Контакт. Научно-фантастический роман - Карл Саган

— Но мне просто необходимо найти введение. Быть может, они не станут дожидаться целую вечность, пока мы созреем. Что, если, не услышав ответа, они повесят трубку? Возможно, мы тогда пожалеем, что этот телефон звонил.

— Хорошо, может быть, вы правы, и я обдумал несколько вариантов. Могу предложить вам пару тривиальных возможностей и одну нетривиальную. Сперва тривиальные: введение входит в состав Послания, но передается с другой скоростью. Если скорость передачи составляет около бита в час, сумеете вы обнаружить такую передачу?

— Естественно. Обычно мы контролируем и долгопериодические сигналы. Но при одном бите в час мы получим всего лишь… позвольте прикинуть… десять, нет, двадцать тысяч бит до начала повтора Послания.

— Такое возможно, если только введение окажется много проще Послания. Но вы ведь так не считаете. И я с вами согласен. А как насчет более высоких скоростей? Можете ли вы поручиться, что под каждым битом описания Машины не скрываются миллионы битов введения?

— Подобное привело бы к чудовищному расширению частотного диапазона. Мы бы сразу заметили это.

— Хорошо, значит скоростная часть просто повторяется время от времени внутри Послания. Представьте себе крошечную точку, повторяющуюся в разных частях Послания. Перед ней заголовок — полоска с надписью «Внимание, введение!», сразу за ним точка, а в ней заключены сотни миллионов бит, переданных с очень большой скоростью. Проверьте, не обнаружится ли на самом деле что-нибудь в этом роде.

— Но мы бы такое заметили.

— Тогда вот вам нетривиальная идея. Если все-таки Машину когда-нибудь соорудят и пассажиры усядутся в нее, кто-то нажмет кнопку и все пятеро отправятся неизвестно куда. Кстати, интересный вопрос: вернутся ли они назад? Может быть, и нет. Что, если все это — затея каких-нибудь веганских похитителей тел, их биологов, зоологов, антропологов? Представьте себе, что им понадобилось несколько человеческих тел. Лететь на Землю сложно, неизвестно, разрешат ли еще всякие транспортные службы. В общем одна суета и никакой выгоды. Тогда они просто посылают на Землю всю нужную информацию, и все хлопоты по доставке берут на себя сами земляне. Знаете, как собирают марки? Мальчишкой я любил это дело. Просто отправляешь письмо в любую страну, и, как правило, тебе отвечают. Не важно, что будет в письме, — отправителю нужна только марка. Вот вам мое мнение: такие коллекционеры есть и на Веге, они рассылают свои письма по всей Вселенной, а потом собирают прибывшие тела. Неплохо бы познакомиться с этой коллекцией…

Он улыбнулся и продолжил:

— Ну хорошо, вы спросите, какое это имеет отношение к введению? Никакого. Введение уместно только в том случае, если я ошибаюсь. А если я ошибаюсь, если эти пятеро вернутся на Землю, им выгодно, чтобы мы располагали космическими кораблями. Какими бы умными и проворными они там ни были, сажать на планету такую Машину не шутка — слишком уж много тут понакручено. Только Господь знает, что у них за двигатели. Если Машина вывалится из пространства в нескольких метрах под Землей, то готово — спеклись. А что такое несколько метров по сравнению с 26 световыми годами? Риск. Когда Машина вернется, она должна оказаться у Земли, над Землей — может быть, в космосе, но не под Землей и не на Земле. Если они уверены, что мы уже обладаем космическими кораблями, значит, пятерых можно вернуть на Землю из космоса. Тогда они начинают торопиться и прыгают на месте от нетерпения, ожидая, пока до Веги доберутся вечерние новости 1957 года. И что они в этом случае делают? Часть Послания передается таким образом, чтобы ее можно было принять только в космосе. Какую часть? Введение. Если сумели его обнаружить, значит, у вас есть космические корабли и вы сможете вернуться обратно. Не исключено, что введение передают в микроволновом диапазоне, на частотах максимального поглощения атмосферным кислородом, или же в ближней инфракрасной области — словом, в любой части спектра электромагнитных волн, которые не пропускает атмосфера Земли…

— Телескоп «Хаббла» исследовал Вегу в видимом, ультрафиолетовом и ближнем инфракрасном диапазонах. Никакого намека на передачу. Русские починили свой прибор миллиметрового диапазона и с его помощью исследовали только Вегу, но тем не менее ничего не нашли. Но мы продолжаем наблюдения. Какие могут быть еще варианты?

— Вы уверены, что не хотите выпить? Сам я не пью, но многие…

Элли вновь отказалась.

— Других возможностей нет. Теперь мой черед отвечать. Но я хочу вас попросить кое о чем. Увы, я плохо умею просить. Никогда не умел. Люди представляют меня богачом, смешным и неразборчивым в средствах уродом, которого только интересует, где и как урвать лишний доллар. Не надо говорить, что сами вы иного мнения. В это верят все, по крайней мере отчасти. Возможно, вы уже слыхали кое-что из того, о чем я собираюсь сейчас рассказать, но дайте мне минут десять, и я объясню вам, как все это началось. Я хочу, чтобы вы сперва кое-что узнали обо мне.

Она села, недоумевая, чего он от нее хочет, стараясь внутренним оком не представлять себя нагой в святилище храма Иштар, а рядом распаленного Хаддена с парочкой возничих, готовых сменить его.

Несколько лет назад Хадден изобрел электронный модуль, автоматически отключавший звук при включении телерекламы. Поначалу в нем не было какого-либо распознающего текст устройства. Модуль просто анализировал амплитуду несущей волны. Телереклама обычно была громче и сопровождалась меньшими шумами, чем передача, которую она прерывала. О модуле Хаддена заговорили. Люди испытывали чувство облегчения, даже блаженства, освободившись от груза обязательной рекламы, отравлявшей им 6-8-часовое пребывание перед телевизором, на которое обречен средний американец. И прежде чем индустрия телевизионной рекламы сумела отреагировать, «Рекламникс» приобрел огромную популярность. Владельцам каналов и рекламистам пришлось менять частоты, но всякий раз Хадден новой выдумкой парировал их меры. Иногда он даже изобретал системы, противодействующие таким сложным мерам, до которых, кроме него, никто еще не додумался. Тогда он принимался уверять рекламные агентства, что облегчает им жизнь, удерживая от работ в этих направлениях, и экономит деньги пайщиков, удерживая компании от ненужных и бесперспективных расходов. Количество раскупавшихся блоков все возрастало, но Хадден поддерживал низкие цены. Шла электронная война. И он побеждал.

На него подали в суд, обвинив в подрыве торговли. Обвинители имели достаточное политическое влияние, и ему не удалось добиться закрытия дела, но, чтобы выиграть, им все-таки не хватило политической мускулатуры: его противники оказались довольно слабыми. Процесс заставил Хаддена проштудировать весь свод законов. Вскоре после этого Хадден заказал телерекламу собственного товара через некое агентство на Мэдисон-авеню, основным пайщиком которого негласно являлся он сам. После нескольких недель пререканий, ему отказали. Тогда он подал в суд на все три телекомпании и тут уже сумел доказать преднамеренное противодействие торговле. Сумма выплаченной ему компенсации оказалась рекордной для дел подобного рода и в какой-то мере способствовала кончине пострадавших компаний.

Конечно, находились и люди, живо интересовавшиеся рекламой, и поэтому им «Рекламникс» не был нужен. Но таких постепенно становилось все меньше и меньше. На уничтожении телерекламы Хадден нажил целое состояние. И одновременно — кучу врагов.

К тому времени, когда на продажу пошли распознающие текст схемы, Хадден успел создать «Проповеднике», субмодуль, подключаемый к «Рекламниксу». Он сам собой переключал каналы при первых звуках религиозного доктринерства. Кодовое слово можно было менять. Устанавливая, скажем, «Пришествие» или «Экстаз», можно было избавиться от пустого многословия. «Проповеднике» был благословением Божьим пусть для меньшей, но все-таки значительной части исстрадавшихся телезрителей. Наполовину в шутку, наполовину всерьез поговаривали, что следующий блок Хаддена будет называться «Трепникс» и будет срабатывать только во время публичных обращений президентов и премьеров.

По мере дальнейшего развития текстораспознающих схем Хаддену стало ясно, что они могут найти куда более широкое применение — в науке, образовании, медицине, в военной разведке и промышленном шпионаже. Последнее и послужило причиной знаменитого дела: «Соединенные Штаты против „Хадден кибернетикс“. Одна из микросхем Хаддена оказалась слишком шикарной для гражданского применения, и по настоянию Совета национальной безопасности предприятия и персонал, производящий самые совершенные распознающие схемы, были переданы правительству, которому просто позарез необходимо было знать содержание секретной переписки русских. А уж если русские сумеют прочесть нашу, произойдет бог весть что, уверяли его.