Под Южным Крестом - Луи Буссенар

– Он согласен, но он требует стеклянные бусы и ожерелья.

– Скажи ему, что в следующий раз. На сей день я так же богат, как последний нищий на улице.

Узинак не мог поверить своим ушам. Как белые люди могли приехать на земли Папуа без бус, тканей и ожерелий? Тогда зачем они прибыли столь далеко? Они не собираются ловить насекомых или солнечных птиц?[52]

– Скажи ему, что у нас нет ничего из вышеперечисленных предметов, но если он согласится отпустить каронов, я сделаю ему великолепный подарок.

– Не берешь ли ты на себя невыполнимое обещание, сынок? – поинтересовался Пьер ле Галль.

– Нет. Ты только вспомни: в тайнике среди наших вещей лежат одна или две красные шерстяные рубашки; этот добродушный малый будет в восторге.

Чернокожий вождь, осчастливленный обещанием, повернулся к каронам и сказал на своем языке, изобилующем дифтонгами:

– Я получил обещание белых людей. Белые люди никогда не лгут… Уходите!..

Оба каннибала, пораженные и восхищенные происходящим, поднялись, не говоря ни единого слова, развернулись на пятках и ускакали в заросли, как кенгуру.

Фрике, не менее их удовлетворенный мирной развязкой и по-прежнему необычайно гостеприимный, в ожидании ужина предложил новым друзьям легкую закуску. Это предложение было с готовностью принято, потому что, как мы уже поняли, желудок папуаса всегда пуст.

Легкий ленч затянулся до ужина, во время которого были уничтожены два зажаренных кенгуру, так вовремя добытых Пьером, а затем наступила ночь. Путешественники разожгли большой костер, и папуасы, радуясь, словно дети, расселись на корточках вокруг пламени, чтобы прогрузиться в столь любимые ими игры и разговоры.

Разговаривать оказалось непросто, ведь все фразы переводились сначала Виктором, а затем Узинаком и наоборот. Но при этом беседа не стихала, а напротив, благодаря комментариям обоих переводчиков, расцвечивающих каждую реплику, казалась очень занимательной. Но истинным героем вечера стал Фрике. Парижанин отлично знал о любви к музыке всех дикарей и папуасов в частности. И хотя он невероятно фальшивил, а его пение можно было бы смело назвать массовым убийством невинных вокализов, предприимчивый юноша легко справился со всеми трудностями и организовал инструментальный концерт.

Инструментальный концерт на 150° восточной долготы и под 10° южной широты! Но у хитроумного парня из Парижа имелось в запасе множество сюрпризов. Когда славные островитяне, усевшись на корточки и обхватив друг друга за плечи, затянули нескончаемый и жалобный мотив, полилась музыка, сначала бодрая и звенящая, напоминающая пение горна, затем гармоничная и пронзительная, словно трели соловья, – одна мелодию сменяла другую, нарушая ночную тишину.

Невозможно описать восторг примитивных туземцев. Дело в том, что вошедший в раж виртуоз продемонстрировал действительно незаурядный талант. Держа в руках удивительный инструмент, из которого Фрике извлекал звуки столь же разнообразные, сколь и глубокие, музыкант наигрывал то один напев, то другой. Мелодия то ласкала слух, то вызывала нервную дрожь, то радовала модным припевом, то сразу же, «без заносов», как сказал бы Пьер, переходила к величественным вокализам. Парижанин с равным мастерством и успехом исполнял музыку самых разных жанров: увертюру к «Вильгельму Теллю», куплеты из «Прекрасной Елены», балладу Фульского короля или смущающие душу напевы из оперетты «Хильперик». Было забавно смотреть, как островитяне дрожали, слыша хор воинов из «Фауста», плакали во время романса Розы или пускались в безумный пляс, вдохновленные полькой Фарбаха.

В конечном итоге француз выбился из сил и был вынужден остановиться, хотя неутомимые зрители, громко крича, требовали продолжения концерта. Фрике пообещал продолжить на следующий день, после чего он наконец смог лениво растянуться под банксией и попытаться вкусить радости сна. Пьер по-братски прилег рядом и пожелал узнать удивительную разгадку этой музыкальной оргии.

– Великолепно!.. Потрясающе!.. Я никогда не слышал ничего подобного, сидя на палубе у орудия. Как будто бы я побывал в театре в Бресте. Послушай, у тебя что, в животе музыкальная шкатулка? Да ты не человек, а целый оркестр!

Фрике принялся хохотать.

– Можно подумать, что ты смеешься надо мной. Как будто бы ты не знаешь, что если взять два кусочка гладкой коры и зажать между ними древесный лист, то получится инструмент, напоминающий кларнет. Если знаешь репертуар, то дуй в него, и все. Любой настоящий парижский мальчишка слышал такие музыкальные шедевры не один, а десятки раз… с высоты галерки. Дни представлений становились для меня истинным раем.

– Но инструмент…

– Я открою тебе тайну. Я много практиковался в те времена, когда шатался по тротуарам Парижа. В дни моих «занятий» выли все окрестные собаки, а прохожие разражались бранью. Но все-таки давай попытаемся поспать. До сего момента все шло отлично. Наконец-то наш путь осветила счастливая звезда, это компенсирует тот недружелюбный прием, что нам оказали на острове Вудларк. У меня есть план относительно нашей будущей дружбы с папуасами. Если уж они так любят музыку, то пусть она нам заменит стеклянные бусы. Доброй ночи.

Но одно дело призвать ко сну, и совершенно иное – суметь ускользнуть в страну грез. В конечном итоге оба друга узнали, правда, заплатив за это бессонницей, что папуасы почти не испытывают потребности в сне. Вместо того чтобы растянуться на травке, туземцы остались сидеть на корточках у огня – они беседовали, смеялись, оживленно обсуждали события минувшего вечера и старательно пытались воспроизвести мелодии, выпорхнувшие из примитивного инструмента парижского паренька! Чернокожие дикари подремали лишь пару часов, и едва солнце позолотило верхушки деревьев, вновь принялись резвиться на поляне.

Весь следующий день был посвящен заготовлению саго и погрузке его в пирогу, которую аборигены, отважные ныряльщики, с радостью извлекли из подводного тайника. Фрике презентовал Узинаку новую, огненно-красную рубаху, которую предводитель островитян незамедлительно нацепил на себя. Пьер принес в жертву свой алый платок, он разделил его поровну между чернокожими воинами, и те, не менее счастливые, чем их вождь, тут же соорудили из полосок яркой ткани импровизированные ожерелья. Наивные жители Новой Гвинеи не переставали восхищаться справедливостью европейцев, которые, наделяя своих новых друзей щедрыми дарами, учли их положение в племени.

Поскольку местность изобиловала саговыми пальмами, папуасы, отбросив свою лень, ставшую притчей во языцех, также заготовили огромное количество этого ценного продукта. Отношения между европейцами и туземцами по-прежнему оставались доверительными и теплыми, во многом благодаря жизнерадостности парижанина, прямоте моряка и той легкости, с которой Виктор осуществлял посредничество между столь разными представителями рода человеческого.