Крутые повороты: Из записок адмирала - Николай Кузнецов

«Вы думаете, взятки даются только деньгами?» — слышал я однажды замечание одного товарища и вспомнил о нем при беседе с Б-вым. Постарался развить эту мысль. «Мы много говорим о взятке деньгами и все решительно это осуждаем: будь то десятка или тысяча. А не является ли своего рода взяткой младшего старшему (обратное явление достаточно редко), когда он в угоду своему начальнику и в корыстных целях поддерживает вредную точку зрения? Это тоже своеобразная взятка, хотя и трудно ощутимая, осуществляющаяся не за счет дающего, а за счет общественных интересов». В голове у меня вертелся живой для того времени пример. Хрущев высказал совсем неумную и не отличающуюся оригинальностью мысль о роли надводного флота вообще и крейсеров в частности. Всякому специалисту было ясно, что его обязанностью является разубедить некомпетентное начальство и не допустить ошибок, так как это может обернуться для народа серьезными материальными и моральными потерями. Была дана «взятка». Не тронь меня, а я поддержу вашу точку зрения. «Распилить крейсера», — бросил однажды, идя на катере по реке Неве, Хрущев. «Так точно, нужно распилить», — сунули ему «взятку», чтобы он не сердился и, спаси Бог, не сделал оргвыводов. «Подводные лодки — основа основ», — заявляет Хрущев, явно допуская ошибку, недооценивая другие классы кораблей флота. «Основа основ — это подводные лодки», — давая «взятку», вторил ему тот, кому положено по долгу службы и как «слуге народа» говорить правду.

А если взять период репрессий и культа личности Сталина? Многие провозгласили анафему Сталину и на том успокоили свою совесть. А так ли просто обстоит дело? Сколько в годы репрессий было дано «взяток» во избежание неприятностей? Сколько лицемерия! Обвинять одного Сталина — это только сорвать цветок (причем умерший) и не коснуться корней, при поливе которых снова и еще более пышным цветом могут расцвести махровые колючки. Разве есть принципиальная разница между временами Сталина и Хрущева, если при последнем также можно снимать и выгонять человека по одному лишь его намеку? «Отделался инфарктом», — заметил мне горестно один приятель, считая это за благо. «Все зависит от Никиты Сергеевича» («дорогого» тогда), — ответил мне весьма высокий начальник, и по его тону я понял, что он уже дал ему «взятку» — не возражал. После я убедился, что взятка была дана настолько крупная, что названный товарищ, именовавший Хрущева не иначе как «дорогой», и теперь еще не может избавиться от такого морального груза.

Как я был поражен в свое время (1939 год) откровенным признанием Ворошилова, что Кожанов не враг, когда Кожанова уже не стало! А ведь на совести Ворошилова не один Кожанов, а сотни… Корень, не вырванный в свое время, потом дал свои плоды. Ворошилов при всяком удобном случае целовался с Хрущевым и, что важнее, угождал ему во всем, будучи на посту Председателя Президиума Верховного Совета. Разве это идет в сравнение с простой взяткой на «красненькую»? А ведь сущность одна и та же.

Как выражение прочно вошедшего в быт лицемерия я могу привести печальный для меня факт; увы, подобное носит ныне массовый характер. Когда меня сняли, судили, восстановили, а потом снова сняли, то никто не сказал о моих ошибках (даже официально), но многие журили меня за то, почему я завел спор с Хрущевым. Возможно, в этом кое-кто лицемерил и передо мной, но никто не помогал мне справиться по существу, а все учили, как впредь следует вести себя, то есть советовали лицемерить и лгать. Вот покажи кому-либо написанное, здесь многие скажут «правильно», но предостерегут не говорить нигде об этой правде…

Пожалуй, не как бомба, а как бесшумно лопнувший шар произошло освобождение Н.С. Хрущева. Вроде бы у меня было больше, чем у кого-либо, оснований ликовать, предаваясь естественному чувству мести. Но это не в моем характере. Я уже привык оценивать события, немного отойдя от них — хотя бы на несколько дней. А прошло уже дней десять. От первого известия милиционера в садике и до беседы с весьма ответственными и не менее безответственными людьми удалось выслушать различные толки о самом факте и мнения на сей счет.

Как и всегда бывает в таких случаях, вчерашние подхалимы громче всех поносят своего кумира и кричат: «Ату его, ату!» Их я в расчет не беру, они наводят на меня некоторый страх только потому, что, не закончив один печальный этап, активными участниками которого были, они теперь готовы приступить к следующему.

Более спокойные и рассудительные товарищи, не связанные с Хрущевым, как политической фигурой, беспокоятся не о том, кто придет вместо него и как удержаться за кресло, а думают о судьбе страны и оценивают факт как таковой, стараются предугадать его последствия. «Кому можно верить?» — так кричат те, которые всегда недовольны и, почувствовав лишнюю свободу, высказывают свое мнение громко и открыто.

Я не сторонник Хрущева. Всегда считал его фигурой сложной и опасной. В нем энергия и хорошие намерения переплетаются с авантюризмом и жаждой власти. Власть его опьяняет. Он не в состоянии интересы государства поставить выше своих личных интересов. Идейности в нем мало. Злопамятность и грубость в нем легко развиваются. Окружение, которое льстит, способно сделать что угодно, и тогда здравый смысл уже не может пробиться к нему. Он к диктатуре (а не к культу) бросился на всех парах, как рискованный игрок, готовый поставить ва-банк. Взяв один банк, он поставил на кон более крупную сумму и выиграл. Теряя равновесие, он уже не чувствовал под собою ног. Его авантюризм, подменивший здравый смысл, и уверенность, дескать, все сойдет с рук, что он непогрешим, могли привести к весьма опасным последствия. Он уже однажды, во время Карибского кризиса, поставил на карту судьбу всей страны, и только благоразумие противной стороны остановило опасное развитие событий. Дело обошлось потерей (в известной мере) престижа и напрасной тратой средств.

Все это говорит за то, что Н.С. Хрущев был не на своем месте. Ошибка, допущенная однажды, — это плохо, повторенная — уже преступление. Надо надеяться, что она не повторится еще раз. Пусть его место займут люди более тихие и спокойные, но деловые. Это будет заслуженно оценено народом.

Но почему ему было позволено так делать, почему в такой короткий срок на глазах у всего народа он стал фактическим диктатором и почему пришлось прибегнуть к столь необычным для всякой культурной страны мерам без участия широких масс, без развернутого разъяснения, что случилось? Вот над чем следует подумать.

Если не вырвать корней и не сменить почву, на которой так быстро растут «культы», то нет гарантии от повторения пройденного. В чем корень зла? Мне кажется, в отсутствии твердых законов, конституционных положений и контроля за их выполнением. Огромная власть в одних руках — такое не должно быть свойственно нашему государству. Прав, скажем, у первого секретаря или Предсовмина и без того достаточно, а когда эти должности совмещаются в одном лице, а права находятся в одних руках, то тут и начинается бесправие. Для культурного социалистического государства должно быть характерно не сосредоточение власти в одних руках, а, наоборот, участие в управлении по возможности большего количества органов, большего количества лиц.