Две недели на Синае. Жиль Блас в Калифорнии - Александр Дюма
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Верблюдица так резва и так торопится в путь, как будто в жилах ее клокочет не кровь, а ртуть.
А как худа и стройна! Ее завидя, газель, стыдливо взор опустив, должна с дороги свернуть.
И даже доблестный барс за быстроту ее ног без колебанья отдаст когтей разящую жуть.
Подобна мастью пескам. Широк и правилен ход. Гонись за нею поток — и тот отстанет чуть-чуть.
Верблюдица и огонь — кто пылче? Оба равны.
Кто легче — ветр или она? У них единая суть.[14]
На свою беду, певец, не догадываясь, что с нами происходит, восхвалял палача перед его жертвами, так что достигнутый им успех был достаточно скромен. Панегирик хаджину в подобных обстоятельствах был способен лишь вывести нас из себя и тем самым сделать нас несправедливыми к нему. Ничто так не побуждает отрицать достоинства кого-либо, как страдания, причиняемые его недостатками. С тем же успехом можно было воспевать жар солнца, который обрушивался на наши головы, тонкость пыли, в которой мы утопали, и обжигающее однообразие пейзажа, который окружал нас. И в самом деле, мы углубились в одно из вади, пользующееся на полуострове самой печальной известностью; его называют долиной Блуждания из-за здешних зыбучих песков, чье беспрестанное перемещение, подчиненное прихотям ветра, полностью лишает караваны уверенности в правильности выбранного пути. Нас окружали невысокие холмы, с вершины которых ветер срывал песчаную пыль, обжигающей вуалью опускавшуюся на наши лица и не дававшую видеть дальше ста шагов, так что мы задыхались в этом песчаном вихре, словно в природном горниле. Наконец, когда пришло время первого привала, арабы установили палатку, и мы было стали надеяться на короткий отдых, однако не стихавший с утра ветер, колючий и беспрерывный, уже через несколько минут снес ее. Вторая попытка тоже не увенчалась успехом: колья не держались в беспрестанно движущемся песке, а если бы даже они и устояли, то лопнули бы веревки, удерживавшие палатку; так что нам пришлось последовать примеру наших арабов и спрятаться в тени верблюдов. Но стоило мне прилечь возле своего дромадера, как Абдалла, который обращался ко мне по всем вопросам, касавшимся приготовления пищи, явился сообщить, что ему никак не удается развести огонь. Впрочем, новость была не столь ужасна, как полагал бедняга: у нас не было не только никакого желания есть, но и вообще никакой потребности в еде; все, чего мы жаждали в эту минуту, — это стакан свежей пресной воды; к несчастью, та, какой мы запаслись у колодцев Моисея, была слегка солоноватой; этот недостаток, в сочетании с неприятным запахом, передавшимся ей от бурдюков, и невыносимой нагрето- стью, приобретенной ею за время пути, делали ее совершенно непригодной для питья. Мы и рады были бы ее выпить, но этого не позволяло сделать то отвращение, какое она вызывала.
Тем временем солнце продолжало подниматься над горизонтом и теперь оказалось как раз у нас над головами, так что наши верблюды больше не отбрасывали тени; я отошел на несколько шагов от своего хаджина, спасаясь от его едкого запаха, делавшегося из-за жары еще зловоннее, и лег на песок, с головой укрывшись накидкой Бешары. Через десять минут я почувствовал, что бок, обращенный к солнцу, более не в состоянии выдерживать жару, и повернулся на другой; у меня была надежда, что, когда я зажарюсь окончательно, мне уже не придется испытывать муки: за те два часа, пока длился привал, я не спал ни одной минуты, а лишь ворочался с боку на бок под своей накидкой. Что в это время происходило с моими спутниками, я не знал, поскольку не видел их, а спрашивать, как у них дела, было для меня слишком утомительно; сам же я под своей накидкой ощущал себя черепахой, которую заживо варят в ее панцире.
Наконец, характер наших страданий изменился, и настало чуть ли не облегчение: Мухаммед явился уведомить нас, что пришло время собираться в дорогу; я поднялся. Песок, служивший мне ложем, был таким мокрым, как если бы там вылили бурдюк воды.
Мы вновь взобрались на своих дромадеров, напоминая осужденных на смерть, вялых и безвольных, и даже не спрашивая, в какую сторону нам предстоит идти, ибо были твердо убеждены, что двигаться нужно вперед; однако я все же поинтересовался, будет ли у нас вечером свежая вода; Арабалла, стоявший ближе всех ко мне, ответил, что мы остановимся на ночлег возле колодца: это было все, что я хотел знать.
Однако бессонница, мучившая меня предыдущей ночью, недостаток пищи и состояние постоянной расслабленности, в котором мы пребывали начиная с Мукат- тама, ввергали меня в непреодолимую сонливость. Вначале я пытался бороться с ней, думая о грозящей мне опасности: в падении с высоты пятнадцати футов, пусть даже на песок, не было ничего привлекательного; однако вскоре мысль об этой опасности стала совершенно безотчетной. Мной овладела галлюцинация, подобная той, какую мне уже доводилось испытывать: хотя глаза у меня были закрыты, я видел солнце, песок и даже воздух, однако они изменили свой цвет и приняли необычную окраску. Потом мне стало казаться, что я нахожусь на корабле и вокруг нас плещутся волны моря. Внезапно мне почудилось, что я проснулся, упав со своего дромадера, а тот продолжает двигаться; я хочу крикнуть, позвать своих спутников, но у меня нет голоса; я вижу, как они удаляются от меня, пытаюсь подняться и броситься вдогонку за ними, но не могу удержаться на ногах на этих песчаных волнах, которые разверзаются подо мной, словно вода, и с головой накрывают меня; тогда я пытаюсь плыть, но не помню, какие движения нужно делать, чтобы остаться на поверхности. Среди этих безумных видений молниями проносились восхитительные воспоминания детства, не посещавшие меня уже лет двадцать. Я слышал ласковое журчание ручейка, протекавшего по саду моего отца; мне грезилось, что я лежу в тени каштана, посаженного им в день моего рождения. И тут я испытал два совершенно противоположных ощущения, которые, как мне всегда казалось, нельзя испытывать одновременно: одно мнимое — ощущение близости воды и тени, другое подлинное — ощущение усталости и жажды, и, тем не менее, мысли мои были настолько затуманенными, что я не знал, какое из них было сном. Внезапно меня разбудила острая боль в груди и в пояснице: это удары седельной шишкой и спинкой седла предупредили меня о том, что я и