Спасибо деду за Победу! Это и моя война - Алексей Махров

– Слава богу! – я осенил себя крестным знамением. Петров удивленно покосился на меня, но ничего не сказал. – Никто больше?..

– Нет, слава труду, все, кого ты оставил, до эвакуации дожили! – заверил старшина.

– Ты сказал – раненых вывезли… А здоровых?

– Всех остальных сегодня утром разведчики мехкорпуса забрали! Их сейчас особисты опрашивают.

– Не понял! Зачем их допрашивают? В чем их обвиняют? – начал заводиться я. – Там же дети! Просто дети!

– Да успокойся ты! – серьезно сказал Петров. – Не допрашивают, а опрашивают! Что видели, что слышали… И не обвиняют их ни в чем. Они свидетели преступления гитлеровцев. На то место, где ваших… ну, ты понял… отдельная группа выехала. Со следователями, фотографами и кинооператорами. Чтобы все зафиксировать, составить протоколы и, по возможности, вывезти тела. Нарком лично распорядился.

– Ничего себе! – охнул я. – Но там же немцы до сих пор… где-то рядом!

– Если ты про танкистов одиннадцатой дивизии, то им сейчас не до этого! – усмехнулся Петров. – Они к прорыву готовятся – группируются километров на тридцать южнее.

– И ты об этом так спокойно говоришь?

– О чем?

– Ну… что они к прорыву готовятся! И место знаешь!

– Так, а как я должен об этом говорить? – удивился Петров. – Ну, готовятся… Ну, знаем мы место… Там болота почти сплошные – дорога всего одна. И ни одной нашей части поблизости. Если только восьмой мехкорпус кого-нибудь туда пошлет. Но у них после всех боев потери большие, особенно в танках. Еле-еле хватило на захват Дубно. В общем, не сможем мы их удержать в окружении. Никак. Авиация им еще бока намнет, но и… всё.

– Одна дорога… – задумался я. – А если туда диверсантов с фугасами забросить?

Володя весело и искренне рассмеялся.

– Ой… ну уморил… – только через минуту, когда бурное веселье пошло на спад, смог произнести Петров. – Великий наставник подразделений особого назначения Игорь Глейман! Прошу любить и жаловать!

– А чего смешного? – обиделся я. – Два десятка умелых диверсов…

Старшина снова начал ржать. Да так громко, что в палату испуганно заглянула Дуняша. Петров махнул ей рукой, и девчонку словно ветром сдуло. Наконец проржавшись, Володя обессиленно откинулся на подушку. Я отвернулся и стал смотреть в окно.

– Ты это… Игорек… не обижайся! – через пару минут сказал Петров. – Там сейчас столько народа задействовано… Чтобы как следует немчуру ощипать… А ты с таким серьезным видом про диверсантов толкуешь, словно являешься экспертом в данной области.

Я заинтересованно повернулся к старшине.

– Но я тебе больше ничего не скажу! – отрезал Володя и приложил палец к губам. – Секрет!

Ну и ладно… Не очень-то и хотелось… Жаль, конечно, что я сам не смогу принять участие в охоте. А ну как мой личный враг ускользнет? Впрочем, война ведь не завтра закончится… к сожалению. Еще успею персональный счет увеличить – я ведь обещал мочить всех без разбора? Всех, кто под руку попадется? Невзирая на должности, звания, возраст и социальное положение? Вот и буду заниматься этим по мере сил. Только бы в строй вернуться! В инвалидном кресле много не навоюешь.

Глава 17

Ожидаемое начальство явилось после обеда. Сначала в палату заглянул мордоворот, практически брат-близнец Пети Валуева, в накинутом на плечи белом халате и фуражке с синим верхом. Оглядев меня профессионально-оценивающем взглядом, парень посмотрел на Петрова и сразу подтянулся.

– Здравия желаю, товарищ лейтенант госбезопасности! – соблюдая конспирацию, мордоворот произнес приветствие вполголоса.

– И тебе не хворать, сержант! – благодушно ответил Петров. – Ну, где там Иван Максимович?

– Идет! – понизив голос до шепота, с некоей долей торжественности, объявил здоровяк. – Меня вперед послал – все проверить.

Еще раз оглядев палату и (вот чудо!) не обнаружив в ней немецких шпионов, сержант выскользнул в коридор. Двигался он, как и все встреченные мной до того «разведчики», быстро и плавно. Еще один осназовец?

Через пару минут в коридоре раздался топот нескольких пар сапог. Но в дверь вошли только двое. Сержант Альбиков и невысокий, но буквально излучающий уверенность офицер в серой гимнастерке с ромбиком на малиновых петлицах.

– Здравия желаю, товарищ майор госбезопасности! – приветствовал гостя Петров.

– И тебе не хворать, лейтенант! – добродушно сказал майор. – А это, я так понимаю, и есть наш герой?

– Так точно! – немедленно отозвался Альбиков и, почтительно наклонившись к плечу майора, добавил: – Игорь Петрович Глейман, шестнадцать лет, комсомолец, сын командира РККА.

– Совсем мальчишка! – задумчиво рассматривая меня, словно редкий экспонат в музее, вполголоса обронил гэбешник. – Неужели он в одиночку полсотни гитлеровцев наколотил?

– Ну, не в одиночку… – решил вставить я слово. – Мне помогали. Но, по моим подсчетам, выходит не полсотни, а несколько больше – штук девяносто.

– Штук? – переспросил майор и коротко рассмеялся. – Ты их на штуки считаешь?

– А как мне еще считать тварей, топчущих мою землю? – угрюмо ответил я. – На людей они не похожи!

Видимо, мой ответ понравился большому начальнику – гэбешник улыбнулся с довольным видом.

– Ну, давай знакомиться, сынок! Меня зовут Иван Максимович. Фамилия моя – Ткаченко. Я заместитель наркома госбезопасности Украинской ССР и начальник управления Львовской области.

Я протянул руку и майор жестко, «по-взрослому», ее пожал. Затем Ткаченко снял фуражку с синим верхом, не глядя сунул ее Альбикову, придвинул ногой табуретку и сел, уперев кулаки в колени.

– Мне тебя так расхваливали, что я решил сам посмотреть на такого героя! – объявил майор. – И поговорить с ним.

– Сомневаюсь я, Иван Максимович, что такой занятой человек, как вы, придет в госпиталь, чтобы просто посмотреть и поговорить с пацаном, – с сомнением в голосе сказал я.

– Ого! – подался вперед Ткаченко, пристально всматриваясь мне в глаза. – Альбиков говорил, что ты парень умный и сообразительный… Да, ты прав – у меня сейчас столько дел, что выделить часок на обычную болтовню – преступление. Я действительно пришел не только навестить. Не буду ходить вокруг, да около… Как ты относишься к возможности продолжить образование в… спецшколе?

– В принципе – положительно! – после долгой, почти двухминутной паузы, ответил я. – Однако есть у меня небольшая просьба!

– Говори! – коротко скомандовал майор.

– После того как я встану на ноги, вы поможете мне добраться до расположения одиннадцатой танковой дивизии, где бы она в тот момент ни находилась.

– Хм… небольшая просьба… – Ткаченко надолго задумался. – Ладно, это я могу тебе твердо гарантировать. Тем более что после произошедшего… преступления руководство нашей страны объявило военнослужащих этой части вне закона. И сейчас обсуждается возможность некоей карательной акции. Ну, детали тебя знать пока рано…

Вот как! Они там, наверху, уже карательный удар продумывают… Молодцы! В наше время про удары возмездия можно было только мечтать. А ведь ничего так не воспитывает противника, как неотвратимость возмездия. В этом я еще на Балканах убедился. Не стал после обнаружения очередной сожженной дотла деревни сопли и слезы по морде вытирать, ответил карательным рейдом на бесчинства врага, нашел всех исполнителей, вспорол им животы да повесил на просушку – в следующий раз эти гады задумаются: а стоит ли мирняков резать и жечь, если после этого тебя и твоих дружков на деревьях развесят? С выпущенными кишочками-с… Нет, правда, были отморозки, которые на подобные «увещевания» плевали – и продолжали зверствовать. Но и их постепенно нашли и перебили…

И если жесткие методы убеждения отлично действовали на диких горцев, то должны сработать и при воздействии на цивилизованных, мать их, европейцев. Они гораздо чувствительней к таким вещам должны быть.

– В таком случае я принимаю ваше предложение! – сказал я. Такой власти и послужить не грех.

– Ну и хорошо, – как-то буднично, словно не сомневался в ответе, сказал Ткаченко. – Формальности тебе Альбиков с Петровым объяснят. Ну, что там?.. Заявление написать, автобиографию, анкету заполнить… Но раз вопрос твоего дальнейшего образования мы решили, то признаюсь: есть и у меня к тебе небольшая просьба!

– Слушаю вас, товарищ майор госбезопасности! – серьезно ответил я.

– Слухи о страшном преступлении гитлеровцев дошли до представителей прессы… – сообщил Ткаченко. Ага, так я и поверил, что «слухи дошли». Правильней было бы сказать – «информацию довели». – И сейчас с тобой хотят пообщаться несколько корреспондентов. Не только местных газет, но и центральных. Постарайся ответить на все их вопросы.

Я к журналистской пиздобратии отношусь, мягко говоря, негативно. И тому есть множество причин: передергивание фактов и откровенное вранье – их любимые приемчики. Но, возможно, что здесь журналисты до такого поведения еще не скатились. Все-таки сейчас они часть пропагандистской машины, работа которой контролируется с самого верха. Ладно, поговорю с ними… ласково, раз просят.