Ночь. Рассказы - Дмитрий Александрович Давыдов

В кабинете учитель оглядел Ганса снизу вверх, хмыкнул и указал на свободную парту. Пока Ганс шел к месту, ученики в классе перешептывались, только сел – все затихли. Учитель расхаживал по классу, невнятно говорил и возбужденно жестикулировал. Это высокий тощий человек с впалыми щеками и с длинными седыми бакенбардами. Ганс смирно сидел и смотрел на учителя, решительно не понимая, что тот говорит. Ни единого слова. Изо рта учителя выливался набор смешных и шепелявых звуков со свистом.

В классе слышались вздохи и зевки. Учитель стремительно подошел к кафедре, вытащил оттуда деревянную указку и остервенело заколотил об парту. Ученики напряглись. Учитель как ни в чем не бывало продолжил рассуждать вслух.

Ганс задумался и очнулся, когда ученики суетливо доставали письменные принадлежности. Кто-то достал перо и начал стругать перочинным ножом. Кто-то разворачивал желто-серые листы бумаги. А кто-то, отвернувшись в сторону, разбавлял чернила. Учитель взглянул на бездвижного Ганса, сморщился и подошел вплотную. Он свисал над мальчиком, словно башня над всадником. Гансу подкатили слезы к глазам. Он завертелся за партой, вытащил листы из ящика, вынул перья и наклонился, делая вид, что чем-то занят.

Кто-то хихикнул. Ганс поднял голову и подпрыгнул на стуле. Перекошенный учитель все стоял над ним и смотрел налитыми кровью глазами. Тогда Ганс мокнул перо в чернильницу, навел на казенный лист бумаги и капнул жирным шаром прямо в центр листа. Темно-лиловые пряди чернил расплылись паутиной.

Позже Ганс волочился домой и потирал ягодицы, чувствуя горячий отпечаток учительского башмака. Он увидел на узкой тропинке большого жука, который лежал перевернутый. Жук отталкивался лапками, старался вернуться в естественное положение. Ганс рассматривал тщетные попытки жука и ехидно зубоскалил. Когда мучения наскучили, Ганс взял с земли веточку и перевернул жука.

Длинный коричневый панцирь насекомого напомнил костюм учителя. Ганс замахнулся ногой и раздавил букашку начищенной туфлей. Завороженный он смотрел на желтую расплюснутую по тропе слизь и раздробленные частицы панциря. Ганс встряхнул голову и направился домой. Нечто гнетущее внутри мальчика рассосалось и отпустило.

Настал следующий день.

Занятий не было, только хоровое пение всей школой. Ганс зашел в огромный зал с высокими потолками, в конце которого располагался величественный орган. Стояли ряды юношей и молодых девушек. Ганс оказался в первой линии. У каждого в руках партитура со словами. Все оживленно переговаривались. Вышел преподаватель музыки, волоча полы сюртука. Он обозначил порядок композиций и удалился к инструменту. Начинали с Бетховена «Ода к радости».

Зазвучали громогласные трезвучия. Ганс взбудоражился. Если бы он сидел, то вскочил бы, но он стоял и хотел взлететь. Пока пел, он поднимался на носочки и опускался. Голоса затихли под заключительный аккорд, Ганс почувствовал толчок в спину. Он вылетел на середину зала и плюхнулся ничком. Грохот прошел волной и отразился в куполе потолка.

Позади Ганса сверкали черные поросячьи глазки. Джузета. В ярости Ганс подскочил и приблизился к обидчице. Он хотел получить ее око за свое. Ганс только замахнулся и вздрогнул от шлепка по затылку. За ним стоял преподаватель музыки. Только сейчас Ганс услышал напряженную тишину. Горечь подступила к горлу. Он хотел остаться на уроке и дослушать все композиции, но его выгнали.

Ганс медленно ступал по тропе и представлял, как он расправляется с ненавистной соседкой. Он припоминал ее до школы. Ганс радостно игрался со старшей сестрой, а Джузета робко сторонилась. Гансу и Грете весело, а Джузете грустно. Мать ее подбадривает подойти к ребятам. Джузета поступью приближается, а Ганс все весело играет с Гретой.

Показались очертания родного поселка, но домой не хотелось. Оттуда высокий и сгорбленный человек в перепачканной одежде направился в чащу леса. Это Эммануил, сомнений нет. Ганса щекотнуло любопытство. Он побежал к хлеву Эммануила, озираясь, как бы не наткнуться на родителей. Он прокрался в дом соседа и вдохнул запах теплого навоза. Ганс скривился, отошел в угол и уселся на охапку сена.

Под тяжелое дыхание буренки и редкое хрюканье поросят Ганс прижал колени к груди и провалился в думу. В голове шла вереница мыслей, за которой он не успевал следить. Шорох в клетке отвлек. Ганс приблизился. Кролики разного окраса резвились на опилочной насыпи. Ганс понаблюдал и достал пушистого зверька.

Короткое подергивание розового носика с усами умиляло. Ганс то прижимал кролика и гладил шерстку, то вытягивал перед собой и подбрасывал, как маленького ребенка. Обиды забылись, тоска смылась со стенок души.

Порядком измученный кролик блеснул черными глазами. Ганс приблизил животное к лицу и оторопел от знакомо поросячьего взгляда. Он швырнул кролика на пол и забил ногами. Ужас от содеянного мгновенно испарился. Взамен пришло гнилое удовольствие.

Вечером все небольшое поселение Дорфляйна наблюдало необычное поведение Эммануила. Он шастал от дома к дому и будто что-то высматривал. Жена Хаинриха подтрунивала над ним. Над ее остротами пыхтел и смеялся сосед Гросс.

– Неужто потерял что? – говорила жена Хаинриха, – может, навоза кусок?

– Нет-нет, – задиристо говорил Гросс, – верно, мыло ищет, на праздники отмыться!

Эммануил откликался только грустным взглядом. Удрученный он ходил и к кукурузным полям, и к лесу. Но вернулся к хлеву без надежды. Он опустился на скамью и зарылся землистым лицом в темные от сажи руки. Плечи его бесшумно содрогались под изумленные взгляды соседей. Лишь Ганс посматривал в окно с затаенной улыбкой.

На следующие угасание солнца случилось нечто. Дорфляйн услышал голос Эммануила. Семья старосты Хаинриха и сосисочника Гросса услышали душераздирающий вопль отшельника. Драматично Эммануил выбежал на луг трех домов и упал на колени, зажав что-то в руках. Соседи высыпали наружу и окружили бедолагу. Хаинрих стоял в недоумении и почесывал выбритый подбородок. Жена его весело переглядывалась с Гроссом. Жена Гросса сочувственно покачивала головой. Она хотела погладить беднягу, но только приблизилась, взвизгнула и отпрянула. Выбежал Ганс, окинул всех взглядом и застопорился на Джузете. Он нервно усмехнулся и убежал. Хаинрих подошел к Эммануилу. В руках отшельника висел грязный труп кролика.

Всю неделю странный любитель животных несчастно вскрикивал. Он реже выходил из дома и старался скорее вернуться. А по возвращению слышался протяжный доходящий до хрипоты стон. Хаинрих по долгу положения пытался решить это, но на все расспросы Эммануил отвечал только: «Кроли».

В один день все вернулось восвояси. Как и прежде в Дорфляйне стало тихо. Но неясно витала разница между поселением до странностей Эммануила и после. Ганс смотрел, как землю отца все так же возделывают, а часть собранного зерна относят Гроссу для варки пива. Смотрел, как мать по утрам варит овсяные хлопья и чистит