какой высокой цели работают они.

Возвращаюсь к рукописям. Автор рассказа «Конец япончика» — человек очень способный, но с большим «форсом», который ему, по-моему, способен сильно повредить. Язык автора неряшлив, неправилен, груб. «Тощий еврейчик, как высохший зенчик». А что такое «зенчик»? «Лохмотья звенели» — чепуха, тряпки не звенят! «Ненасытная бабища, готовая принимать по эскадрону». О такой бабе уже рассказал эротический писатель Пьер Луис, и нет надобности напоминать о ней. «Ударить по месту, о котором люди составили своё мнение». По-моему, люди о всех местах составили своё мнение. «Мечты и желания, которые превращают грязь жизни в золото». Здесь как будто звучит пессимизм. Если он органический, то это очень плохо, но я думаю, что это пессимизм литературный, вычитанный.

Автору надо эти штуки бросить, а то они могут сбить его с толку.

Затем нужно отказаться от блатной романтики, а она у него есть. Эта романтика явно книжная, её насадили американцы, в особенности Брет-Гарт и О'Генри. Их социальная романтика была направлена в своё время против суровой морали пуритан, первых поселенцев Америки, она, выродившись в лицемерный сентиментализм, осталась до сих пор и играет вредную роль в форме литературного примиренчества, фабрикующего тысячи рассказов со «счастливыми концами».

В рассказе «Паломничество» нужно было показать, как книжный, вычитанный романтизм сочетается с естественным романтизмом, который для нас — под псевдонимом «социалистического реализма» — необходим. Нужно показать, как они сталкиваются, как один пытается увести «от бедствий человеческих к чарованиям и вымыслам» и действительность, разрушая пассивное отношение к ней, заставляет действовать или погибать.

«Рассказ о молодом хозяине». Эта вещь заслуживает внимания, но её надо обработать, а в таком виде она не годится, многое не оправдано. Автор не задумывается над целым рядом мест.

Автор рассказов «Лебединая песня», «Феникс», «О любви и смерти», «Дворянские бани», «Сады Семирамиды», видимо, романтик, которому свойственно активное отношение к жизни и мажорный тон рассказа о ней. Но у него есть много литературщины, которая ослабляет подлинное чувство и сильно путает язык. Ему грозит опасность подпасть под влияние Леонида Андреева, человека, который отрицал силу знания только потому, что не пытался увеличить небогатый запас своих знаний. Он был романтик «эмоциональный», верил, что «подсознательное» и «воображение» — это всё, что нужно литератору. Ему казалось, что в отношении людей к миру интуиция преобладает над разумом. Есть немало людей, разум коих, питаясь исключительно литературой, приобретает в отношении к жизни характер набалованного ребёнка и сам себя уродует пренебрежительным отношением к реальностям, силою влияния которых он создан и только этой силой может развиваться. Но бывают люди, которые относятся к своему разуму, точно к барину, подчиняя его капризам свой талант, свои способности даже тогда, когда разум их невелик и силён только тем, что назойлив. Художник — человек искусств, которые придают формы и образы слову, звуку, цвету, — художник должен стремиться к равновесию в нём силы воображения с силою логики, интуитивного начала и рационального. Сказанное сводится к тому, что человек должен уметь пользоваться своими способностями так, чтобы они не иссякли, а развивались гармонично.

Это реалист весьма наблюдательный, но его вещь «Сашка» должна быть сокращена вдвое, и тогда она сильно выиграет. Он взял очень интересный тип кулацкого сына, рвача, лентяя и хорошо его видит. Дьякона он впутал зря. Дьякона можно оставить только в рассказе сына, а в начале он мешает течению рассказа. Рассказ течёт довольно быстро и довольно ловко, но очень много насеяно лишних слов, которые раздражают читателя, потому что прерывают логическое течение событий, смазывают лица людей и вообще не нужны.

Необходимо понять факт глубочайшего решающего значения для литераторов: жизнь становится всё более богата разнообразными и необычными явлениями, а читатель — непосредственный творец этих явлений. Работает и думает он гораздо лучше, чем выражает свои мысли в словах, но отсюда вовсе не следует, что нужно сеять в мозг его лишние, уродливые, непроверенные слова, следует же, чтоб литература вошла в более тесное и непосредственное соприкосновение с жизнью.

Остаются рассказы: «112-й опыт», «Колесо», «Поход победителя». Автор — литературно грамотен, у него простой, ясный язык, автор, видимо, учился у Чехова, умеет искусно пользоваться чеховскими «концовками», обладает юмором и вообще даровит. Чувствуется, что он усердно ищет свой путь, подлинное «лицо своей души».

По поводу повести «P.S.» Колдунова я напишу автору отдельно.

Вот я дал отчёт о прочитанных мною рукописях. Заключение напрашивается само собою: молодая наша литература растёт быстро и обильно. Однако отвечает ли она запросам, которые предъявляются ей нашей действительностью? Нужно прямо сказать: ещё не отвечает. Чем это объясняется? На мой взгляд, слабым идеологическим и техническим вооружением молодых литераторов. Незнанием ими истории своей страны и её людей, каковыми они были до революции. Незнанием, которое лишает авторов возможности понимать резкое внутреннее различие настоящего с прошлым и достойно оценивать настоящее. Неправильным отношением к жизни, в которой их внимание останавливается по преимуществу на отрицательных явлениях её и как бы не замечает явлений, требующих утверждения, развития. Выбором мелких анекдотических тем, увлечением деталями в крупных произведениях и вообще работой «по линии наименьшего сопротивления» материала.

Это не упрёки по адресу начинающих литераторов, это дружеское указание пути, идя которым они могут быстро и сильно вырасти. Упрекнуть можно и есть за что литераторов, чьи таланты уже признаны, имена знамениты. Их можно упрекнуть в том, что за шестнадцать лет работы они не коснулись целого ряда интереснейших явлений нашей жизни. Одно из таких явлений — процесс отмирания религии, которая служила отдыхом и развлечением для миллионов жителей нашей страны. Не показано, как исчезала надежда на помощь попа и бога и как на пустом месте исчезнувшей иллюзии являлось у человека сознание его независимости от «неведомой, непостижимой, вездесущей силы». Не показано, как человек сам себя почувствовал силою вездесущей и всесозидающей. Не показана борьба веры и разума, эмоции и мысли, а ведь мы ещё недавно жили в стране тысяч церквей, монастырей, церковных школ, — в стране, по просёлочным дорогам которой зиму и лето ходили тысячи странников, «богомолов», сеятелей суеверий, проповедников «божьей воли», гасителей воли человеческой. В наши дни становится заметен рецидив религиозной эмоции. Его причина и пропагандист — кулак, оторванный от земли, лишённый власти над человеком. Бывший собственник пытается напомнить людям унылое сказание о бытии творца и собственника вселенной, то есть старой сказкой оживить инстинкт собственников. Характерной особенностью новых «вероучений» является тот факт, что эти вероучения идут не от церковной мистики, не от приятия или неприятия догматов и обрядов церкви, а от суровой реальной действительности и целью своей ставят сопротивление ей. «Христос запрещает работать по праздникам», — проповедуют новые вероучители, не считаясь с тем, что — по евангелию — Христос является нарушителем праздников. И вообще новая проповедь как будто целиком сводится к одной цели: не работать, и не только по праздникам, а не работать никогда и этим подорвать работу строения нового мира. Мистическая догматика превращается в контрреволюционную политику, и это весьма интересный материал для литератора. Не менее интересна тема рвача, «летуна». Летун — старый, «исторический» тип паразита, бродяги и лентяя. Но в старину многие уходили в «бродячую Русь» от «скуки жизни», тягостей её, от бесправия, оттого, что начальство «мордовало». Современный «летун» чувствует себя полноправным гражданином, он нахально требователен и точно знает границы слова и дела, в коих его никто не тронет. Это паразит более вредный, чем старый бродяга, и как тип — более яркий.