Полдень XXI век 2003 №4 - Полдень XXI век

— Не могу дальше, — сказал он, захлопнув книгу. — За Россию больно, до чего ее довели, сволочи. Скорей выпьем, не то расплачусь.

Они выпили по восьмой. Ванечка Вепсаревич всё ждал, когда же тот приступит к лечению, но Шамбордай упорно, как полжизни не ступавший на твердый берег капитан разбойничьей шхуны, накачивал себя алкоголем. Девятую они выпили молча. После десятой Шамбордай надел на себя странные какие-то ордена — Ванечка до этого таких никогда не видел, даже на Леониде Ильиче Брежневе.

— Это, — пояснил Шамбордай, — Орден Синей Ленты, а это — Интернациональный Орден добрых храмовников. Мне, как кавалеру и того и другого положено надевать их перед всяким рискованным предприятием. Лучше надеть заранее, пока ээрень-разведчик еще не вернулся, а то негоже встретить смерть без регалий — вдруг небесные тэнгэрины подумают, что я их пропил или потерял.

Ванечка — может, от выпитого, может, от пережитых волнений — почувствовал вдруг тревогу — не за себя, за Машеньку, бывшую рядом с ним и одновременно далекую, как Китай, и кажущуюся беззащитной и уязвимой без его, Ванечкиной, защиты. Тревогу усугубили слова, сказанные Лапшицким о смерти.

— За какую же такую я зашел гору, за которую нельзя заходить? — спросил он заплетающимся языком.

— Метафора, — ответил ему Лапшицкий, наполняя одиннадцатую рюмку. — Я знаю, о чем ты думаешь. Ты думаешь, вот он пьет, а дело стоит на месте. Дело же между тем стремительно движется к своему финалу. Непонятно только какого рода этот финал — трагический или счастливый. Это мне предугадать не дано. А на алкоголь не греши. Про алкоголь, как про покойника, — или ничего, или одно хорошее. Ибо что есть алкоголь? Алкоголь по-арабски есть «аль-кохоль» — что значит «чистая сущность вещей». Спирт же есть латинское «spiro» — дышать, жить. Он та самая панацея, искомая алхимиками древности. Я про алкоголь больше всех знаю. Вот у меня, смотри. — Он подвел Ванечку к книжному шкафу с мутным стеклом на дверцах и показал его содержимое.

Ванечка сощурил глаза, расфокусировавшиеся после десятой рюмки, и вчитался в названия на кожаных корешках:

Вопросы алкоголизма. Вып. 1–13;

И. Сеченов. Материалы для будущей физиологии алкогольного опьянения;

К. Бриль-Крамер. О запое и лечении оного;

Х. Я. Витт. О белой горячке или мозговой горячке от пьянства;

А. Л. Мендельсон. Учебник трезвости;

А. Л. Мендельсон. Итоги принудительной трезвости и новые формы пьянства;

Описание целительного декокта Рихарда Ловера;

Первушин С. А. Опыт теории массового алкоголизма.

Полкой ниже стояли книги медицинского и околомедицинского содержания, из которых Ванечка обратил внимание на следующие:

Гинтер, Давид и Шильдкнехт. Достоверный способ по ныне неиспытанным растениям исцелять всякого рода кровавый понос;

Д-р Циген. Душевная и половая жизнь юношества;

Иоганн Георг Модель. Описание бестужевских капель;

Обряды жидовские производимые в каждом месяце у сяпвециециухов;

Писчеков Д. Я. Наставление в пользу поселян, болезнующих цынготною болезнию;

Людвиг Скардови фон Рингтон. Примечания на шифгаузенской пластырь и исследование притрав в него входящих;

Способ к истреблению саранчи и ея зародышей и яиц, достоверными опытами изведанный и изъявленный в письме одного Германштадского жителя, что в Трансильвании, или Седмиградской земле, к другу его живущему в Вене и переведенный Кириллом Быстрицким Азовской губернии пограничным комиссаром.

Также Ванечка обнаружил на верхней полке большую библиотеку литературы об арахнидах на латинском, немецком, русском и польском языках, где из знакомых книг нашел три тома Д. Харитонова «Пауки», изданных Академией Наук, и книгу того же Д. Харитонова «Новые формы пауков в СССР» издания Пермского Университета.

Отдельно от других поверх медицинских лежала тощая книжка «Первая помощь больному ребенку» 1913 года издания.

«Для меня, наверное, приготовил», — подумал Ванечка, взял книгу, полистал, прочитал главу про угри, из которой усвоил, что «при появлении на лице ребенка угрей тотчас же следует запретить употребление колбасы, свинины, раков, сыров, дичи, вина, чая, кофе и всяких кислых напитков».

Он улыбнулся и положил книгу на место.

— Зря улыбаешься, — сказал Шамбордай. — Знаешь, чем пустое отличается от порожнего?

— Ничем, вроде бы, — продолжая улыбаться, ответил Ванечка.

— Это только видимость, что ничем. На самом деле отличается многим. Порожнее — значит, было и уже нет, опорожнили. А в пустом, может быть, ничего и не было, и все еще впереди. Так вот, Ванька, скажи теперь, кто из нас пустое, а кто — порожнее? Только ты не подумай, я тебя не собираюсь обидеть. Я в философском смысле этот вопрос тебе задаю. Только я не такой философ, который ангелов на конце иголки считает, я — практик, я все примеряю к жизни. И эти книги мне нужны как балласт, который не дает мне подняться слишком уж высоко и обжечься о небесную сковородку. То же и алкоголь…

Шамбордай наполнил до краев рюмки и громко провозгласил, глядя в плавающие Ванечкины зрачки:

— Я оплот государственности! — Он качнулся, ухватился рукой за бутыль и так же громко, как и начал, продолжил: — А что было, есть и будет для государства главное? Для государства главное иметь мощную финансовую основу, постоянный стабильный доход. Питейная же статья есть фундамент всего бюджета, и, следовательно, бороться с пьянством — это значит не уменьшать, а увеличивать питейный доход. Важно — пить регулярно. Пьянство личное должно всемерно поддерживать пьянство общественное. И — это между нами, тс-с-с, никому ни слова! — Шамбордай Лапшицкий поводил перед Ванечкиным лицом кулаком, сложенным почему-то в фигу. — Пьяным народом управлять легче.

Ванечка согласно кивнул — чтобы не обидеть хозяина, уже выпившего двенадцатую рюмку и без промедления наполнившего тринадцатую.

— Я вот человек крещеный, православный, можно сказать, хотя в церкви практически не бываю. — Ванечка одним махом опорожнил рюмку и подставил пустой сосуд под ниагарскую струю из бутылки. — А здесь у вас какие-то демоны, какие-то ээрени, конь-бубен, Менделеев в роли святого. Мой ангел-хранитель вот сейчас смотрит на это сверху и удивляется — как это я, крещеный, во всю эту вашу демонологию могу верить?

— Я, думаешь, не крещеный? — покачал головой Лапшицкий. — Крещение — это инициация, знак готовности к переходу из одного мира в другой. Крестить человека можно по-разному — можно водой, можно огнем, можно совокуплением с женщиной. Возьмем тебя, например. Ты — вепс, вепс-царевич, а у вас, вепсов, и крест не такой, как у всех, он по форме восьмиконечный, так что в какую тебя веру ни окрести, глаза твои всё равно в одну сторону смотрят — в лесную чащу. То же самое и с твоей болезнью: какое лекарство тебе Бог прописал — уколы в задницу или шаманский бубен — и какого лекаря тебе Бог назначил, тем и довольствуйся, тому и радуйся, за то и благодари Бога. — Шамбордай лукаво подмигнул Ванечке, сунул руку под стол с бутылками и достал оттуда некий экзотический инструмент, отдаленно напоминающий финский кантэле: полый ящичек из светлого дерева в форме лодки, длиной около метра. Гриф у инструмента отсутствовал, струны, сделанные из сухожилий оленя, крепились прямо на корпусе, на колках, изготовленных из птичьих костей. — Давно, однако, не брал я в руки свой шангальтоп. А то мы все о высоком, да о высоком. Пора отвлечься, песенку спеть. Ты, брат, как насчет песенки?