Когда мое сердце станет одним из Тысячи - Аманда Дж Стайгер

Я не знаю, как на него ответить. Я не знаю, почему кто-то вообще может хотеть работать в «Буррито-мании». Мне уже приходилось слышать раньше, что ответ «мне нужны деньги» не подходит, несмотря на то что именно поэтому большинство людей ищет работу. Наконец я пишу «мне нравятся буррито», что и правдиво, и уместно. Возможно, если я буду там работать, у меня даже будет скидка на еду. Если быть до конца откровенной, я добавляю, что от мексиканской еды у меня газы, поэтому я стараюсь не есть ее чаще чем пару раз в неделю.

В следующем вопросе я читаю: «Ты общительный человек?»

Я не знаю, как ответить честно, чтобы не выглядеть плохо, поэтому оставляю графу незаполненной.

Просматривая другие анкеты для работы в ресторанах и магазинах, я оставляю множество незаполненных строк.

«Считаете ли вы себя командным игроком?»

«Часто ли вы ходите на мероприятия?»

«Почему с вами приятно находиться рядом?»

«Как бы ваши друзья описали вас?»

Слова начинают размываться и разбегаться по экрану, словно злобные муравьи.

На сайте кофейни я нажимаю на ссылку, по которой открывается еще одна анкета: «Перечислите свои основные ценности, и как работа в „Джиттерс“ поможет вам их выразить?»

Мне кажется важным быть честной и что нужно уважать чувства всех живых существ, и я считаю, что неправильно наносить вред людям или животным, если это не в целях самозащиты.

Но я не понимаю, как работа в кофейне поможет мне выразить эти ценности, не считая того, что я не собираюсь убивать посетителей.

«Какой у вас самый большой недостаток?»

Я не понимаю, почему я просто не могу прийти и начать работать. Не понимаю, почему простой компетенции недостаточно, зачем им копаться в моей душе, выискивая каждый грязный секрет.

«Опишите проблему, с которой вы столкнулись на предыдущей работе, и расскажите, как вы с ней справились».

Я справилась с ней так, что меня уволили.

Желудок сжимается от спазма. У меня ничего не получится. Я не могу, не могу…

Я вскакиваю и опрокидываю столик. Компьютер падает на пол, Шанс поворачивает ко мне голову. Из клюва у него свисают мышиные кишки.

Силы разом покидают меня, и я сползаю по стене так, точно у меня жидкие кости. Грудная клетка разрывается.

Мне нужно взять себя в руки.

Я встаю, поднимаю ноутбук. Я просматриваю одну за другой все анкеты и заполняю, что могу: имя, адрес, телефонный номер, образование и опыт работы. Все остальные графы оставляю пустыми. Мне просто нужно отправить их как есть, этого достаточно.

Закончив, я обрушиваюсь на диван в измождении. За окном воет ветер, мокрый снег колотит в стекло. Началась гроза. Мое зрение расплывается, затем темнеет, я проваливаюсь в себя и засыпаю тревожным прерывистым сном.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

На дворе июль, и за окном все утопает в темно-зеленом бархате. Воздух горячий и липкий и наполнен сладким гудением цикад. Наш кондиционер сломался, и влажные вещи липнут к вспотевшей коже.

— Не можешь же ты целыми днями сидеть дома, — говорит мама. — Так ты совсем не развиваешься.

Я пинаю ногой стул, глядя на нее через стол с накрытым завтраком. С тех пор, как несколько месяцев назад меня исключили, я провожу почти все время за чтением. Я проглатываю кусочек блина и говорю:

— Я изучаю поведение кроликов.

Она улыбается, не разжимая губ, и отвечает:

— Я не то имею в виду, милая.

Я втыкаю вилку в блины и замечаю, что ее кофта надета наизнанку и задом наперед. Ярлык торчит на воротнике.

— Думаю, нам нужно показать тебя еще одному врачу, — произносит мама. — Специалисту.

Было время, когда мы с мамой были друзьями, когда мы смеялись вместе и ее не заботил тот факт, что я отличаюсь от других детей. Я просто была ее малюткой. А сейчас ее волнуют только психологи, лечение и терапия. Я знаю, что я сама виновата, что вызываю столько проблем, но мне хочется, чтобы все снова стало как прежде.

— Врачи слишком дорого стоят, — замечаю я. — Ты так сама всегда говоришь.

— Это неважно, — она берет вилку, точно оружие. — Я готова потратить любые деньги. Я найду способ. Хочу, чтобы тебе стало лучше.

Я тяну себя за косичку.

— Я знаю, это сложно, но, пожалуйста, постарайся так не делать, — говорит она. — Помнишь, что сказала доктор Эванс? Лучше тебе научиться это контролировать сейчас, пока ты еще маленькая.

Я подтыкаю руки под себя. Дыхание выходит быстрым и поверхностным.

— Я уже записала нас, — говорит мама. — Мы поедем к доктору Эшу сегодня.

Не имеет смысла спорить, не имеет смысла ничего говорить. Решение принято. Однажды, уже давно, я пыталась спрятаться под кроватью, потому что не хотела ехать к врачу. Мама насильно вытянула меня оттуда, не обращая внимания на крики и сопротивление.

В четыре часа мы приезжаем в кабинет доктора Эша, и он просит маму подождать снаружи, пока он поговорит со мной. Я сажусь в кресло, чувствую напряжение и ерзаю. У доктора Эша редеющие светлые волосы, куча дипломов на стене и пластиковая многоцветная модель мозга на столе. Он замечает, что я разглядываю мозг, улыбается и говорит:

— Хочешь взять его в руки?

Я киваю.

— Давай.

Я кручу мозг в руках. Он похож на головоломку из разных частей, которые держатся вместе. Я разбираю его, держу в руках гипоталамус, маленький и согнутый, как креветка, и изучаю завитки и извилины коры головного мозга.

— Твоя мама говорит, что ты много читаешь.

— Да.

Он достает блокнот.

— А чем еще тебе нравится заниматься?

— Рисовать — в основном лабиринты. А еще мне нравятся животные.

Он что-то записывает.

— Я задам тебе еще несколько вопросов. У тебя диагностировали ПРР-БДУ несколько лет назад, тебе назначили терапию и лекарства, но тебе не стало легче в школе. Это правда?

Я киваю, прижимая пластиковый гипоталамус к груди. Есть что-то успокаивающее в его форме.

— Недавно тебя исключили. Можешь рассказать, что произошло?

— Я побила мальчишек, — бормочу я.

Он сгибает руки и сводит тонкие песочные брови:

— А зачем ты это сделала?

Я думаю о тех задирах, как они смеются и произносят те ужасные, злые слова. Ногти впиваются в ладони.

— Потому что они это заслужили.

Он хмыкает, не разжимая губ, постукивает большими пальцами друг о друга и изучает меня в тишине несколько секунд. Затем он задает вопрос, которого я не ожидаю:

— У тебя бывает чувство, что все против тебя? Учителя или другие ученики, например?

Я думаю о том,